Страница 97 из 109
— Что сюда следовало бы добавить четвертую фамилию, самую распространенную в вашем Союзе? Знаю-знаю. Однако же это именно ваш делегат на Конгрессе 2083 года потребовал, чтобы для обозначения двигателя, позволившего нам выйти в межзвездное пространство, были использованы фамилии, которые считаются самыми распространенными в странах, внесших наиболее значимый вклад в его разработку — Франции, США и Швеции. С тех пор не прошло и десяти лет. О, мне известно, что генератор был доведен до ума в лабораториях Атомграда. Но основные теоретические вычисления произвели индус Кришнасвами и японец Тагаваши. Как правильно заметил ваш делегат, фамилию все равно пришлось бы выбирать.
— Быть может, Ергушов, — прервал Ривьера Купер, — вместо того чтобы обсуждать достоинства вашей нации, которых у нее, разумеется, хватает, вы укажете нам, у какой из ближайших звезд мы можем, на ваш взгляд, надеяться обнаружить планеты.
Русский сверился с толстым реестром.
— GC № 312 706. Примерно в девяти парсеках. Все те, которые расположены ближе, столь огромны, что шансов на обнаружение вокруг них пригодных для жизни планет крайне мало, хотя и не могу сказать, что их нет вовсе.
— Что ж, пусть будет № 312 706. Прыжок — через полчаса. Ергушов, задайте координаты автопилоту.
Русский уже стучал по клавишам пульта управления, загружая в электронный мозг необходимые данные. Кол, как фамильярно звали финна Колехайнена, медика, заранее приготовил инъекцию, которая должна была помочь им не повредиться рассудком за тридцать с небольшим секунд гиперкосмического полета.
Бернар облокотился на выступающий край большого наклонного экрана. Перед «Арго», снизу, сверху, справа, слева от него яркими точками в космической мгле сверкали звезды. Покинутая ими система осталась далеко позади, в нескольких миллионах километров, и уже не была видна, вследствие чего звездный крейсер казался потерявшимся, одиноким, осиротелым. К Ривьеру подошла молодая женщина-физик.
— Кругом столько миров, Бернар, и, быть может, ни один из них нам не подходит! Я часто думаю о безудержном воображении прошлого века, когда авторы фантастических рассказов населяли вселенную различными монстрами. С какой бы радостью я повстречалась со всеми этими космическими чудовищами! Так нет же — ничего! Одни лишь голые, пустынные, враждебные планеты. Солнца, растрачивающие свою энергию впустую! Солнца, освещающие одну лишь смерть. И даже не смерть — нежизнь. Безразличная, слепая Вселенная. И мы, потерявшиеся где-то посреди нее, безнадежно ищущие спутников! Три года, целых три года тщетных поисков!
Он не ответил, хотя мог бы сказать, что для его спутников путешествие оказалось не совсем уж тщетным, что они собрали кое-какие сведения о физическом состоянии других миров и космоса, да даже времени. Но для него самого, за исключением некоторых наблюдений о поведении людей вне Земли, наблюдений, которые он разделял с молчаливым маленьким доктором, и которые принесли не слишком много нового, для него самого научный итог был нулевым. Три года жизни растрачены впустую, почти впустую.
Дребезжание звонка вырвало его из этой задумчивости. Он покорно прошел к своей кушетке и растянулся на ней во весь рост. Гиперкосмический «прыжок» не предполагал ускорения, но сопровождался невыносимым головокружением, вызванным крайне быстрым и беспорядочным изменением внутренних ощущений, изменением, которое пока еще никому не удалось объяснить. Это изменение порождало в человеческом мозгу столь леденящий, не поддающийся никакому разумному толкованию ужас, что неоднократно — с тех пор, как люди начали совершать межзвездные полеты — приводило к случаям помешательства в экипажах. Удостоверившись в том, что автоматический шприц действительно наполнен необходимым снотворным, он защелкнул браслет на своем правом предплечье.
Затрещал закрепленный над кушеткой интерфон, затем раздался голос Купера:
— Внимание, отсчет пошел!.. Десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один…
Он ощутил легкий укол и потерял сознание.
