Страница 36 из 109
Второе октября тысяча девятьсот двадцатого года. Москва. Фойе Свердловского коммунистического университета на Малой Дмитровке. где ныне помещается театр имени Ленинского комсомола. III съезд РКСМ.
В фойе шумно, оживленно. Поэт-комсомолец читает стихи. Мраморная лестница, на ней группа делегатов.
Делегат. Товарищи! Имею внеочередное заявление. Туркестанская делегация привезла с собой в изобильном количестве урюк и проявляет частнособственнический гнусный индивидуализм...
Шум, смех.
Делегат из Туркестана. Это неправда, товарищи! Наш урюк — ваш урюк. Милости просим. Но пусть и питерцы…
Голоса. Что, что питерцы?
Делегат из Питера. Питер имеет масло и селедки... утаивать это мы не собираемся...
Хохот, шум.
Делегат. Итак, после заседания съезда пир на коммунистических началах, так?
Все бегут вверх по лестнице в фойе. На лестнице появляется взъерошенный и потный Очкарь. Схватив какого-то паренька за верхнюю пуговицу тужурки, он яростно доказывает ему что-то.
Очкарь. И ты должен понять и признать, товарищ, что это не метафизика, что эти разногласия выдвинуты самой жизнью, и вы должны признать, товарищ, что здесь, в Москве, вы все напутали, и наша харьковская платформа...
Парень (с отчаянием). Так ты ведь... Так ты ведь слова не даешь мне сказать.
Очкарь (напирая). Не дам! Не дам, пока ты не поймешь своих заблуждений...
На лестнице появился Рябинин в военной форме. Он остановился. прислушивается к разговору Очкаря и парня.
Рябинин (кладет руку на плечо Очкаря). Ну, ладно, слова ему не давай. Дай хоть вздохнуть ему. Дай человеку умереть спокойно.
Очкарь (оторопело смотрит на него). Рябинин! Ты? Откуда?
Рябинин. И не угадаешь. Из Крыма.
Очкарь (радостно трясет ею за плечи). Ну, рад! Ну, душевно рад тебя видеть! (Вдруг впивается рукой в его плечо.) Постой! Нет, постой. Ты мне прежде скажи; ты с чем на съезд приехал? Ты какой линии? Предупреждаю, если ты против классовости, так я тебя и знать не знаю. И лучше б тебе на съезд не приезжать.
Рябинин (смеясь). Постой, постой... Какая классовость? Ничего я не знаю. Я с окраины.
Очкарь (охваченный фракционным пылом). А! Хорошо! Отлично. Я тебе все объясню. (Потирая руки.) Понимаешь, мы, харьковчане, с боевым духом на съезд приехали. Мы им тут головки отвинтим!
Рябинин. Кому «им»?
Очкарь. Им. Всем. Бюрократам. Мы исходим из того, что наш союз должен быть не массовым, а классовым союзом рабочей молодежи. Интеллигенция поналезла... мещанство...
Рябинин. Постой, постой. Да ты ведь сам из интеллигенции.
Очкарь (смущенно). Ну и что ж! Но я... Но у меня дух рабочий. Я, брат, в комсомольском котле уже два года варюсь.
Рябинин. Ну и они... интеллигенты... и они пускай поварятся.
Очкарь (яростно). Ты меня не собьешь! Не собьешь! Мне странно только, что ты, рабочий парень, шахтер, изменяешь своему классу.
Рябинин. Постой, я никому не изменяю. И не кричи ты на меня! Ты ведь знаешь, на меня кричать... немыслимо.
Очкарь (визгливо). Ну и ладно. Вот приедет Владимир Ильич, он разберет наши разногласия, и ты увидишь...
Рябинин (взволнованно). Ильич будет на съезде?
Очкарь. Будет. Все говорят — будет. Вот он вам покажет!
Рябинин (сияя). Только б увидеть его... Только б посмотреть! (Стоит задумавшись. Потом тряхнул лохматой головой.) Ну, а еще кто из наших на съезде? Кого встречал?
Очкарь. Нет... Никого не встречал... Будто чье-то знакомое лицо мелькнуло... да, я был занят. Такая, понимаешь, вредная сволочь мне попалась, мы дискутировали.
