Страница 37 из 40
Да и не только либеральной – большевичка Бош тоже признавалась: «Пункт нашей программы о праве наций на самоопределение вплоть до отделения оставался голым лозунгом». Мало того, более либеральные социалисты критиковали большевиков за отступление от данного принципа! И это несмотря на то, что первым шагом большевиков после захвата власти было принятие «Декларации прав народов России», второй пункт которой провозглашал то самое «право народов России на свободное самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства». И этим пунктом, конечно же, воспользовались и Финляндия, и Польша. Так что господа Водовозовы оказались посрамлены[296].
Этот же лозунг активно использовался и большевиками, и немцами, и представителями Центральной Рады во время мирных переговоров в Бресте. Одним из базовых принципов российской делегации на переговорах был пункт о необходимости проведения референдума во всех спорных территориях по поводу их принадлежности к тому или иному государству (кстати, министр иностранных дел Австро-Венгрии граф Оттокар фон Чернин заявил, что этот принцип не может быть применен к немецким колониям). В начале января 1918 г., когда немцы остро поставили вопрос о признании делегации Украины, воспользовавшись тем самым принципом «самоопределения наций», на который постоянно ссылалась делегация России, последняя официально предложила: «В соответствии с принципами Российского Правительства, которое задекларировало право всех народов, проживающих в России, на самоопределение вплоть до отделения от России, населению в этих районах будет предоставлена возможность в возможно кратчайший период решить полноценно и свободно вопрос об их союзе с одной или другой империей или же о формировании отдельных государств». Надо ли говорить о том, что идея о референдумах и самоопределении различных спорных регионов так и осталась благим пожеланием?[297]
При этом широкие массы, постоянно слыша слова о «праве народов на самоопределение», с трудом воспринимали их. Очевидец тех событий вспоминает: «Среди деятелей революции мало кто давал себе ясный отчет в конкретных очертаниях требований и пожеланий отдельных национальностей. Формулы о “национально-территориальной автономии”, о “полном национальном и культурном самоопределении”, о “праве национальностей на распоряжение своей судьбой” были туманны и для большинства – лишены конкретного содержания»[298].
Неудивительно поэтому, что в описываемый период появлялись просто потрясающие по своей стилистике и смысловому содержанию документы вроде телеграммы «воинов-украинцев 12-й армии» на имя советского главковерха Николая Крыленко от 3 декабря 1917 г.: «Гражданин Крыленко, согласны ли вы с тем, что в самоопределившуюся нацию вы не имеете права вмешиваться и не в вашей власти обещать самоопределять Украину, ибо народ не самоопределяют, а он сам самоопределяется»[299].
Вопрос о самоопределении народов в январе 1918 г. стал ключевым на III Всероссийском съезде Советов, объявившим Россию федеративным государством. На нем Сталин как основной докладчик вынужден был пояснять: «Принцип самоопределения был понят Калединым и Радой совсем иначе, чем его понимаем мы». Сталин выступал в те самые дни, когда большевистские войска подходили к Киеву, и вынужден был оправдываться по поводу операций против УНР: «Нам бросали упрек в гражданской войне с беспомощным врагом, но только в борьбе с контрреволюцией куется революция и сметает на своем пути препятствия вроде организаций, подобных Раде»[300].
Повторимся, речь идет о практически беспрепятственном продвижении разношерстных, слабо обученных, недостаточно вооруженных большевистских отрядов к Киеву. Эти операции хорошо известны украинскому читателю по эпическим описаниям вооруженного столкновения под Крутами – настолько важного в боевом смысле, что основная масса большевиков в своих многочисленных мемуарах его «не заметила». Сегодняшние описания этой битвы сводятся к тому, что мощные орды регулярной армии большевистской России, некие «Сибирские полки» (до 5600 человек), подходя к Киеву, столкнулись с героическим сопротивлением группки (до 420 человек) необстрелянных украинских студентов, задержавших продвижение большевиков к столице УНР. Современная пропаганда красочно описывает «кровавую резню», которую большевики после этого устроили в Киеве («такой кровавой резни украинская столица не видела со времен нашествия хана Батыя», – гласит современный школьный учебник[301]), скромно умалчивая о том, что этой резне предшествовала не менее кровавая расправа петлюровцев над киевскими рабочими, поднявшими восстание против Рады.
Конечно, в новомодных мифах о столкновении под Крутами больше вымысла, чем правды. Начнем с того, что авторы украинских учебников забывают упомянуть о примерном равенстве сил во время большевистского похода на Киев. А ведь даже современные украинские исследователи вынуждены признать: «Численного преимущества советские войска над вооруженными силами Центральной Рады не имели. Это касается соотношения сил и в отдельных пунктах (например, под Полтавой оно было 1:2,5 в пользу Рады), и в общем по республике»[302]. Другой исследователь истории Украины пишет: «Большевистские и украинские силы по численности хоть и были почти равными, но моральное состояние их было совсем разным. Советские войска и красногвардейские отряды имели четкое подчинение большевистскому командующему В. Антонову, не прибегали к митингам и, в большинстве случаев, четко исполняли боевые приказы. В отличие от В. Антонова и его штаба украинское военное руководство и подчиненные ему войска пребывали в состоянии анархии и хаоса… Именно потому В. Антонов сравнительно легко брал украинские города один за другим»[303]. В этом и пояснение, каким образом под Крутами (как, собственно, и в других местах Украины) большинство оказалось на стороне красногвардейцев – «героические» войска Центральной Рады в это время были заняты мародерством и резней рабочих в Киеве, им было не до войны.
В корне неверно представлять бой под Крутами и иные сражения этой операции как войну между русскими и украинцами, что сейчас часто делают историки. С этой точки зрения трудно было бы объяснить, почему те же самые студенты и юнкера Киева с таким же энтузиазмом спустя год будут записываться в отряды для защиты города от Петлюры – как бы от Украины. Кроме того, сторонники официальной точки зрения стараются обычно не упоминать о том, что на Киев наступали не регулярные «российские войска», а в основном отряды красногвардейцев, собранные в Донецко-Криворожском бассейне. Многие из них были этническими украинцами. С точки зрения сторонников теории «соборной Украины» довольно странно представлять их «российскими оккупационными войсками». И с той и с другой стороны были и русские, и украинцы. Это действительно был акт гражданской войны, о чем упомянул и Сталин с трибуны съезда Советов.
В этой связи стоило бы упомянуть, что планы войск Антонова и харьковских красногвардейцев ничем особенно не отличались от планов Центральной Рады. Если план наступления красных на Киев был одобрен лишь в начале января 1918 г., то «Особый штаб обороны Украины», перед которым Центральная Рада поставила задачу овладеть «оплотом большевизма» Харьковом, был сформирован еще 15 декабря 1917 г.[304] (в него, кстати, вошел тот самый Порш, который уверял Сталина в приверженности Харькова «украинской идее»). Так что большевики отличались от Центральной Рады лишь тем, что сумели организовать наступление, а сторонники Винниченко и Петлюры не смогли оказать им хоть какое бы то ни было серьезное сопротивление.
296
Бош, с. 77; Наш Юг, 31 января 1918 г.; Документы внешней политики СССР, с. 15.
297
Magnes, с. 31, 33, 36.
298
Штерн, с. 170.
299
Бош, с. 121.
300
Наш Юг, 19 января 1918 г.
301
Кульчицкий, Шаповал, с. 69.
302
Солдатенко, Українськая революція. Історичний нарис, с. 414.
303
Тинненко, с. 69.
304
Солдатенко, Українськая революція. Історичний нарис, с. 414.