Яблони на Марсе

Головин рассказывал, как постепенно становилось все очевиднее: в космосе стоит выращивать не пшеницу или картофель, а зеленные культуры. Вспоминал, как в 1971 году в космос была отправлена установка «Оазис-1», как подбирали наиболее эффективные конструкции космических оранжерей. Химики-технологи, инженеры взялись тогда за чисто биологическую вроде бы задачу. Более того, скорее даже сельскохозяйственную. Состоялась встреча миров трудносовместимой природы: бездушного техницизма, безжизненных железок с деликатными и уязвимыми частями живого. В таких условиях новые взгляды ну просто не могли не родиться! И действительно вскоре был сделан смелый шаг: возникли соображения о настоятельной необходимости использования в космических оранжереях движущихся растений.

Признаюсь, что в этом пункте повествования я вынужден был сделать остановку. Одолевали сомнения. Как лучше поступить? Изложить технические подробности сразу и тем поневоле снизить пафос содеянного, или же, напротив, так сгруппировать материал, чтобы как можно более рельефно подчеркнуть принципиальную значимость предложения Головина, раскрывать карты постепенно. И все же решил: идти вторым, хотя, возможно, и несколько более длинным путем.

А теперь представьте себе, читатель, такую картинку. Вы сидите в кинозале и на экране видите… яйцо, около него курица-мать в ожидании. Яйцо сжимается, растягивается, вибрирует… Треск раскрывающейся скорлупы, верхушка яйца летит вниз. Но вместо цыпленка оттуда показывается… зеленый росток! Он бледный, пошатываясь, вылезает наружу и делает первые неуверенные шаги…

Фантасмагория? Лишь отчасти. Скорее пролог к рассказу о том, что сделали Головин и его сотрудники. Ведь исследователи, по сути, задали себе вопрос: нужно ли растениям бегать трусцой? И ответили на него положительно.

Но мы договорились вести изложение неспешным ходом. Посему позволим себе войти еще в некоторые подробности. Порассуждаем об уместности или абсурдности соединения понятий «растение» и «движение».

Искусствоведы точно знают: поймать, запечатлеть движение в камне, дереве, глине — высшая задача скульптора. Потому так охотно изображают ваятели животных. Но лепить сосну, дуб?!

Неподвижность — характернейшая примета растительности. Вообразите себя на секунду в лесу-храме, среди стволов-колонн; вы стоите в лучах света, которые, найдя прореху в зеленой «крыше», освещают камни, мох, пучки травы; пронзительная тишина, ничто не колышется… Скульптура березы, клена? Эстетическая бессмыслица!

Только японцам посчастливилось научиться создавать как бы живые статуи растений. Мы говорим об искусстве «бонсай», что в переводе означает «вековое дерево в цветочном горшке». Вырастить крошечное деревце, считают японские ботаники, все равно что гармонично воспитать ребенка, развив в нем его индивидуальные привлекательные черты. Выращенные в семье деревья-карлики становятся фамильными реликвиями и бережно передаются от родителей к детям, символизируя преемственность поколений. Сегодня самая большая в мире коллекция бонсай находится в саду японского императора Хирохито: одному из деревьев по преданию минула уже тысяча лет!

Знатоки японских обычаев утверждают, что умение это имеет свои философские и эстетические корни: главное — в малом выразить большое, сохранив все то, что характерно для данного растения. С начала нынешнего столетия увлечение карликовыми деревьями переживает настоящий бум: во многих странах возникли клубы приверженцев этого вида искусства, в нашей стране тоже появились поклонники бонсай, они уже вырастили миниатюрные деревья наших лесов — березы, осины, рябины.

