Страница 19 из 31
Немного понаблюдав за ним, я воочию убедился, как подходя к части, обычный парень Рома в один миг превращается в Голубя, словно Билли Миллиган, отдавая свое сознание в распоряжение другой личности.
Пример этот оказался заразительным. И вскоре к Голубю присоединился сержант Потеря. На каждом построении эти два дебила корчили друг другу рожи, плевались, обменивались пенделями и лещами, гонялись друг за дружкой, а поймав - имитировали половое сношение и дико ржали. Следуя каким-то своим тайным соображениям, сержант Потеря на местах построения втихаря оставлял использованные одноразовые шприцы. На вопрос:
- Зачем ты это делаешь?
Потеря ответил:
- Пусть шакалы думают что мы все здесь нарики и боятся...
Впрочем, защита срабатывала далеко не у всех. Молодежь просто терпела, ожидая конца контракта, большинство же ломались и потихоньку превращались в homo soldatikus. Но особенно тяжко приходилось тем, кто терпеть не хотел, а защита не срабатывала. То есть мне. Постоянно раздумывая над тем, что я потерял в этой богадельне с военным уклоном, я становился все более угрюмым и замкнутым. Вскоре, мое внутренне состояние стало проявляться во внешних признаках...
Собрав как-то личный состав на ПХД, Горячий в сотый раз толкнул речь, что нам надеяться не на кого, за нами следят все разведки мира, и мы в ответе за судьбу России. Тут я понял, почему в России все так непросто. Потом Горячий упомянул о соблюдении техники безопасности, и рассказал историю про то, как пять человек и один контрактник нашли на полигоне боеприпас. И, вместо того чтобы разбежаться, они скучковались и решили его разобрать. В итоге - пять трупов и один мертвый контрактник. Во время пламенной речи Горячего, стоявший рядом Патифон толкнул меня и сказал:
- Тихий! У тебя взгляд безумный. Иди в госпиталь!
Пока я обдумывал его предложение, нас быстро организовали и направили рыть траншеи на полигон. Пытаясь найти утешение на дне ямы, я, как настоящий трудоголик, ухватился за лопату и начал, как говориться, копать по-черному. Сняв дерн, щебень, я наткнулся на пару артефактов: алюминиевую посуду и медный паяльник. Процесс рытья оказался увлекательным - следующий культурный слой таил в себе патрон от ПТРК и закисшую гранату с чекой. Бережно выложив находку, я показал ее старшему раскопок. Вокруг гранаты тут же столпилось человек семь, и стало решать, как с ней поступить. Я на всякий случай отошел подальше. Солдатское вече решило боеприпасы не взрывать, а переложить их в другой окоп. Немного передохнув, я вновь принялся за работу. И результат не заставил себя ждать - в недрах обнаружился ржавый штык от трехлинейки. Меня охватил трудовой экстаз. Уверив себя, что стоит еще немного углубиться, и я наверняка откопаю скелет динозавра, или на худой конец какого-нибудь солдата, я с удвоенной энергией орудовал лопатой. Тут Голубь, ставший к тому времени моим боевым товарищем и верным соратником, решил тоже поработать. Отрыв толстый кабель, мы стали спорить, чем лучше его перерубить, и кто будет это делать. Тут Голубь не выдержал:
- Тихий, посмотри вокруг. Одни мы работаем! Бросай все нафиг.
- Малый, ты не понимаешь. Тяжелая работа - сама по себе награда!
Голубь как-то странно посмотрел на меня, и сказал:
- Тихий, сношать ты больной человек! Тебе лечиться надо, а ты в армию пошел...
- Да... Может быть...
И я пошел лечиться.
Военный госпиталь, как тихая гавань, служил для солдат местом, где можно расслабиться и отдохнуть. Во время правления Горячего, в эту гавань стало швартоваться очень много кораблей. На что Горячий запретил солдатам болеть, и обязал всех купить оксалиновую мазь. Нарушив приказ генералиссимуса, мой организм, на фоне длительной простуженности и непрерывной эксплуатации заболел воспалением среднего уха. Обратившись к врачу, я тут же получил путевку на стационар. Про госпиталь можно говорить много хорошего: жизнь в нем скучна и однообразна - поел, поспал, почитал, поел, поспал. В промежутках этого плотного графика случалось посмотреть фильмы. Я еще ходил на ближайший стадион побегать, чем вызывал беспокойство у эскулапов. В госпитале царила своя атмосфера, что сказывалось, в том числе, и на докторах.
