Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 64 из 132

Наконец, советская сторона соглашалась с ограничением численности бомбардировщиков, способных нести крылатые ракеты воздушного базирования. Советская сторона согласилась (в соответствии с американскими пожеланиями) с исключением не имеющих крылатых ракет воздушного базирования бомбардировщиков из списка подпадающих под ограничения самолетов. Советская сторона приняла давнишнее американское требование ограничения пусковых устройств морского базирования. Каждая сторона обязывалась ежегодно сообщать, сколько крылатых ракет морского базирования она намеревается разместить. «Эти компромиссы, — пишет Гартхоф, участник переговоров с американской стороны, — были фактической капитуляцией советской стороны в пользу американских позиций; все это было очень желательно Соединенным Штатам. Ясно, что Горбачев и Шеварднадзе хотели достичь соглашения даже за счет несбалансированных уступок, а Ахромеев, хотя и несколько сопротивлялся, был готов поддержать этот курс»287.

Читатель, представь, сколько бессонных ночей бились сотни разработчиков, тысячи квалифицированных рабочих, расходуя миллионы народных денег ради безопасности своего государства. И все ради того, чтобы утомившийся высший чиновник отвернулся от них. Теперь его восхищала не прекрасная наша — все терпящая страна, молча воспринимающая свою нелегкую судьбу, а пустой звон чужих колоколов, натужная лжедружба чужих владык, в мемуарах которых — они все написали воспоминания — нет ни одного искреннего слова восхищения тем, кто верил в эту дружбу, за которую он так много отдал. Они перейдут от него к Ельцину без малейших колебаний (который обещал в мировой геополитике еще больше), оставляя простаку его самоослепление, самоуверенность и многословие.

К этому времени Ахромеев уже покинул свой высокий пост начальника Генерального штаба и первого заместителя министра обороны. Теперь он был просто советником президента СССР. Поразительные уступки февраля 1990 г. ложатся, частично, и на его совесть. Все же Горбачев теперь встречал определенное сопротивление группы военных специалистов. Разъяренный, теперь он хотел, чтобы Генштаб не только говорил да или нет, но и участвовал в непосредственных переговорах с американцами.

Шеварднадзе прибыл в Вашингтон в начале апреля 1990 г. с несколько более жесткими позициями. Необходим был голос советских военных. Он стал слышен через две недели, когда переговоры по СНВ взял на себя заместитель Шеварднадзе по вопросам контроля над вооружениями Виктор Карпов, сопровождаемый генерал-полковником Брониславом Омеличевым, заместителем начальника Генерального штаба. Давление американцев перестало давать прежде гарантированные результаты. Переговоры на определенное время зашли в тупик

Видя, что на кону стоят исключительные по важности разоруженческие проблемы, американское руководство решило не «перебирать» в помощи бунтующим прибалтам. 24 апреля президент Буш удивил многих, отвергнув идею санкций в отношении Советского Союза (как ответ на ограничение Москвой поставок нефтепродуктов Вильнюсу). Американская сторона просто отложила «дарование» статуса наиболее благоприятствуемой нации (хотя эмиграция из СССР в эти недели и месяцы была столь большой, что американской стороне пришлось ввести ограничения).

Американцы стали подходить к немалой проблеме. С одной стороны, они, безусловно желали развала своего геополитического противника; с другой стороны, Вашингтон уже начинал опасаться стремительной политической дезинтеграции (явственные признаки которой видели все, кроме златоуста Горбачева). Дестабилизация вела к кризису, непредсказуемым последствиям в стране, переполненной ядерным оружием. Югославия в российских масштабах и с российской вооруженностью грозила мировыми масштабами катастроф.

В очередной раз Буш и Бейкер предупредили Горбачева и Шеварднадзе о негативных для американо-советских переговоров последствиях применения силы на балтийском направлении. Они предупредили, что это сорвет подписание торговых соглашений между США и СССР. 21 марта 1990 г. была с трудом сорвана резолюция сенатора Джесси Хелмса, призывающая к немедленному признанию независимости Литвы288.