Веками японские коллекционеры охотились за деревьями, растущими на скалах или в суровой тундре, где природные условия превратили нормальные деревья в карликовые. Пытаясь продлить жизнь этим дикорастущим деревьям столь необычной формы, японские садовники постепенно постигали тайны искусственного уменьшения роста деревьев и в конце концов сами научились выращивать деревья-карлики. С помощью различных ухищрений: подрезание корней и ветвей, сложная методика прививок, физическими средствами — тиски, проволочные подвязки, тормозящие развитие камбия, обеспечивающего увеличение диаметра ствола, всякими ограничениями, уменьшая количество доступной для растения земли, минеральных веществ в ней — можно катастрофически замедлить рост деревьев. Обычная высота их — 50–60 сантиметров, у самых маленьких — 7–8, иногда выращивают деревца в чашечке величиною с ореховую скорлупку.

Однако и образчики бонсай, на наш взгляд, только еще больше подчеркивают статичность растений, их некинематичность. Понятно, покой растений обманчив. Вспомним про «десант» семян одуванчиков, про взрывающиеся бобы, про то, как листья растений поворачиваются, тянутся к свету. Движение не совсем чуждо растениям. Вот только перемещаться по земле — этого растениям действительно не дано, это качество им мог бы подарить только человек.

Блуждать по свету мешает растениям борода корней, она намертво привязывает их к земле. И все же есть в Москве, и не только в ней, место, где растения должны чувствовать себя как на беговой дорожке. Шагающие растения? Вопреки природе и логике? Да, возможно и такое.

Конечно, мысли о движении растений вызревали постепенно. Вначале Головин и его коллеги, выполняя заветы Цандера, стремились только к тому, чтобы как можно рачительнее использовать свет на «космических» грядках.

Обычно заботливо выхаживаемые огородником посадки безобразно расточительны по отношению к солнечному свету и теплу. Но поглядите, как бережливо ведет свои дела природа. Торопясь, сменяя друг друга в строгой последовательности, разноликие по внешнему виду и характеру представители земной флоры ловят чуть ли не каждый солнечный лучик.

А всходы на грядках? Росток от ростка отделены участками голой земли, и солнце лишь понапрасну сушит черную почву. Или другая крайность: в неумело задуманном посеве между растениями-соседями идет острейшая конкуренция за свет и жизненное пространство. Кто не сажал на даче, скажем, морковь. Небрежно, щедро сыплем семена, и все густо-густо зарастает морковными хвостиками. Приходится позднее прореживать посадки, удалять часть растений. «В тесноте — не в обиде» — эта пословица не для растений.

Должно быть, раздумья об этих житейских очевидностях и породили простое решение. То, что трудно осуществить природе, можно сделать легко, если сажать растения в особые механические грядки. Ведь это же так просто! Собрать грядку в гармошку, посеять возделываемые культуры тесно сжатыми рядами, а потом, по мере того, как растения все шире и шире разворачивают свою листву, раздвигать эти ряды. Вот тогда-то каждому растению можно предоставить жилплощадь ровно такую, какая ему необходима в данный период его жизни: молодым росткам — маленькую, взрослым растениям — большую.

Итак, движение растений к урожаю началось! Сперва ход мысли ученых из института медико-биологических проблем не отличался особой оригинальностью, но вот приоритет следующего шага неоспорим. Исследователи расположили растения всех возрастов в ряд по степеням развития. Растения выстроились в затылок, расположились на длинной ленте по старшинству, а стало быть, и по росту. Кажется, еще миг — и они дружно, в такт, замаршируют. Отныне растения уже просто обязаны двигаться. Они растут и требуют себе все большего жизненного пространства. Значит, мехи «гармошки» надо непрерывно раздвигать.

Свою уникальную установку Головин и его сотрудники назвали фитодром. «Фито» по-гречески означает «растение», «дромос» — «место для бега». Но, конечно, это не скачки, скорее бег трусцой. Во всяком случае, растения попадают из пункта А в пункт Б.

И происходит все вот как. В фитодроме зерна кладут вовсе не в почву, и даже не в ее заменители, а на обыкновенную полиэтиленовую пленку, которую вставляют в специальные кассеты — держатели. Их одну за другой и размещают на фитодроме. Если теперь посмотреть на эти ряды кассет сбоку, то будет видна зеленая «горка» — постепенный переход от слабых проростков в начале фитодромной дорожки до взрослых растений в конце.