Страница 108 из 109
На это я получил ответ, который можно получить только от самурая. Глядя мне прямо в лицо и нисколько не улыбаясь, мне ответил Сузуки:
— Видите ли, в радиопередачах токийской станции есть час для крестьян. А для нас — «новых крестьян» — нет такого часа. Лига добьется этого.
— И все?
— Да! — чистосердечно ответил Сузуки.
Ну что можно было сказать после этого!
В этой беседе за завтраком я услышал о Симошидзу, — офицеры говорили об этом с уважением и завистью:
— Это большое хозяйство. Очень большое. И возглавляет его сам генерал-майор. А душою всего дела — полковник Накашима.
Я попросил рекомендательное письмо к полковнику, мне его дали.
Не скоро, но я все-таки попал и в Симошидзу.
Здесь все имело куда более эффектный вид, чем в бедной Сакуре. Ведь полк всегда выглядит скромнее, чем корпус.
Начать с того, что здесь был оффис — контора с вывесками по-английски и по-японски. В оффисе работало пятнадцать служащих. Нас встретил щеголеватый господин Нарукава, приветствовавший нас по-русски. Он учился в кадетском корпусе и знает несколько русских слов. Сейчас он заведует канцелярией хозяйства. Он проводил нас в приемную и сказал, что господин полковник скоро прибудет.
Действительно, тот скоро явился. Это был коренастый пожилой человек, очень похожий на того японского полковника, какого мы видели в фильме «Волочаевскне дни».
После традиционных поклонов полковник сразу же сказал нам, что он — простой крестьянин.
— Да, да, — говорил он, качая головой, — господин генерал и я больше не возглавляем дело. Мы решили демократизировать все. Я только простой крестьянин. Вот, — он показал нам мозоли.
Тем не менее он готов дать нам все сведения о хозяйстве, он все знает. Господин Нарукава может принести справки, цифры.
— Он у меня правая рука! — снисходительно сказал полковник, но тут же спохватился: — Я, правда, все время в поле, с лопатой... Но меня часто вызывают сюда, когда приезжают власти, гости... Что делать!..
Итак, что же такое Симошидзу?
Это — большое дело. Оно объединяет восемь артелей, в них тысяча сто семей и две тысячи четыреста га земли. Всего в хозяйстве около четырех тысяч человек.
Большинство — военные. Бывших офицеров — сто один, унтер-офицеров — сто. Остальные — солдаты и члены семей.
Все живут в бывших казармах. Это здание, где контора, — бывшее артиллерийское училище. Есть машины: всего десять. Это бывшие танки и тягачи, ставшие теперь тракторами.
Во главе хозяйства стояли раньше генерал и полковник Накашима. Теперь — после «демократизации» — все дело возглавляет солдат.
— Да, да, простой солдат! — радостно говорил нам Накашима, но я потом долго пытался узнать имя этого солдата и в оффисе и у отдельных руководителей хозяйства — никто этого имени не знал. Генерала знали, Накашиму, конечно, тоже... а своего «председателя» никто не знал.
Хозяйственной жизнью дела руководит специалист, присланный из министерства земледелия. Вообще правительство очень поощряет Симошидзу: дает кредиты, ссуды, инвентарь, семена.
Все хозяйство состоит из восьми артелей, каждую возглавляет начальник.
— Офицер?
— Да... Пока. Офицеры все-таки грамотные.
Все члены артели делятся на сотни; каждые сто человек возглавляются сотником. Офицером.
Сотни разбиваются на бригады.
— Зачем же сотни, раз есть бригады?
— Так удобнее управлять людьми...
Я захотел посмотреть хозяйство, и Накашима согласился быть путеводителем, но, к сожалению, неожиданно приехали американцы на «виллисе», и Накашима должен был принимать их. Меня поручили двум майорам.
— Почему же «простой крестьянин» Накашима принимает гостей, а не глава хозяйства — солдат?
— Видите, — улыбаясь, объяснили майоры, — Господин полковник Накашима у нас заведует внешней политикой...
Ну что ж! Я отправился в поле с майорами. Один из них, по имени Сидзусато, заведовал полеводством, другой — Такебояши — лесом.
