Что Кейти делала

— Ох, папа! — простонала Кейти между всхлипываниями. — Разве это не ужасно: несколько минут на качелях — и столько вреда! Из-за такого-то пустяка!

— Да, пустяк! — повторил доктор Карр печально. — А другой пустяк — забыть приказ тети Иззи не качаться на качелях. Все произошло только из-за того, что не было маленького «гвоздя» — послушания!

Много лет спустя Кейти сказала кому-то, что самыми длинными в ее жизни были те шесть недель, что последовали за этим разговором с папой. Когда она узнала, что надежды на быстрое выздоровление нет, дни стали бесконечно длинными, и каждый новый казался скучнее и печальнее предыдущего. Она пала духом. Ничто не интересовало ее. Тетя Иззи приносила ей книжки, но она не хотела ни читать, ни шить. Кловер и Сиси приходили посидеть с ней, но их рассказы об играх и о том, что они делали, вызывали у нее такие горькие слезы, что тетя Иззи велела девочкам навещать больную пореже. Им было очень жаль Кейти, но ее комната казалась такой мрачной, а сама Кейти такой сердитой, что они не очень огорчались, когда им не позволяли заходить к ней. Кейти заставляла тетю Иззи держать ставни плотно закрытыми и лежала в темноте, думая о том, как она несчастна и какой несчастной будет она всю оставшуюся жизнь. Все проявляли по отношению к ней большую доброту и терпение, но она была слишком себялюбиво несчастна, чтобы замечать это. Тетя Иззи носилась вверх и вниз по лестнице, весь день была на ногах, стараясь найти что-нибудь, что могло бы обрадовать Кейти, но та едва открывала рот, чтобы проронить: «Спасибо», и никогда не замечала, какой у тети Иззи усталый вид. Пока Кейти была вынуждена оставаться в кровати, она не могла быть благодарна окружающим, что бы они ни делали ради нее.

Но какими бы печальными ни были дни, ночи оказывались еще хуже. Когда тетя Иззи засыпала, Кейти лежала без сна и плакала, долго и безнадежно. В это время она думала обо всех тех планах, которые строила прежде, обо всем том прекрасном, что она собиралась сделать, когда вырастет. «А теперь я никогда ничего этого не сделаю, — повторяла она себе, — а только буду лежать и лежать здесь. Папа говорит, что со временем я поправлюсь. Но я не поправлюсь. Я знаю, что не поправлюсь. Но даже если и поправлюсь, годы будут потеряны и остальные вырастут и уйдут вперед, и я не смогу помогать им, да и никому другому. О, как это ужасно!»

Первым, что изменило столь плачевное положение дел, было письмо от кузины Элен, которое однажды утром принес и вручил тете Иззи папа.

— Элен пишет, что едет домой на этой неделе, — сказала тетя Иззи, обернувшись от окна, к которому подошла, чтобы прочитать письмо. — Жаль, конечно, что она не остановится у нас, но, я думаю, она совершенно права: и с одним инвалидом в доме вполне достаточно забот. Именно так: у меня и с Кейти хлопот полон рот.

— ax, тетя Иззи! — воскликнула Кейти. — Кузина Элен будет проезжать мимо нас? Ах, уговорите ее остановиться в нашем доме! Хотя бы на один день! Попросите ее! Я так хочу ее видеть! Я не могу выразить, как сильно я этого хочу! Пожалуйста! Пожалуйста, папа!

Она чуть не плакала.

— Ну конечно, дорогая, если ты так этого хочешь, — сказал доктор Карр. — Тетя Иззи так добра, что, хотя это и принесет ей немало хлопот, я уверен, она согласится, если это доставит тебе столько радости. Ведь ты согласна, Иззи? — И он просительно взглянул на сестру.

— Конечно! — сказала мисс Иззи от всей души.

Кейти была так рада, что впервые в жизни по собственной воле обняла тетю Иззи и поцеловала.

— Спасибо, тетушка, милая! — сказала она.

Тетя Иззи, казалось, была очень довольна. У нее было отзывчивое сердце, но ее суетливость и ворчливость скрывали это, а Кейти никогда прежде не болела и не могла об этом узнать.

Всю следующую неделю Кейти была в горячке ожидания. Наконец кузина Элен приехала. На этот раз Кейти не встречала ее на крыльце. Но вскоре папа принес кузину Элен на руках в комнату Кейти и посадил в кресло возле кровати.

