Страница 26 из 109
Очкарь (озабоченно). Я уже составил для работы нашего клуба программу-максимум и программу-минимум. Мною предусмотрены... (достает из кармана бумажку) лекции о происхождении человека, о коммунизме, о пролетарской культуре, о...
Антон (насмешливо). Та-ак... А о млекопитающих будет?
Очкарь (опешив). А что?.. Надо?..
Общий смех.
Антон. Ах, Очкарь, Очкарь!..
Федька (хмуро). Не нравится мне этот буржуазный особняк. Нам тут делать нечего. Нам в рабочие районы перебираться надо.
Антон. Это зачем же?
Федька. К своим поближе!
Антон. Эх, Федька! Мы главную улицу завоевали, а ты все на Собачовку тянешь...
Борис. А я считаю, главное сейчас — помочь фронту. Хотя бы бельем.
Антон (удивленно, насмешливо). Бельем?
Борис. А ты знаешь, что такое чистое белье бойцу?
Антон. А ты знаешь?
Борис. Я-то знаю. Меня вошь ела.
Антон (насмешливо). Та-ак... Лекции о млекопитающих, белье, конура... Мелко вы плаваете, ребята. Не это главное.
Рябинин. А что же главное?
Антон (яростно разрывая воблу). Политикой заниматься будем, душа из меня вон, политикой! Вот что главное! Декларацию выпустим ко всей молодежи. Губернский съезд соберем. Демонстрацию. Речи. Чтобы почувствовали люди нашу силу. Да мы! Мы... мир перевернем! И всю нашу губернию! (Его глаза блестят, и он сейчас очень красив.) Не для того мы взяли власть в свои руки, чтобы заниматься пустяками, бельем... Не о том я мечтал в подполье. Бывало, в горькую минуту... когда потолок конспиративной квартиры на твоей груди лежит, как камень... и шпоры за окном, и стук немецких сапог... а ты идешь по улице, прижимаясь к заборам, — мечтал я об этом времени, ребята. Мечтал я! Встанем на площади... море голов... флаги... музыка... хозяева!.. И крикнем, чтобы мир задрожал! Шагай! Смело шагай, молодой пролетарий! Шагай, твоя земля, твоя воля, твоя власть. Шагай, безумству храбрых поем мы песню!
Комсомольцы, взволнованные речью Антона, стихли. Зачарованный Ефимчик слушает, разинув рот. Мадам Обломок, поев, вышла.
Так, Рябинин?
Рябинин (усмехнувшись). Не совсем так.
Антон (опешив). А как?
Рябинин. А я думаю, так надо... (Подходит к нему.) Вот придем мы с тобой в городской комитет партии и скажем: первое ваше задание мы выполнили. Комсомол в нашем городе создан. Скажите теперь, что делать дальше, чем комсомол может помочь фронту, городу, общему делу...
Антон. Да что мы, сами не знаем? Мы что, маленькие?
Рябинин. Не маленькие. Большие мы с тобой, Антон, верно. А партия — она больше. Куда больше нас с тобой! И умнее! . .
Пауза.
Антон (тихо, тепло). Партия... (Пауза. Улыбаясь.) Это верно, Степан. Пойдем в горком. Ну, а пока давай наш дом приведем в порядок. Борька! Займись мебелью. Очкарь, ты берешься за клуб. Федя, тебе надо на заводы... С молодежью свяжись, приглашай сюда, к нам...
Ефимчик. А мне что делать, товарищ Антон?
Антон (с улыбкой). Тебе? (Задумался, хлопнув себя по лбу.) Тебе, брат, большое дело. Клуб у нас есть, особнячок есть, а пианины, простой пианины нет. С утра послал ребят, чтоб достали, — никто не достал.
Ефимчик. А где же я пианину возьму, товарищ Антон?
Антон. По особнякам пошарь. Буржуазию за душу возьми... Действуй!
Ефимчик (просияв). Достану! Ей-бо, достану! (Убегает.)
Антон (обвел всех горячим взглядом). Ну, безумству храбрых поем мы песню... Пошли...
Комсомольцы с шумом уходят за ним. На сцене остаются Очкарь и Рябинин.
Очкарь (озабоченно). Придется сразу же переделывать программу-максимум работы клуба. (Достает из кармана пузырек с чернилами, огрызок карандаша, а из папки — бумагу, садится и пишет.)
