Страница 91 из 109
Тинкар вышел из лагеря на своих двоих — только Эриксону, адмиралу флота, был положен глиссер. Ему нужно было пересечь бедняцкий квартал, наполовину разрушенный бомбардировками, чтобы добраться до ресторанчика, где он обедал, предпочитая его мрачной столовой и «шикарным» заведениям, которые посещали любимчики нового режима. Со всех сторон вокруг него бежала толпа: мужчины в драных одеждах, женщины, слишком усталые, чтобы быть кокетливыми, молчаливые дети с голодными глазами. Его форма иногда вызывала взгляды ненависти, но на большинстве лиц читалось апатичное равнодушие. Ужас гражданской войны еще глубоко сидел в каждом, отчаяние, оставшееся в душах после неудавшейся революции, было слишком велико, чтобы в ком-то сохранился мятежный дух. Тинкару вспомнились печальные слова Эриксона: «На нашу старушку-Землю, Тинкар, опускаются сумерки. Оправится ли она когда-нибудь от этого, уж и не знаю».
Что он делал здесь, в этом умирающем мире? И что вообще сделал с того момента, как взорвался его звездолет, отправив его умирать в космос? Попытался ли он заставить галактиан принять его, уважать? Нет, он надулся от обиды, встал в упрямую позу по отношению к людям с глупыми предрассудками. Словно сам не был напичкан столь же нелепыми предрассудками! И тем самым, пусть и не напрямую, вызвал смерть Иолии! Даже с точки зрения его прежней этики, этики Звездной Гвардии, его нельзя было простить. Единственным, что он мог вспоминать без боли, были моменты, проведенные с Анаэной на безымянной планете. С Анаэной, которая любила его.
Он тоже любил ее, недолго, но страстно, пока не был покорен нежностью Иолии. Кто знает, не случись той стычки в лагере паломников и оскорблений Анаэны, которые задели его гордость, он, быть может, и не взял бы Иолию в жены. Он не сожалел об этом, поскольку впервые в жизни испытал настоящее счастье. Но могло ли это продлиться? В глубине души он в этом сомневался. Возможно, оно и лучше, что все произошло именно так, возможно, торпеда мпфифи была ударом милосердия.
Пронзительные крики вырвали его из раздумий. Двое солдат в дверях небольшой таверны пытались вытащить на улицу отбивающуюся женщину. Двое других подталкивали ее изнутри. Бледный хозяин молча смотрел на это бесчинство, не решаясь вступиться за жертву. Тинкар подошел ближе.
— Что здесь происходит?
Один из солдат распрямился и с наглым выражением на лице встал по стойке смирно.
— Да ничего, мой капитан! Эта потаскушка отказывается переспать с нами четверыми.
— Отпустите ее! Вам известен приказ: никаких беспорядков в городе.
— Но, мой капитан…
— Отпустите ее! И приведите форму в порядок!
— Слушаюсь, мой капитан!
Женщина поднялась, движением головы отбросила назад длинные черные волосы. Тинкар рассеянно взглянул на нее. Молодая, довольно красивая, хотя эту ее красоту и портила нездоровая красноватая кожа. Где он ее видел? Наверное, в каком-нибудь баре.
— Какое подразделение?
— Третий линейный полк, мой капитан.
— Ладно. Передайте привет вашему полковнику и попросите его от моего имени влепить каждому из вас по неделе тюрьмы. Вот моя визитная карточка.
Он быстро нацарапал несколько слов и протянул карточку солдату. Тот отдал честь. Тинкар развернулся и пошел дальше.
— Холрой! Берегись!
Он инстинктивно нагнулся, отпрыгнул в сторону. Услышал свист пули, молниеносно повернулся и выстрелил в солдата, чье оружие еще дымилось. Мужчина рухнул на тротуар, остальные бросились врассыпную.
— Кто меня предупредил? — бросил в толпу Тинкар.
— Я, — ответила женщина.
— Вам известно мое имя?
— Кто не знает победителя звездных гонок?
— Пойдемте.
— Куда?
— Сначала ко мне, потом — в ресторан.
— Я — певица, капитан, а не что-то другое.
Он слегка покраснел.
— Я вовсе не прошу вас оплачивать мои услуги, мадемуазель. Но если у вас есть зеркальце, посмотрите на свое лицо, и вы увидите, что вам не мешало бы привести себя в порядок.
