Страница 7 из 23
— Вы, вероятно, проигрались, сударь? — спросил Трепидекса лакей Луи, заметив, что его барин не в настроении.
— В пух и прах.
— Не горюйте, в другой раз отыграетесь… Какой-то господин заезжал недавно к вам; я его не знаю. Сказал, что заедет еще раз.
Из передней послышался звонок…
— Вероятно, это он…
Луи ушел, но скоро возвратился.
— Я угадал, — произнес он, — так и есть, давешний посетитель. Своей фамилии он не называет, но говорит, что по неотложному делу.
— Да, по неотложному делу, — повторил чей-то глухой голос.
Неизвестный вошел, не дожидаясь ответа.
Трепидекс вскочил:
— Князь Волкани?
— Он самый, — подтвердил вошедший. — А вы, милостивый государь, мерзавец!
Луи благоразумно ретировался. Трепидекс с изумлением посмотрел на князя.
— Да, мерзавец, — продолжал невозмутимо князь, — идиот, кретин, молокосос. Слышите?
— Слышу.
— И принимаете так хладнокровно, не моргнув глазом. Вы жалкий трус!
— Я не трус, — обиделся Трепидекс, — я только очень удивлен; я не понимаю, в чем дело; садитесь, пожалуйста, — и он указал рукой на кресло…
Волкани отказался.
— Вы не понимаете. Ха! ха! ха! Вы не понимаете. Тут замешана Каботина, милостивый государь. Я люблю эту женщину и хочу, чтобы она была моей, и я добьюсь этого.
— Прошу вас, садитесь, — настаивал Трепидекс.
— Не желаю. Я явился для того, чтобы нанести вам оскорбление. Вы ее любовник. Я хочу вас устранить. Мы будем драться на дуэли…
— Никогда.
— Мы будем драться, так как Каботина, увидев вас побежденным, отвернется от вас с презрением. Я мог бы попытаться встретить вас где-нибудь вне дома; дать вам пощечину, придравшись к чему-нибудь; но я тороплюсь.
— Дуэли устарели, — небрежно заметил Трепидекс, — не говоря уже о том, что я могу прострелить вас или проколоть шпагой.
— Попробуйте.
— Но предположим, что победителем останетесь вы? Вы думаете, что это вам поможет? Каботина прогнала вас вчера, это еще ничего; но она хвасталась этим на сцене, а это уже плохо. Если вы убьете меня, она вас возненавидит. Вы ошиблись, князь; если бы я чувствовал хоть малейшую любовь к Каботине, при первом же вашем слове я выставил бы вас за дверь. Но, как видите, я разговариваю с вами совершенно спокойно и даже рад вашему приходу. Сама судьба послала вас ко мне; вы мой спаситель. Садитесь, прошу вас.
Изумленный Волкани наконец сел.
— Какой я дурак, что не подумал об этом раньше, — продолжал Трепидекс. — Вы правы: я, действительно, идиот и кретин. Уступаю вам эту женщину с радостью; не только уступаю, но передаю прямо в ваши руки. Однако, знайте, Каботина будет кричать, скандалить, так что советую вам принять соответствующие меры… Держите ее в заточении, пока она не образумится, но ради бога, не выдавайте меня, не говорите, что я помог вам ее похитить. Само небо послало вас ко мне. Каботина предъявила мне ультиматум, на который я должен ответить завтра. Если вы произнесете мое имя — все погибнет. Могу ли я рассчитывать на вашу скромность?
— Мне 50 лет, — ответил князь, — я человек серьезный.
— Отлично.
Трепидекс уселся за письменный стол, взял листок бумаги и написал:
«Ужасная женщина, надеюсь, что ты останешься довольна, все устраивается по твоему желанию. Завтра вечером расскажу подробно. Обедать с тобой не могу, но один из моих друзей заедет за тобой в театр и отвезет тебя в клуб, где я буду тебя ждать».
Трепидекс прочел письмо вслух, сложил его вчетверо, вложил в конверт и надписал адрес.
— Князь, — сказал он, — отнесите или отошлите это произведение искусства на почту и приготовьтесь к бою. Если ваша карта будет бита, я погиб.
Волкани сиял.
— Вы, надеюсь, забудете об оскорблении, — вкрадчиво заметил он. — Когда человек любит…
— Я не знаю, что значит любовь, — ответил Трепидекс, — но можете не беспокоиться, я уже забыл.
