Страница 51 из 61
Инга
Двадцать пять лет. Разведенка с ребенком. Лежит уже две недели, в то время как за малышом ухаживает бабушка. Жалобы пренеприятные. Поступила опять же с температурой, но стоило ту купировать, как пошло-поехало. Новые симптомы: чувство шаткости при ходьбе, головокружения даже в горизонтальном положении. Часто отказывается есть, говорит, подташнивает. Плебейский диагноз «ОРВИ» поставили под знак вопроса. Выяснилось, что живет разведенка за городом, со своим (точнее — бабушкиным) огородиком да с лесом, где собирает всякие дары природы — ягоды и прочие глупости. Как бы один из даров леса не оказался клещом, которого та поймала, прогуливаясь по опушкам. Теперь требуется исключить у больной энцефалит, боррелиоз и инфекционный менингит. Нейроинфекция — крайне коварная вещь, которая долгое время может протекать практически бессимптомно, а потом выпячиваться, как у Инги, ознобом и головокружениями. Вчера еще до кучи выяснилось, что у больной сильно ослабли позывы сходить в туалет, умом она понимает, что мочевой пузырь полон, а писать не хочет. Александр Владимирович подумывает сделать ей люмбальную пункцию, хоть это и пренеприятная процедура. Но нужно же выяснить, что с ней такое. Тьфу-тьфу, конечно, чтобы не клещ. Хорошая девочка. Хозяйственная, мягкая. Рукастая. Шпингалет в палате починила сама и окно заклеила. С таким аппетитом рассказывает про свои грядки, что думаешь: на следующий год, ей-богу, посажу тоже на подоконнике морковь. И редиску. А то, что разведена, так с кем не бывает. Девочка она, что говорится, битая, ученая, такая даже легче себе найдет пару, чем какая-нибудь вертихвостка без дитя. Готовить умеет все на свете и свою несупружескую жизнь старается проживать весело, а не крест тащит. Говорит, что успевает и кухарничать, и на дискотеки бегать.
Ярослава
Двадцать лет. Поступила с пятнышками на руках и ногах. Исключили псевдотуберкулез. Прокололи уколы, стало полегче. Но и в этом случае доктора ждало крушение надежд. Ни с того ни с сего у Ярославы обнаружилась аллергия на лекарства. Бляшки снова повылезали, как мухоморные пятнышки. Перевели ее уже на самую щадящую терапию, а все равно чешется. Жалуется, что не может спать. Слава богу, хоть гортань не распухает. Чем теперь прикажете ее лечить? Пригласили ей на понедельник аллерголога из соседнего отделения, а то уже никаких сил с ней нет. Ей требуется теперь проверять кровь чуть ли не каждый день. Хорошая девочка. Деловая, активная. Смешливая. Все время сидит в интернете. Работает журналистом в молодежной газете, даже в больнице продолжает звонить на работу. Хорошо разбирается для такой молодой девочки в политике. Отчитывает коллег по телефону. Пишет, лежа на кровати и поставив ноутбук на живот, статьи и заметки. Грозится взять интервью у Александра Владимировича на целую полосу и уже договорилась с журналистом, чтобы тот пришел сфотографировать доктора. Только фотографов в больнице не хватало.
* * *
— Как вы себя сегодня чувствуете, Агата Николаевна? — спрашивал доктор на следующий день у новенькой, меряя ей пульс.
— Я чувствую себя хорошо, честное слово, — тихо сказала она. — Горло болит гораздо меньше. И температура спала. Может, мне домой?
— Подождите хотя бы анализа крови. Зачем же так спешить? — Заведующая, которая сегодня удостоила палату своим посещением во внеурочное время, светила ей в горло фонариком, придирчиво рассматривала розовый, услужливо распахнутый зев.
— Но мне и правда лучше.
— Вот и славно. Если анализы хорошие, послезавтра и выпишем, — заведующая обратила участливый взор на Олю: — А вы как себя чувствуете, милочка?
— Плохо. В туалет часто бегаю. Писать больно, — шепотом призналась Оля и подобрала ноги с пола, который нянечка натирала чавкающей шваброй на тряпке. Уборка и обход больных сегодня совпали по времени.
— Да, ночная сестра говорила мне, что вы несколько раз за ночь мимо нее пробежали. Укольчики новые попробуем?
— А что за уколы? — заволновалась Оля.
— Хорошие уколы. Вашим почкам понравятся. Но сильно болючие.
— А есть не болючие?
— Ягодка, мы не на рынке. Если доктор сказал, что надо болючие, значит, так тому и быть. Так больно?
— Нет.
— А здесь?
— Кажется, больно.
— Кажется или больно?
— Больно.
— А какая боль? Колющая, режущая, ноющая?
— Скорее ноющая.
— Ага, ага, — удовлетворенно покивала головой заведующая и записала что-то в журнале.