В себя он пришел спустя минуту: найти эффективное снотворное, действие которого длилось бы ровно тридцать секунд, те самые тридцать секунд, которые и продолжался «прыжок», они так и не смогли. Расстояние, преодолеваемое за это время вне космоса, было пропорционально отнюдь не длительности полета, всегда равного тридцати секундам, но прилагаемой энергии. И дополнительные тридцать секунд, прошедшие между концом «прыжка» и пробуждением экипажа, едва не стали — даже несмотря на наличие автопилотов — фатальными для экипажа «Ориона», когда во время звездной экспедиции № 3 какой-то метеорит пробил обшивку корабля.
Он поднялся на ноги и направился в командную рубку. Уже находившийся там Купер по интерфону отдавал распоряжения состоявшему из восьми человек экипажу. Затем пришла Ирэн. Григорий Ергушов, как обычно, задерживался. Снотворное вызывало у него сильнейшую мигрень, в результате чего Колехайнену каждый раз приходилось устраивать ему сеанс электроцеребротерапии.
Купер указал на экран:
— Вот. Мы уже менее чем в миллионе километров. У Григория, этого старого варвара, со счетом все в порядке!
На экране, увеличенная благодаря аппаратуре, вырисовывалась некая планета, пятая по счету от солнца. Зеленая, закрытая облаками, с большими пятнами потемнее или же, наоборот, посветлее, она напоминала Землю. Отчетливо были видны два спутника.
— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — проговорила Ирэн, — но ведь никогда прежде…
— … мы не видели ничего столь похожего внешне на наш собственный мир? Да, так и есть. И у меня уже имеются первые спектроскопические результаты: кислород, азот, водяной пар… Похоже, мы наконец-то нашли то, что искали.
— Наши теоретики, как всегда, оказались правы, — пророкотал чей-то басистый голос. Сопровождаемый щуплым финном, в командную рубку вошел Григорий Ергушов.
— Но есть ли на этой планете жизнь, — заметил Купер, — нам пока неизвестно.
— Скорее всего, есть, Купер, — возразил Ривьер. — Свободный кислород — верный ее признак, по крайней мере жизни растительной. Да и взгляните туда, на спектральные линии — в них определенно присутствует хлорофилл!
— Стало быть, планета пригодна для жизни…
— Да, здесь есть жизнь! Вы только подумайте: жизнь! Пусть и чисто растительная! Какое чудо! Но насколько эта планета подходит нам, я пока что не знаю. Некоторые формы растительной жизни скорее даже опасны, например, бактерии. Не говоря уже о вирусах! В общем, одно из двух: либо жизнь здесь, по своей химической основе, значительно отличается от нашей, и в этом случае местные бактерии, и даже вирусы, не несут нам серьезной опасности, хотя, если мы пожелаем ее, эту планету, колонизировать, то будем вынуждены полностью изменить здесь экологию, либо же, что кажется более вероятным, учитывая наличие хлорофилла или его ближайшего эквивалента, жизнь здесь аналогична нашей, и тогда нам нужно остерегаться болезней!
— Но панвакцина, которая имеется у всех нас…
— Эффективна против земных заболеваний, Ирэн, — подал голос Колехайнен, — но не факт, что и против здешних! Довольно будет малейшего базового психохимического различия, достаточно слабого для того, чтобы мы оставались возможной жертвой, и достаточно сильного для того, чтобы нашего иммунитета не хватило!
— Но к чему спорить впустую? — вопросил Купер. — Приземляемся!
Звездолет мягко опустился на поляну, на некотором отдалении от реки, примерно на 45-ом градусе северной широты. И тотчас же начались многочисленные анализы, провести которые они уже перестали и надеяться: вычисления процентного содержания воздуха в кислороде, азоте, углекислом газе, инертных газах, пыли и бактериях. Внезапно выскочивший из корпуса судна зонд погрузился в гумус, забирая образцы. Воздух на планете был пригодным для дыхания, хотя, быть может, и немного бедноватым на кислород; бактерии, в подавляющем своем большинстве, знакомыми: все указывало на то, что панвакцина окажется эффективной. Выйдя в спасиандре[10], Ривьер вернулся с кое-какими образчиками растений, которые по своему химическому составу, похоже, мало чем отличались от растений земных.
10
Спасиандр (фр. spatiandre) — герметичный и изотермический защитный костюм для выхода в открытый космос (Примеч. переводчика)