— Простите, капитан, я неправильно вас поняла. Но в этом случае я предпочла бы заняться туалетом в своей собственной уборной. Вы подождете меня здесь или пойдете со мной? Если, конечно, все еще настаиваете на ужине?
Тинкар вошел вслед за ней в таверну, пересек большой темный зал с низким потолком, пустой в этот час дня. Хозяин, толстый пожилой человек, подскочил к нему:
— Спасибо, капитан, что отбили Эльду у этих животных.
— Это ваша дочь?
— Нет, подруга моей дочери. Она работает у меня певицей. О! Поет она очень хорошо. Да и вообще девушка серьезная. Могла бы зарабатывать куда больше денег, если бы захотела, со всеми этими толстосумами, что приходят сюда поразвлечься!
Понизив голос, трактирщик доверительно сообщил:
— Если вам кто-то мешает, мой капитан, могу найти человека, который за умеренную плату…
— Нет, спасибо!
— Всегда к вашим услугам!
Девушка усадила его в кресло в небольшой комнатке и удалилась в уборную, сказав:
— Буду через десять минут.
Он ждал ее, рассматривая висевшую на стене картину, на которой была изображена битва при Антаресе III.
— А вот и я!
Тинкар обернулся и застыл от удивления. Женщина преобразилась. Кожа ее была светло-золотистой, лицо обрамляли белокурые, с рыжинкой, волосы.
— Графиня Ирия!
— Вы ведь не выдадите меня, Холрой? Только вы и этот славный хозяин таверны знаете мое подлинное имя.
— За меня не волнуйтесь, графиня, но он…
— В свое время я оказала его дочери точно такую же услугу, какую вы только что оказали мне. Он этого не забыл и скорее умрет, нежели проболтается.
— Графиня Ирия! — все еще не веря собственным глазам, повторил Тинкар.
— Да, «недосягаемая мечта», как называли меня молодые офицеры вашей Гвардии, как, вероятно, называли меня и вы сами. В эти проклятые дни я стала уже досягаемой — не по своей, разумеется, воле!
— Вы не боитесь, что вас узнают, если вы выйдет отсюда в таком виде?
— Я вернула себе прежний облик всего на несколько мгновений, ради вас. Немного быстродействующей краски на волосы, косметика — и я вновь стану такой, какой вы меня видели. Достаточно красивой для певицы злачного бара, но недостаточно красивой для того, чтобы меня похитили.
— И тем не менее те солдаты…
— Случаются и неприятные моменты. Но до сих пор такое было лишь раз. Пойду приготовлюсь. Просто хотела знать, помните ли вы меня!
— Вы совсем не изменились!
— Тогда мне было лет двадцать, теперь уже двести! Все еще хотите отвести меня в ресторан? Дядюшка Давид может нам приготовить великолепный ужин прямо здесь.
— Как пожелаете.
Ужин, поданный в маленькой комнате без окон, оказался лучшим за последнее время. Блюда напомнили Тинкару кухню «Тильзина»: сочное, хорошо приготовленное мясо, свежие овощи, отличные фрукты. Он был приятно поражен.
— О! В этом нет ничего удивительного, — объяснила графиня Ирия. — Таверну дядюшки Давида посещают одновременно и отбросы общества, и те, кто считает себя элитой, хотя они и ничем не лучше первых. У нашей новой знати есть деньги. Дядюшка Давид берет из них свою долю.
— Дядюшка Давид?
— Ему нравится, когда я зову его именно так. Я не знаю его прошлого, не знаю настоящего, но по отношению ко мне он ведет себя безупречно. Я «спасла его малышку Тэзу от позора», как он повторяет. Он принял меня после того…
— Для вас, должно быть, это был ужасный удар.
— Да. За несколько месяцев скатиться с вершины до самых низов, увидеть, как уничтожают твою семью, смириться с гибелью и исчезновением друзей…
— Но как мог Карон допустить такое?
— Я говорю не о первой революции! В ней, конечно же, моя семья тоже потеряла всего перышки, как и все остальные, но с этим можно было смириться. Будучи моим кузеном, Карон сумел нас защитить. Кроме того, мы была одним из тех редких знатных семейств, которые народ не слишком-то и ненавидел. Нет, все произошло потом. После захвата власти этой бандой негодяев, которая управляет нами теперь и которой вы слу́жите!