Рябинин (всматриваясь). Смотри — Федька! С кем это он?
Очкарь (тоже смотрит). А это его Казань «обрабатывает». (Петушась.) Ну, я сейчас...
Рябинин. Постой, подойдем тихо.
Очкарь и Рябинин подходят к группе, в которой потного, сбитого с толку Федьку «обрабатывают» товарищ из Казани и «теоретик» из Казани.
Товарищ из Казани. Мы в Казани этот вопрос уже продискутировали вдоль и поперек. У нас в Казани по этому вопросу есть своя платформа. (Вытирает пот со лба. Теоретику.) Саша, ты сам объясни ему... Ты лучше скажешь.
«Теоретик» из Казани (небрежно, пренебрежительно). Что ж говорить здесь! Я на съезде выступаю... по программному вопросу... Товарищ, пожалуй, и не поймет.
Федька. Не понимаю... Хоть убейте, не понимаю... Значит, вы толкуете — юношеская партия. А коммунистическая партия, то есть РКП...
Очкарь порывается ввязаться в спор, но Рябинин одергивает его.
«Теоретик» из Казани. Как же не понять! Мы в Казани этот вопрос считаем давно решенным. Мы в Казани исходим из чего... Саша... да объясни ты ему...
«Теоретик» из Казани (небрежно, но с апломбом). Я считаю, что мы переросли движение и движение переросло нас... Нам угрожает разбухание и растворение в широкой массе. Я считаю, что мы должны быть малыми, а большими — по делам и задачам. Союз должен превратиться в юношескую коммунистическую партию, объединяющую только авангард авангарда...
Федька. А остальных? А всю рабочую массу? Кто ее будет воспитывать?
«Теоретик» из Казани. Не понимает!
Товарищ из Казани. Мы в Казани считаем, что воспитывать должен Наркомпрос... Мы в Казани... Да объясни ты ему, Саша!
Федька (разводит руками). Послушайте... Значит, выходит так: одна партия для взрослых, другая партия для юношей. Потом детская партия... И, может, еще женская партия. Послушайте, а не много ли партий, когда есть одна очень хорошая, отличная РКП?
«Теоретик» из Казани. Не понимает! (Страдальчески пожимает плечами.)
Товарищ из Казани. Мы в Казани...
Очкарь (которою все время одергивает Рябинин). Вы, казанцы, увиливаете от главного вопроса: классовость или массовость? Нет, ты мне скажи! Да?
Федька. Рябинин! Где Рябинин?
Рябинин. Здесь я, Федя! Здесь, лохматый черт!
Федька. Степка, черт! А мы уже тебя похоронили. (Обнимает его.) Друг милый!..
Рябинин. Ну нет, друг, поживем еще... Мы огнеупорные.
Федька (вытирает рукавом пот со лба). Замучили, совсем замучили проклятые теоретики. «Мы из Казани!», «Мы из Казани!..» Прямо не Казань, а чистое наказанье!
Очкарь. Отчего же не понять? У них это рецидив юношеского синдикализма... Они ваяли нашу верную мысль и повернули ее в уклон...
Рябинин (Очкарю). Слушай, друг! Если ты сейчас же не прекратишь своих дискуссий, то я... я тебя убью! Ты меня знаешь... Я такой. И харьковская делегация лишится своего самого брызгающего агитатора. Дай друзьям поговорить.
Очкарь (сконфуженно). Я замолчу. Я подожду, что Ленин скажет. Вот вы тогда увидите.
Федька. А верно, что Ленин будет?
Рябинин. Все говорят.
Федька. Вот он им, «теоретикам» из Казани, задаст!
Рябинин. Черт их знает, всегда под ногами путаются эти болтуны... дискуссионеры... с платформами и разногласиями. А тут — фронт, война еще не кончилась... Эх, Федя! Как думаешь: о чем Ленин сегодня скажет нам? А? Я так думаю: скажет, как скорее войну кончить, как победить...
Федька. Он про все скажет!
Пауза.
Ты, Степан, сейчас откуда?
Рябинин. Из Крыма.
Федька. Как же добрался?
Рябинин. Ехало нас пять делегатов... Добралось трое.