Чтоб попасть в поле, мы должны были пройти через военный городок. Мы шли мимо длинных деревянных казарм, где жили все эти сотни и бригады вместе со своими сотниками и начальниками.
Это были военные поселения, другого имени нельзя было подобрать к тому, что я здесь видел.
Мои майоры вдруг остановились и почтительно сняли фуражки.
— Что случилось?
— Господин генерал идет.
Навстречу нам по полю шел худой, старый человек. На правом плече он нес тяпку, на левом болтался старенький офицерский плащ.
Было странно видеть генерала с тяпкой.
Мы познакомились. Майоры почтительно стояли сзади.
— Посмотрите наше хозяйство и, будьте добры, дайте нам свои любезные советы, — вежливо говорил генерал.
А я смотрел на его маленькие беленькие ручки...
— Не трудно ли вам, господин генерал, работать на поле?..
— Да, да, трудно... Что делать! Конечно, я не могу сделать столько, сколько крестьяне, но я стараюсь...
— Это хорошо как моцион... Не больше...
— Да, да... — печально закивал он головой. — Я делаю, что могу.
Ну что ж! Если в сказке Салтыкова-Щедрина один мужик двух генералов кормил, то сотни японских солдат смогут же прокормить одного генерала.
Мы стали смотреть поле.
Полеводческий майор показывал:
— Вот мы на этом участке применили метод советского ученого Лысенко — метод яровизации.
— Вы агроном?
— Нет. Никогда и не помышлял о земле. Сейчас учусь.
О хозяйстве, о земле, о лесе оба майора говорили без всякого энтузиазма. Совсем как Сузуки из Сакуры — даже с ненавистью.
Я сказал:
— Может быть, у вас есть ко мне вопросы?
Они замялись. И вдруг:
— Скажите, что война Америки с СССР вероятна?..
Да, это единственное, главное, что волновало их. Ковыряя упрямую землю, проклиная труд и свою долю, они мечтали об одном: о новой войне. О войне, которая всех этих «новых крестьян» вернет к их любимому «делу».
3
Уже возвращаясь с поля, я нечаянно столкнулся с моим старым знакомым — капитаном Хатагавой.
Но он не обрадовался мне. Он выглядел еще более жалким и смущенным, чем там, на Коррехидоре. Он еще более похудел и совсем увял.
— Ну как? — спросил я. — Устроились? Припали к груди земли-матери?
Он только жалобно улыбнулся в ответ. Потом, озираясь по сторонам, пробормотал:
— Здесь неудобно разговаривать.
Вечером мы вновь сошлись с ним, на этот раз в гостинице, где я стоял. Нас было только трое: Хатагава, мой переводчик и я. В Японии комнаты в маленьких отелях обозначаются не номерами, а знаками. Есть комнаты Лотоса, Ириса, Вишни в цвету, Аиста. Над моим номером висел знак Белой Хризантемы. Тем не менее комната была достаточно грязна. Впрочем, это не имеет никакого отношения к тому, о чем здесь рассказывается.
— Ну, как же ваши офицерские «колхозы»? — спросил я у своего гостя.
Он ответил не сразу. Жадно закурил сигаретку, держа ее по-солдатски, двумя пальцами, — видно, привык так в плену, — потом прошептал:
— Это обман... — Он помолчал немного, еще ниже опустил голову. — Опять обман... Почему все так любят обманывать маленького человека? — спросил он с тоскою. — Скажите, зачем сельскохозяйственной артели пулеметы?
— Пулеметы?
— Да. Вчера к нам завезли пулеметы. Разве пулеметы — это сельскохозяйственный инвентарь? Говорят, будем опять солдатами. Зачем? — Он поднял на меня свои печальные глаза и вздохнул. — Все, все обманывают маленького человека... Вы слышали о резервном полицейском корпусе?
— Да, слыхал.
— Я прошу вас, — вдруг горячо сказал он, — не верьте, это не полиция! Нет, нет! Здесь этого и не скрывают от нас. Теперь многие наши офицеры собираются уходить в этот резервный корпус. Там по крайней мере не придется маскироваться «крестьянами».
— И вы пойдете?
— Я? Нет. Я не пойду. Нет, нет!.. — энергично закачал он головою. — Я не пойду. С меня довольно!
— Останетесь здесь?