Страница 13 из 17
Вероятно, вы сами стали придерживаться более либеральных взглядов, учась в университете. Если так, то как вам кажется, послужил ли этому в большей степени либерализм ваших преподавателей? Или, может быть, вы хотели разделять взгляды студентов-старшекурсников? Готов поспорить, что нет. Мне самому казалось, что я сам сильно отклонился «влево», учась в колледже, вовсе не потому, что так усиленно впитывал взгляды профессоров или подражал своим друзьям, чтобы «не отставать» от них, а потому, что ко мне пришло независимое понимание природы общественного устройства и того, что нужно делать, чтобы улучшить его.
Но, конечно, либерализация моих взглядов на самом деле была в большой степени результатом влияния со стороны студентов и преподавателей. А наши преподаватели, в свою очередь, влияли не только на студентов, но и друг на друга. Консервативное студенческое общество утверждает, что, согласно доступным для всеобщего ознакомления данным Федеральной избирательной комиссии, в 2012 г. 96% политических пожертвований от преподавателей университетов «Лиги плюща» были сделаны в пользу президента Обамы. Они сообщили, что в Брауновском университете только один преподаватель в 2012 г. совершил взнос в пользу республиканского кандидата в президенты США Митта Ромни. И то, возможно, это было сделано из чистого упрямства, а не из политических убеждений.
Возможно, тема с политическими пожертвованиями несколько приукрашена, но как социальный психолог и бывший преподаватель учебного заведения, входящего в «Лигу плюща», могу заверить вас, что все преподаватели этих университетов а) в подавляющем большинстве либералы и б) отказываются признавать, что необходимость соответствовать общественным стандартам влияет на их мнение. Наедине с собой большинство из этих 96%, разумеется, считают, что нужно чистить зубы каждый день, но спроси их об этом на публике — они станут отрицать и это.
Другие общественные институты тоже являются благотворной средой для либерализма. Агитаторы Республиканской партии, пытавшиеся привлечь на свою сторону сотрудников Google, обнаружили, что люди более охотно признаются в том, у них нетрадиционная сексуальная ориентация, чем в том, что они республиканцы.
Само собой разумеется, что некоторые консервативные сообщества, безусловно, не отстают, проводя свою политику и распространяя консервативные взгляды. Самые яркие примеры — Университет имени Боба Джонса и Торговая палата Далласа.
И уж конечно нельзя сказать, что вся страна резко смещается «влево» с каждым новым поколением. Студентам колледжей с либеральной атмосферой придется вернуться в мир, населенный людьми с самыми разными взглядами, и общественное влияние на них будет более «правым», чем это было в колледже.
Другие люди влияют не только на наши взгляды и идеологию. Попробуйте в разговоре с кем-нибудь намеренно изменять позу время от времени. Сложите руки и посидите так некоторое время. Перенесите вес тела на одну сторону. Положите руку в карман. Наблюдайте, что делает ваш собеседник после каждого вашего движения, и постарайтесь не хихикать. «Идеомоторная мимикрия» — это процесс, в который мы вовлекаемся незаметно для себя. Когда этого не происходит, встреча может пройти натянуто, общение вам не понравится[43]. При этом участники этого общения даже не поймут, в чем дело. Вместо этого можно услышать, к примеру, следующее: «Она какая-то безразличная», «У нас с ним нет ничего общего».
Осознание общественного влияния
Социальные психологи Джордж Гетелс и Ричард Рекман провели фундаментальное исследование, одновременно показавшее мощный эффект социального влияния и блаженное неведение людей о нем[44]. Они задавали белым старшеклассникам вопросы об общественных проблемах, включая острый и противоречивый по тем временам вопрос о «басинге», то есть об общих для белых и черных школьников школьных автобусах как одной из мер расовой интеграции[45]. Пару недель спустя исследователи позвонили участникам опроса и попросили их поучаствовать в дискуссии на эту тему. Группы участников дискуссии состояли из четырех человек. У трех из них была одинаковая точка зрения. В итоге все члены группы единогласно объявляли, что выступают либо за, либо против таких общих автобусов. Четвертый участник в каждой группе был подставным лицом. Он был хорошо подготовлен к дискуссии и имел на вооружении самые убедительные аргументы против мнения остальных участников. По окончании дискуссии участники заполняли еще одну анкету. Один из вопросов касался их мнения по поводу автобусных перевозок.
Те студенты, которые изначально выступали против общих автобусов, меняли свое мнение на противоположное. Большинство студентов, считавших, что общие автобусы полезны, также радикально поменяли свою позицию. Исследователи просили участников вспомнить, какой была их позиция по этому вопросу раньше, и напоминали, что все данные были сохранены и точность их ответов будет проверена. Участники опроса, которых не просили участвовать в дискуссии, точно указали свое первоначальное мнение. Но что касается участников дискуссии, то те, кто изначально выступал против общих автобусных перевозок, теперь, оказывается, был не так уж категорически против них с самого начала. Те же, кто прежде выступал за общие автобусы, «вспомнили», что вообще-то были настроены не так уж положительно!
Продемонстрировав мощь социального влияния и почти полное отсутствие признания этого факта, Гетелс и Рекман сделали еще одно обескураживающее открытие: наше отношение ко многим очень важным вопросам является чистейшей импровизацией, а не результатом беспристрастного умозаключения. Не менее огорчителен и тот факт, что наше мнение о собственных прошлых взглядах часто лишь плод нашего воображения. У меня есть друг, который в 2007 г. говорил мне, что проголосует за кого Заодно из республиканцев, лишь бы не голосовать за этого чудаковатого Обаму, о котором к тому же мало что известно избирателям. Когда я напомнил ему об этом прямо перед выборами в 2008 г., на которых он с энтузиазмом голосовал за Обаму, он разозлился на меня за то, что я якобы выдумал эту историю. Мне самому часто говорят, что какое-нибудь мое непоколебимое мнение сильно противоречит тому, что я говорил в прошлом. Когда это происходит, мне кажется невозможным представить себе, что тот человек — то есть я — действительно так думал.
Наблюдатели и участники событий по-разному оценивают причины своего поведения
Несколько лет назад работавший со мной студент последнего курса сообщил мне о себе нечто такое, о чем я никогда не догадался бы сам. Он отсидел в тюрьме срок за убийство. Он не нажимал на курок пистолета, но присутствовал при совершении убийства и был осужден как соучастник преступления.
Студент рассказал мне один примечательный факт об убийцах, которых он повстречал в тюрьме. Все как один утверждали, что совершили убийство, потому что так сложились обстоятельства. «Я сказал кассиру, чтобы он отдал мне все деньги, какие есть, а он вместо этого сунул руку под прилавок. Пришлось стрелять. Я сожалею об этом».
За такими объяснениями стоят откровенно эгоистические мотивы. Но не будем забывать: люди обычно думают, что их поведение является в целом разумной реакцией на ситуацию, в которой они оказались, — не важно, заслуживает это поведение одобрения или порицания. С гораздо меньшей готовностью мы признаем, что другие люди повели себя так или иначе, потому что так сложились обстоятельства. Мы совершаем фундаментальную ошибку атрибуции, оценивая других и объясняя их поведение их личностными особенностями, видя в этом основное или даже единственное объяснение их поступкам.
Если вы спросите молодого человека, почему он встречается со своей девушкой, он, вероятно, скажет что-нибудь вроде: «Она очень милая». Если же вы спросите того же самого молодого человека, почему его знакомый встречается со своей девушкой, он может ответить так: «Потому что сейчас ему нужны такие несерьезные отношения»[46].