Подготовка к саммиту





Тем временем в американской столице шла подготовка к визиту Горбачева. С советской стороны делом заведовал посол Юрий Дубинин. Он прибыл в Вашингтон в 1985 г. из Европы и поначалу английский был его слабым местом. Но посол был упорен, и вскоре языковый барьер начал исчезать, а посредническая роль Дубинина стала возрастать. Сомневался в этом Александр Бессмертных, который явно претендовал на пост посла в Вашингтоне. Соперничество достигло такого накала, что Бессмертных, нарушая этикет и святые правила, спрашивал иностранцев, как там Дубинин? Внутренняя борьба все же принесла результаты: за неделю до визита Горбачева (нелепо!) Дубинин был отозван из американской столицы и занял пост советского посла во Франции. Дубинин, трезвый и яркий человек, пришел прощаться с президентом Бушем. Они вдвоем обошли Белый дом, и в глазах Дубинина стояли слезы.

На его место прибыл Александр Бессмертных, которому Буш сказал: «С возвращением!» До визита Горбачева в США оставались считанные дни. В Москве Ельцин бился отчаянно за пост председателя российского парламента, и здравый смысл диктовал Горбачеву оставаться в Москве и следить за маневрами потенциального противника. Но блеск мирового признания был неотразим, и «Горби» практически поменял реальную власть на овации и красную дорожку. Правда, до этого он навестил Верховный Совет РСФСР и обвинил Ельцина в «отъединении России от социализма», в стремлении развалить Советский Союз, в «презрении к принципам, установленным Лениным». Но ситуация оказалась сложной. Только что созданная Коммунистическая партия Российской Федерации (Иван Полозков) атаковала Горбачева справа, а Ельцин слева. В такой ситуации ставленник Горбачева Власов имел мало шансов. Основная битва развернулась между Ельциным и сблизившимися Полозковым и Власовым. В критический день, когда по существу решалась судьба Горбачева, авантюрное взыграло в нем, и он поднялся в бело-голубой лайнер, устремившийся в направлении заката, в американскую столицу. Что ж, неверный расчет покарал тщеславие.

В конце мая 1990 г. Горбачев, вместо того, чтобы наблюдать за выборами Председателя Верховного Совета РСФСР (на место, к которому устремился Ельцин) прибыл к Бушу в Вашингтон. Желание быть в центре мировой сцены было неукротимо.

Во время обеда на борту пересекающего Атлантику самолета Горбачев узнал роковую для себя новость: Председателем Верховного Совета России стал Ельцин. Задумавшись, Горбачев сказал помощникам, «С ним нужно договориться, я не держу на него зла. Вообще-то говоря, Горбачеву следовало повернуть назад. Но для него это было уже немыслимым. Яд западного признания оказался сильнее. В половине седьмого вечера советский президентский самолет приземлился на базе Эндрюс. Буш строил линию поведения под влиянием подсказки дружественных канадцев: «Горбачев находится в саркастическом состоянии ума, его нужно отвлечь и не начинать переговоры немедленно».

Появившийся в двери самолета Горбачев выглядел спешащим. Под руку с Раисой Максимовной он сбежал по трапу. «Если Ельцин снова в политической игре, то нам предстоят тяжелые времена. Пожатие руки Бейкеру, и транспаранты на пути в столицу — «Поддерживаем Горбачева».

Вашингтон-1990

Буша завалили докладами о внутренней ситуации в СССР, анализом национальных проблем, осмыслением «российского транзита». Из Лэнгли Роберт Гейтс прибыл в Кеннебанкпорт с двумя чемоданами книг. Уже исключенной из-за Литвы была возможность выступления Горбачева перед объединенной сессией американского Конгресса. Марлин Фицуотер определил отношения между Горбачевым и Бушем как «трудную любовь». Насколько отношения можно было характеризовать как «любовь», должно было определить новое свидание.