— А может, не надо уколы? — спросила Оля, но заведующая уже повернулась к Наташе, которую прослушивал Александр Владимирович:
— В институте-то вас, поди, заждались уже?
— Да я и здесь занимаюсь потихоньку.
— Что кашель?
— Кашель есть. Измучил.
— А он когда сильнее — днем или ночью?
— Кажется, днем.
— Хорошо, хорошо, так и запишем. Александр Владимирович, что у нее с хрипами?
— Я не слышу. Может, и правда рентген? Если верхнедолевая, то мы ничего и не поймаем. Кашляет… Ничего по-прежнему не отхаркивает.
— Открой-ка рот, — заведующая снова включила фонарик. — Горлышко у тебя чистое.
— При пневмонии так и бывает.
— Ты моя умница, все-то ты знаешь. Кофточка новая? Тебе идет.
— А когда будем делать рентген? — спросила Наташа, одергивая похваленную кофточку.
— Не торопись, ягодка. Всему свой срок. Анализы надо сначала.
— Александр Владимирович, может, еще раз послушаете? — Наташа снова попыталась было заголиться, но он лишь покачал головой — ничего нового я здесь не услышу.
Пришел черед Инги задирать кофту, и все в который раз могли убедиться, что сиськи у нее не чета Наташиным. У отличницы Наташки грудки как кулачки у гномика, хоть и в кружевном лифчике, у Инги же — полновесные кубанские дыньки.
— У меня голова еще сильнее кружиться стала, — жаловалась она. — Шатает при ходьбе.
— А есть чувство, что пол проваливается или кровать?
— Есть! Лежу и думаю, — уплываю куда-то.
— Подождите-подождите. «Уплываю» и «проваливаюсь» — это совершенно разные вещи. Так что же все-таки?
— Ну… — задумалась Инга, — скорее, проваливаюсь.
— Согни ногу, — приказала заведующая. — Нет, не так. Теперь проведи по другой. Да погоди ты, не спеши.
— Пригласить еще раз невролога? — тихо спросил доктор.
— Да, пожалуй, пригласите. Посмотрим, что это за напасть такая с нашей девочкой. Кровь-то хорошая. Рефлексы, правда, немножко повышены, но чем черт не шутит.
— Александр Владимирович, вы думаете, это что-то серьезное? — спросила Инга.
— Да скорее всего нет, — он бросил взгляд на заведующую, ища поддержки, и она доброжелательно закивала головой, показывая, что все будет хорошо.
— Александр Владимирович, — Наташа и Оля догнали врача в коридоре. — Скажите, а наша Ярослава — она не заразная?
— Сколько раз можно повторять, — насупился Александр Владимирович. — У вашей соседки аллергия на лекарственные препараты. Как это может передаться вам?
— Но у нее такие противные пятна на руках и на ногах, — прошептала Оля. — Фу.
— Я видел эти пятна. Для вас они не опасны. Перестаньте выдумывать себе неприятности. Идите и болейте спокойно. А вы что хотели? — спросил он у Наташи.
— Возьмите конфеты, — робко попросила та и протянула коробку с цветочками.
— Вы меня избалуете, — улыбнулся врач и сразу же снова насупился: — Поправляйтесь скорей.
— Я стараюсь, но что я могу поделать. Этот кашель…
— Александр Владимирович! — позвала его Зоя Викторовна, и доктор поспешил прочь, скупо улыбнувшись пациенткам напоследок.
— Девочки, а где здесь можно помыться? — робко спросила у них новенькая Агата, когда они вернулись в палату.
— В ванной, конечно, — язвительно ответствовала Оля и, бухнувшись на кровать, отвернулась лицом к стене.
Вечером палату ждал сюрприз. Новенькая-то оказалась с подковыркой! Целый день она, поступившая без вещей, проходила по больнице в белых носках, подошвы которых уже скоро закоптились, и ела из больничной выцветшей миски, а вечером ее пришли навестить. Явилась уродливая женщина, лет на двадцать старше Агаты, со складками вокруг рта и обветренным мужеподобным ртом, принесла Агате цветочки и книжку Набокова, и весь вечер они выясняли отношения. Девочки даже на ужин не пошли, чтобы ничего не пропустить. Из их ругани вскоре стало понятно, что женщины снимали вместе квартиру, и подруга Агаты, несмотря на то, что той не было дома всего один день, спустила деньги, отложенные на аренду, в ночном клубе. «Я тебе совершенно безразлична», — плакала Агата в розовые ладони, а подруга гладила ее по плечу, в то время как глаза у нее были смурные и недовольные — точь-в-точь мужик извиняется. «Ну бес попутал» — вяло повторяла она. «Я лежу в больнице, а ты не можешь перестать трепать мне нервы и здесь. В то время как я нуждаюсь в поддержке, ты меня предаешь». — «Малыш, ну прости, честное слово, в последний раз».