Рябинин (молча смотря в пол, и после паузы). Я хотел тебя спросить, Очкарь, что оно значит слово «эс-те-ти-ческий?»
Очкарь (не отрываясь). М-м... Эстетика — это наука о красоте... А эстетический...
Рябинин. ...значит, красивый. Так?
Очкарь. Н-не совсем так, но приблизительно... Я тебе потом объясню, Рябинин.
Рябинин (задумчиво). Ишь ты! Хорошее слово! (С сожалением.) А я и не знал. (Задумался, молчит, а затем, не глядя на Очкаря.) Я сегодня утром у гимназеров был... на собрании. Бойскауты, маккабисты, анархисты, левые, правые эсеры.
Пауза.
Вскарабкался на трибуну... и говорю: «Я к вам от Российского коммунистического союза молодежи». И-и... Какой тут поднялся базар: кричат, свистят, крышками парт колотят. А я стою, у самого в груди такая злость бушует, такая, брат, злость! А я стою!.. Спокойно стою... Стою, будь ты проклят! И говорю им: «А вам меня не перекричать! А я все равно не уйду!» И вдруг, понимаешь, выскакивает откуда-то... длинный такой, вихрастый, звонкий гимназер... в пенсне... и спрашивает меня: «А что такое комсомол? Это татарское слово, да? А каковы ваши взгляды? А что вы думаете о римском праве, а как вы смотрите на теологию, а каковы ваши эстетические идеалы...» (Запнулся.) Ну, в общем, засыпал меня нерусскими словами. А я стою дурак дураком и глазами моргаю. (С горечью.) Конечно, какое у меня образование. Приблизительное, я все детство — в шахте. Коногон я, надо же этому сочувствовать. А? Прямо из шахты — на войну.
Очкарь (сочувственно). Значит, провалили тебя. Жаль. Надо было мне на это собрание пойти. (Потирает руки.) Я бы их!
Рябинин. Да... Ошарашили меня... и вдруг... (Его лицо светлеет.) И вдруг... выходит на трибуну девушка. Гимназистка. Светлая такая, красивая девушка, эстетическая... и нападает на них на всех. Нет, Очкарь, тебе никогда не сказать так, как она сказала. А я гляжу на нее. Гляжу... И, понимаешь, кажется мне... будто я ее уже где-то видел... А где? Туман...
Очкарь. А ты подошел бы к ней, спросил.
Рябинин (зло). На костылях? Глупости ты говоришь, товарищ!
Затемнение.
Действие переносится к подъезду особняка со львами. К подъезду подходят Наташа Логинова и гимназист Валька Сосновский. Останавливаются.
Валька (продолжает горячо говорить). Нет, ты выслушай, выслушай, Наташа! Ты выступила неправильно, сгоряча... Просто всем назло... По-женски...
Наташа. Об этом я уже слышу целый час.
Валька (с упреком). А прежде ты понимала меня с полуслова. (Спохватившись.) Ну, хорошо, хорошо! Я кратко. Понимаешь, вокруг нас бушует стихия. Красные, белые, зеленые, желто-голубые... Калейдоскоп. Что должен делать в это проклятое время свободный, гордый, самостоятельный человек? (Подняв палец.) Сохранять ин-ди-ви-дуальность! Ин-ди-ви-дуальность! Вот что выше всех этих временных суетных, маленьких партий, идей. Весь свой мир я ношу в себе, и мне нет дела до того, что совершается на земле.
Наташа (расхохотавшись). Боже мой, Валька! Ты ли это? Какая нехитрая идея! (Горячо.) Какая подлая идея! Отделение души от государства, да? Отделение своей судьбы от судьбы народа, так?
Валька. Но при этой ситуации... при красных...
Наташа. Ах, вот в чем дело! Значит, при красных злобный нейтралитет, а при белых ты звал меня на Дон к Каледину, спасать Россию! Где ваши бойскауты? Ушли в добровольческую армию. Где сестры милосердия? Где эти лохматые юноши?.. Анархисты, что ли? Ушли в банды. Один ты остался, потому что ты вообще трус... Злобный трус... фразер... Прощай... Мне сюда...
Валька (недоуменно). Сюда. Что здесь?