Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 79 из 109



И все же в 20-е годы партии удалось установить достаточно прочную связь с пролетарскими массами: с 1924 года практиковались производственные совещания, комиссии по проверке различных учреждений, включая партийные, с участием рядовых членов КП(б)У, выездные заседания парткомов на предприятиях и т. д. Все вместе взятое обеспечивало практически полную лояльность рабочего класса к правящему режиму, а с учетом приоритета пролетариата в обществе — и верность партии.

Система подбора руководящих кадров закрепила верховенство политических, а не деловых качеств кандидатов в касту вершителей судеб людей. Поэтому выдвиженцы постоянно ощущали, что могут занять тот или иной пост не по праву лучшего, а в соответствии с решением вышестоящей инстанции. В такой ситуации стал процветать «личный режим», формировались влиятельные номенклатурные группировки. В составе ЦК КП(б)У до середины 20-х годов наиболее влиятельной слыла «екатеринославская фракция» во главе с Э. Квирингом, Д. Лебедем, Я. Яковлевым (Эпштейном). На Киевщине огромное превосходство над соперниками приобрели «яновцы» — Ян Гамарник и его сторонники — И. Якир, Л. Картвелишвили, В. Затонский. Допуская в своей деятельности немало теоретико-методологических ошибок, номенклатура одновременно отличалась завидной трудоспособностью, упорством в достижении цели, презрением к благам жизни, что не могло не импонировать большинству трудящихся.

Проведение дерусификации в УССР и ее особенности

Отношение большевиков к национальным проблемам в ходе гражданской войны претерпело своеобразную эволюцию. В феврале 1919 года председатель Совнаркома Украины X. Раковский, выступая на заседании Киевского горсовета, утверждал: «Декретирование украинского языка как языка государственного является реакционным, никому не нужным мероприятием». А через четыре года он резко критиковал второго секретаря ЦК КП(б)У Д. З. Лебедя за игнорирование украинского языка и культуры. Чтобы завоевать доверие украинских масс и национальной интеллигенции, в резолюции VIII Всероссийской партийной конференции «О советской власти на Украине» говорилось о долге членов РКП(б) гарантировать право трудящихся учиться и разговаривать в советских учреждениях на родном языке. Неудивительно, что X. Раковский честно признал: «Если село не с нами, то виновато не село, виноваты мы». В марте 1920 года, являясь фактически наместником В. Ленина в Украине, он инициировал задачу создания национального рабочего класса, украинизацию школьного образования, организацию Центральной школы червоных старшин, где обучение шло на украинском языке.

При существовании почти сплошь украинского села (среди национальных меньшинств крестьянскими по природе оставались также молдаване, немцы, болгары, греки и белорусы — В отличие от евреев и русских) и русифицированного города (в семи губернских центрах Украины, кроме Подолии и Волыни, проживало всего 14 % украинцев, зато 44 % русских, 35 % евреев) овладение крестьянской массой означало — нести идеи коммунизма на их родном языке. Характерно, что даже украинские эсеры с марта 1919 года требовали не украинизации городов, а создания культурно-национальных учреждений в деревне и соответствующей школьной политики.

Популярный в 1917–1920 годах среди национально-демократических сил термин «украинизация» после «завоевания Украины большевиками» (высказывание В. Ленина весны 1919 года) означал формирование национального по составу административного аппарата, который бы безусловно подчинялся московскому центру, и вынужденное ослабление контроля за национально-культурными процессами. Ведь восстановление единства страны в форме СССР требовало определенной компенсации в виде советизированной идеи культурно-национальной автономии. Кроме того, в условиях «диктатуры пролетариата» сам ход национально-культурного возрождения давал возможность постепенной большевизации сферы просвещения (учительство республики перешло на платформу советской власти в 1923–1924 годах), науки и культуры, воспитания «нового человека», выявления национально сознательных граждан с целью их дальнейшей нейтрализации.