По уходе князя, Трепидекс так глубоко вздохнул, что Луи заглянул в комнату.
Трепидекс расхохотался.
— Я выиграл, — потер он руки.
— Задали перцу этому господину?
— Я ему всучил женщину, да какую!
— Каботину? Номерок! Порастрясет она его сундук.
И оба, и барин и лакей, долго и весело хохотали над одураченным князем.
— Я ведь не спал двое суток, — заявил наконец Трепидекс, — ну, ничего, сегодня наверстаю, принеси-ка мне портвейну и пирожных. Эх, хорошо жить на свете!
На следующий день довольный и радостный Трепидекс отправился навестить отца Гамины.
Он застал его в конторе, заканчивающим составление сметы для «Недели безумств».
— Как поживает королева? — осведомился, входя, король.
— Плутовка, — ответил отец с притворной суровостью, — на даче. Она пожелала иметь загородный домик, и мне пришлось купить его.
— Боже мой! — воскликнул огорченный Трепидекс.
— Успокойтесь, друг мой, — улыбнулся Брассер-д’Аффер, — она вернется к «Неделе безумств»; костюм, шляпа, драгоценности — все готово. Портные оспаривают друг у друга честь шить на Гамину. Не из-за ее прекрасных глаз, конечно, а из-за рекламы. Их было семь. Я помирил их, заказав каждому по туалету, для каждого дня недели; я хочу, чтобы королева поддержала реноме клуба, его президента и своего старика отца. На этот раз она будет законодательницей мод.
— Восхитительно, — захлебнулся от восторга Трепидекс. — Ну, а смета?
— Закончена. Празднества будут стоить около 85 миллионов, включая сюда процент для подрядчиков.
— Надо найти подходящих людей.
— Жавиль?
— Вы предупредили меня; с ним можно столковаться.
— Повидайте его, уговорите, заключите с ним договор, мои друзья и я даем вам полномочия. Кстати, я и сам могу съездить к нему, чтобы избавить нас от потери времени.
— Отлично.
Довольный Брассер-д’Аффер вдался в подробности, из уст его посыпались шестизначные цифры; он уже видел свою Гамину в ореоле светских успехов и радостно смеялся. Трепидекс вторил ему. Через открытое окно, у которого они сидели, доносился глухой шум улицы.
V
— Вы хотели простоты, мадемуазель? Вы ее достигли!
— Восхитительно, — ответила Гамина.
Молодая девушка живо выскочила из автомобиля. Компаньонка сошла спокойно и окинула критическим взглядом низкий домик среди пышной зелени.
— Гм! — сказала она. — Действительно, просто. Даже чересчур…
Шофер понимающе усмехнулся.
Деревянная облупившаяся калитка вела в эту ферму, «прекрасно расположенную и хорошо сохранившуюся», которую Брассер-д’Аффер купил через комиссионера. Гамина взялась за скобку, но калитка не поддавалась. Вокруг никого не было видно. Вдруг из-за кустов показался старик-крестьянин, с мозолистыми руками, в выцветшей от непогоды шляпе.
— Вы новые владельцы? — спросил он. — Ну, ключ у меня; я сейчас открою.
Ключ был огромный, замок ржавый, но старик ловко справился со своей трудной задачей.
— Надо смазать замок маслом, — заметил он, — я вам могу продать его. Ведь четыре года здесь никто не жил, вот замок и скрипит…
— Вы хотели простоты, Гамина… — подчеркнула насмешливо компаньонка.
Калитка открылась, и они гуськом вошли в заросший травою двор; их шаги спугнули бабочек и кузнечиков. Старик, шедший впереди, опять повозившись немного с дверью, широко распахнул ее.
— Я внес мебель, — предупредил он, — а то она, присланная несколько дней тому назад из города, валялась на дворе. Кстати, я прихватил и ящики с посудой.
— Боже мой, паутина, — прервала его компаньонка, — я отказываюсь здесь жить.
— Мы сметем ее, — улыбнулась Гамина.
— А черные стены, а низкие потолки! Что представляет собою эта комната? Кухню? А куда же выливать воду?
— В помойку, — ответил старик.
— А вода?
— Для питья? В двух шагах отсюда есть колодезь; если же вода идет на другие потребности, ее можно брать из пруда в саду.