— Как у тебя темно! — сказала кузина, когда они поцеловались и поговорили минуту или две. — Я совсем не вижу твоего лица. Ты боишься, что будет больно глазам, если впустить немного света?

— Нет, — ответила Кейти. — Глазам не больно, только я терпеть не могу, когда в комнате солнце. Почему-то я тогда хуже себя чувствую.

— Кловер, раздвинь немного шторы… Вот теперь я вижу тебя, Кейти, — сказала кузина Элен.

Вид Кейти вызывал сострадание. Лицо ее похудело, под глазами от постоянных слез — красные круги. Тетя Иззи дважды расчесывала ее волосы в то утро, но беспокойная Кейти так часто запускала в них пальцы, что теперь они стояли у нее на голове, как нестриженый куст. Ее ситцевый халатик, хоть и чистый, был очень некрасивой расцветки, а комната при всей ее опрятности имела пугающий вид из-за выстроенных вдоль стен стульев и целого ряда бутылок с лекарствами на каминной полке.

— Отвратительно, правда? — вздохнула Кейти, когда кузина Элен огляделась вокруг. — Все отвратительно. Но вы приехали, и мне уже не так тяжело. Ох, кузина Элен, я пережила такое страшное, страшное время!

— Я знаю, — сказала кузина с сочувствием. — Я обо всем знаю, Кейти, и мне так жаль тебя. Бедняжка моя, это такое тяжелое испытание.

— Но как, — воскликнула Кейти, — как вам удается оставаться такой доброй, красивой, терпеливой, когда вы все время плохо себя чувствуете и ничего не можете делать — ни ходить, ни стоять? — Голос ее прервался, она зарыдала.

Кузина Элен помолчала. Она просто сидела и гладила руку Кейти.

— Кейти, — сказала она наконец, — папа говорил тебе, что со временем ты поправишься?

— Да, — ответила Кейти, — он говорил. Но может быть, это будет очень, очень не скоро. А я столько всего хотела сделать. Но теперь я ничего не могу!

— Что же ты хотела делать?

— Учиться, и помогать людям, и стать знаменитой. И я хотела воспитывать младших. Мама надеялась, что я буду заботиться о них. А теперь я не могу ходить в школу, не могу учиться. А если я когда-нибудь поправлюсь, все дети будут уже почти взрослые и я им буду не нужна.

— Но почему ты должна ждать, пока поправишься? — спросила кузина, улыбаясь.

— А что я могу сделать лежа в кровати?

— Немало. Хочешь, Кейти, я скажу тебе, что, как мне кажется, я сказала бы себе, будь я на твоем месте?

— Конечно, — ответила Кейти чуть недоуменно.

— Я сказала бы так: "Ну вот, Кейти Карр, ты хочешь ходить в школу и учиться, чтобы стать умной и полезной людям, и здесь тебе представляется очень удобный случай сделать это. Бог может взять тебя в Его школу — в школу, где Он учит всяким замечательным вещам. Может быть, он продержит тебя в ней только одно полугодие, а может быть, три или четыре. Но как бы ни случилось, ты должна постараться извлечь из этого как можно больше пользы".

— Но что это за школа? — спросила Кейти. — Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Она называется Школой Страдания, — ответила кузина Элен с самой милой улыбкой. — А место, где будут проходить уроки, — твоя комната. Правила в школе довольно суровые, но хороший ученик, подчиняющийся им, вскоре понимает, насколько они справедливы. Уроки в этой школе тоже не из легких, но чем прилежней учишься, тем интереснее учиться.

— Какие же это уроки? — спросила Кейти с интересом. У нее было такое чувство, словно кузина Элен рассказывает ей увлекательную историю.

— Вот, например, уроки Терпения. Это один из самых трудных предметов. Им не овладеешь сразу, но каждый урок, который ты заучиваешь наизусть, делает следующий легче. Или уроки Оптимизма. Или уроки, на которых учат, Как Использовать Вещи Наилучшим Образом.

— Иногда нет совсем ничего, что можно было бы использовать наилучшим образом, — с грустью заметила Кейти.

— Есть, и всегда! Все в мире имеет две ручки, за которые можно взяться. Ты этого не знала? Одна ручка гладкая. Если ты берешься за нее, поднять эту вещь легко и просто. Но если ты схватишься за шершавую ручку, то и руку повредишь, и поднять вещь будет трудно. Некоторые люди умудряются всегда хвататься не за ту ручку.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.