Но в ситуации 20-х годов речь шла фактически не об «украинизации», а о «дерусификации». Ведь весной 1919 года в УССР на все украинское население приходилось 10,8 процента средних школ, зато русские имели их 84,7 процента. Из 5000 профессоров украинцы составляли ничтожное меньшинство — полпроцента. В составе КП(б)У, не без оснований окрещенной Н. Бухариным й Г. Зиновьевым русско-еврейской партией, в 1923 году только 11 процентов коммунистов знали украинский язык. Руководящая верхушка ГПУ Украины в январе 1923 года насчитывала 18 человек, но лишь два чекиста являлись украинцами, к тому же практически обрусевшими. И не случайно в апреле 1923 года заместитель председателя Совнаркома Украины И. В. Фрунзе с тревогой говорил: может сложиться так, что рабочие и крестьяне республики не будут понимать ДРУГ друга из-за разности культур и языка.



Еще до принятия XII съездом РКП(б) и IV совещанием по национальному вопросу идеи И. Сталина о «национализации государственных и партийных учреждений в республиках и областях» руководство УССР в сентябре 1920 года приняло закон об обязательном изучении в школах украинского языка, истории и географии Украины. Через два года задачу уточнил пленум ЦК КП(б)У: необходимо советизировать народную школу, борясь с искусственной украинизацией и русификацией, что несколько запутало исполнителей.

До декабря 1922 года обучение в школах Волынской, Подольской, Полтавской губерний, селах Киевщины без всяких указаний сверху шло на украинском языке, в остальных губерниях — на русском или обоих языках параллельно. К тому же до конца 1918 года гетманские власти дерусифицировали 5400 (более четверти) начальных школ, частично украинизировали 262 высшие начальные (74 %), а также 55 средних школ.

Через три месяца после завершения работы XII съезда РКП(б), 27 июля 1923 года, вышел декрет Совета народных комиссаров Украины «О мерах по украинизации учебно-воспитательных и культурно просветительных учреждений» («Про заходи по українізації навчально-виховних і культурно-освітніх установ»). На его базе к 1 августа были разработаны мероприятия по обеспечению равноправия языков и содействию развитию украинского языка. Хотя в них предусматривалось выполнить задачу украинизации в течение года, содержалось указание о запрете брать на руководящую работу лиц, не овладевших украинским языком, первый секретарь ЦК КЦ(б)У (с марта 1925-го — Генеральный секретарь) Э. Квиринг почти два года тормозил процесс дерусификации. И только с прибытием в УССР Л. М. Кагановича, заменившего Э. Квиринга, пленум ЦК КП(б)У в экстренном порядке создал в апреле 1925 года комиссию по украинизации. Это решение 30 апреля продублировал ВУЦИК, сформировав Всеукраинскую Центральную комиссию по украинизации советского аппарата (председатель — В. Я. Чубарь) и издав грозное постановление «О мерах незамедлительного проведения полной украинизации советского аппарата» («Про заходи термінового проведення повної українізації радянського апарату»). Но форсированное проведение фактически дерусификации вызвало сопротивление как партийно-советского аппарата, так и части населения.

Центральное руководство в Москве по-разному реагировало на трудности, появившиеся при проведении национальной политики: И. Сталин требовал «преодолеть иронию и скептицизм в вопросе об украинской культуре», а Г. Зиновьев считал, что украинизация «бьет по нашей линии относительно данного вопроса, помогает петлюровщине». Но Генеральный секретарь ЦК КП(б)У Л. М. Каганович настойчиво выполнял указания И. Сталина, правда, для него не имело решающего значения, что проводить в жизнь — русификацию или украинизацию.

Созданные для государственных служащих трех-четырехмесячные курсы изучения украинского языка в большинстве городов функционировали формально, хотя над слушателями довлела угроза увольнения с работы в случае, если на экзамене они получат неудовлетворительную оценку. Многие слушатели посещали занятия эпизодически, общались между собой, как правило, на русском языке или на смеси украинского и русского, доклады тоже зачастую произносились не на украинском языке. К примеру, в Артемовске из 8323 служащих различного ранга 3680 (44,2 %) вообще их не посещали, а 796 человек были освобождены от занятий, хотя подавляющее большинство из них украинским языком владели крайне слабо. Не хватало и учителей, потому что с 1921 по 1923 год учительский корпус Украины уменьшился почти вдвое — с 85 до 45 тысяч… Для многих чиновников (совбуров, как их называло население) украинизация была мимикрией, уловкой, несерьезным и конъюнктурным мероприятием.