Мой лечащий врач, разглядывая рентген черепа, весело сообщил, что у меня воот такой вот гайморит, и сейчас будет прокол. Засунув мне в нос спицу, он рассказал уморительную историю:
- Пришел ко мне как-то солдат со снимком. Я взглянул - и сразу все понял. Двусторонний гайморит. Делаю прокол левой пазухи - и ничего! Странно думаю. Посмотрел еще раз снимок. Ну ладно, думаю, вдруг рассосалось. Делаю прокол правой пазухи - и опять ничего! Вот скажи мне, ты веришь в чудеса?
Я перевел взгляд с торчащей из моей ноздри спицы на открытое улыбающееся лицо врача, прозвав про себя его доктором Ливси, и ответил:
- Никому не верю...
- Ха-ха! И это мудро! Вот и я не поверил! А решил проверить - и сделал промывание. И опять никакого гноя! Да что ж такое то... И тут меня осенило! Спрашиваю солдатика: "Товарищ, как твое фамилие?"
- Иванов...
- Что ж ты товарищ Иванов, даешь мне снимок с фамилией Соколов? Ха-ха-ха! Так, Саша, давай-ка я тебе тоже промывание сделаю...
Доктор Ливси нашел у меня пару сопутствующих болячек и показаний для оперативного вмешательства в мою бренную плоть. Но я нисколько не опечалился, и просто смирился с тем, что мне еще не раз предстоит побывать в этом благородном заведении.
Пока я лечился, Горячий беспрерывно проверял боевую готовность. Процедура эта коснулась и медперсонала: с утра пораньше все врачи и медсестры прибывали на свои рабочие места и активно общались, будто годами не виделись, а тут вдруг такая встреча! Так уж вышло, что моя палата находилась рядом с местом сбора, поэтому невольно я слушал все их истории и байки:
- Знаете, я раньше работала в реанимации. У нас там стоял такой аппарат специальный, для промывания желудка. Ну, там если кто уксуса напьется или еще чем отравится. Так и вот, хочу я вам сказать, эта вот вся откачка, по внешнему виду так похожа на окрошку. С тех пор я ее как-то не очень...
Не знаю, зачем я это услышал, но с тех пор я окрошку тоже как-то не очень...
Из окна лазарета я наблюдал за снующими туда-сюда военными и думал: "Вот это солдат. Он как человек-муравей почти не спит и постоянно бегает из стороны в сторону. С другой стороны - я. Как человек-котофей: ем, сплю и валяюсь на кровати. Но при этом я тоже солдат. Парадокс...".
В общем, несчастье пришло оттуда, откуда я его совсем не ждал. Как известно, от безделья в голове рождаются самые разные мысли. И не всегда они безобидные. Я вдруг начал размышлять о том, действительно ли я в ответе за судьбу России, и почему оно вот все так, а не иначе. Прослеживая путь развития армии от суворовских времен до настоящего времени, я увидел те точки бифуркации, приведшие армию к ее текущему состоянию. Главным поворотным событием, на мой взгляд, безусловно, стало бездумное подражание и наведение дисциплины путем муштры в прусской манере, что уже в те далекие времена под корень уничтожило всякую инициативу у русского солдата. Одновременно, отношение к солдату как к быдлу, и раздачи оному по мордасам в офицерской среде стало нормой. Все это привело в 1917 году к известной ротации офицерского состава на солдатских штыках. Далее - создание армии с нуля. Но архитекторы остались старой школы, соответственно и муштра, как единственный известный способ наведения дисциплины, успешно перекочевала в новую структуру. Как следствие - и безынициативность. Великая Отечественная Война на время изменила внутреннюю сущность армии. Отношение к солдату, от которого зачастую зависела жизнь самого офицера, стало другим. Но потом все быстро вернулось на свои места. И чем больше я думал об этом, тем больше убеждался, что этот порочный круг не будет разорван. В целом же, наша армия напоминала мне печально известную омскую казарму, за нарядным фасадом которой скрывался гнилой каркас, готовый обрушиться в любую минуту. Кто знает, до чего бы я тогда еще додумался, если бы не выздоровел.