Страница 29 из 132
Одно твердо ясно: Горбачев стремился восстановить процесс разоруженческих переговоров даже со столь враждебной администрацией, как рейгановская, которая подвергла сомнению практически все соглашения в этой области между СССР и США. Горбачев с этого времени начинает развивать идеи о так называемом «достаточном» уровне, причем, где находится этот «уровень достаточности», похоже, знал лишь он сам — так как собственно военных специалистов ему приходилось уговаривать и убеждать. В речах Горбачева с этого времени центральное место начинает занимать тезис «разумной достаточности» как критерия создания нового соотношения сил: «Мы не должны делать ни одного шага более того, что требуется разумной, достаточной обороной»119.
30 мая 1987 г. страны Варшавского Договора подвергли формальной ревизии прежнюю стратегическую доктрину. Теперь главный акцент был сделан на оборонительном характере и соответствующей стратегии. Внутри страны, как уже говорилось, Горбачев использовал факт беспрепятственного полета через всю страну — до Красной площади — молодого немца Руста для того, чтобы снять со своего поста министра обороны маршала Сергея Соколова (и его заместителя — маршала авиации Александра Колдунова) и заменить его своим выдвиженцем генералом армии Дмитрием Язовым.
Более того, на следующем Пленуме Центрального Комитета (25–26 июня 1987 г.) Язов стал кандидатом в члены Политбюро, в которое на этом пленуме были введены такие сторонники Горбачева, как Александр Яковлев, Виктор Никонов, Александр Слюньков. Нужно также сказать, что на этом пленуме впервые улыбчивый и склонный легко обращаться с проблемой Горбачев впервые пришел к выводу, что поставленные им с такой легкостью проблемы радикальной трансформации советского общества, экономики и политической системы устрашающе тяжелы. Впервые Генеральный секретарь заговорил о подлинном кризисе. В этой обстановке куда интереснее и восхитительнее была деятельность словесного плана на международной арене, где каждый шаг отзывался фанфарами восторгов в адрес молодого лидера советского мира, ощутившего в себе способность обойти пожилого голливудского актера, давно потерявшего гибкость.
29 мая советская сторона выдвинула в Женеве новые предложения. Москва отошла от прежней стандартной позиции, предполагавшей запрет исследований и развертывания «космических ударных вооружений» в ответ на пятидесятипроцентное сокращение советских стратегических сил. Американская сторона готова была дать обязательство не выходить из Договора по ПРО на протяжении 15–20 лет, а взамен сократить стратегические вооружения на 30 процентов. «Советские ограничения на развертывание СОИ были неприемлемы для нас»120. 11 июня госсекретарь Шульц позвонил новому советскому послу в США Дубинину: американская сторона позитивно воспринимает советские предложения. 12 июня президент Рейган созвал узкую группу специалистов в Ситуационной комнате для обсуждения советских предложений.
Продолжение советского наступления было ощутимо во время встречи министра иностранных дел Шеварднадзе с государственным секретарем Джорджем Шульцем. Советский министр продекларировал американское «право» иметь равные с Советским Союзом потолки как в категории ракет средней дальности, так и ракет меньшей дальности — категории, в которой советские вооруженные силы имели уже развернутыми 169 ракетных комплексов, а у США не было ни одного. Милое разрешение. Американцы подобных разрешений никогда не давали.
При этом Горбачев дал ясно понять, что для него желательно осуществить государственный визит в Вашингтон. Видя эту зацепку, Джордж Шульц продолжал активно использовать идеи гражданских прав в Советском Союзе. Почему только в Советском Союзе? Да потому что «виновные» опускали глаза и не хотели расстраивать своих приятных американских гостей неловкими посягательствами на американские святыни.
Гораздо приятнее и поощрительнее в цивилизованном дипломатическом обществе было подписать соглашение о сотрудничестве в мирном исследовании космического пространства. Теперь не только высшие чины американской администрации принимались в Москве по первому разряду, но и такие деятели, как спикер палаты представителей Джим Райт. Горбачев безусловно набрал очки своими предложениями о «двойном нуле» ракет среднего и меньшего радиуса действия и предложением заморозить все испытания. Горбачев с удовлетворением читает делаемые специально для него переводы западных статей, восхищающихся «новым кремлевским мечтателем»121.
Предложения Горбачева вызывают самую положительную реакцию у канцлера ФРГ Гельмута Коля, который присоединяется к неожиданному одобрению нового кремлевского вождя со стороны Рональда Рейгана на встрече западной «семерки» в Венеции в июне 1987 года122. Роль мирового благодетеля буквально пьянит Горбачева, который несколько лет назад ничего не знал о мировом стратегическом балансе и о тонкостях переговорных позиций СССР и США. 23 июля 1987 г. новый неутомимый борец за сохранение жизни на Земле делает новое предложение: пусть два предлагаемых нуля (ликвидация РСД и РСМД) будут полными. Советскому Союзу и Соединенным Штатам не стоит оставлять прежде оговоренных сто ракетных комплексов как в Азии, так в Америке и Европе. Рейган тайно говорит Колю, что эти предложения кажутся ему привлекательными123. И министр обороны США организовал встречу военных лидеров НАТО, которые выступили за уничтожение всех ракет средней дальности на глобальном уровне124.
Все это не мешало президенту Рейгану в период между апрелем и сентябрем 1987 года резко критически отзываться о стране, с которой он, судя по его словесным высказываниям, желал наладить добрые отношения. Читатель, странная складывалась ситуация. Положительно относясь к уступкам Горбачева, президент Рейган ни разу не выразился с похвалой о стороне, которая делала желательные ему уступки. Напротив, он как бы ярился все более и требовал все больших изменений в советской позиции, в ее стратегии, в политическом строе СССР. Горбачев же (удивителен этот мир) начинает привыкать к сугубому негативизму Белого дома даже после самых крупных шагов навстречу американским пожеланиям. В тех же местах, где Горбачев желал изменения американской позиции более всего (размещения оружия в космосе, замедления реализации Стратегической оборонной инициативы, американского участия в региональных конфликтах) Рейган занимал «железобетонную» оборонительную позицию, не желая уступить ни на шаг.
Но даже Рейган не мог абсолютно игнорировать «отступательный» стиль Горбачева. 12 июня 1987 г., выступая в Берлине, президент Рейган позволил себе смягчиться. «Ныне Советы сами, хотя и ограниченным образом, пришли к пониманию важности свободы». И здесь Рейган обратился прямо к Горбачеву, сам не зная каких демонов будит: «Если вы желаете мира, если вы желаете процветания для Советского Союза и Восточной Европы, если вы добиваетесь либерализации… Мистер Горбачев, снесите эту берлинскую стену»125.
Много лет прошло, и нет давно берлинской стены. А сказать все же хочется: «Вы, деятели Запада, которым так мешала Берлинская стена, если вы желаете процветания России и Восточной Европе в целом, теперь вы снесите грандиозную визовую стену, которую именно вы воздвигли между Западной и Восточной Европой.
А президент Америки ярился все более. На конференции украинских католиков он восславил «борьбу, которая началась на Украине 70 лет назад и которая идет во всей советской империи, «в Казахстане, Латвии, Молдавии и среди крымских татар». Читал ли все это лидер огромной многонациональной страны, пережившей такую историю в двадцатом веке? А если читал, то почему не ответил от имени объединившегося народа той стране, которая тоже знала раскол, преодоленный многотысячными жертвами под руководством президента Линкольна? А Рейган без обиняков ставит цель: «Помогать демократическим инсургентам в их битве за самоопределение»120. Ощущал ли Горбачев опасность американского нажима и пропаганды для своей страны?