ЛЮ:БИ

[монетки счастья]

Постояв несколько минут в нерешительности, Сухова все-таки толкнула прихотливую эту конструкцию. Дернешь за веревочку… в голове промелькнула, впрочем, скорее, не сама даже фраза или лейттема унылой полифонии (эти, разумеется, ставят ударение на предпоследний), которую herоИне нашей не то чтоб очень уж хотелось назвать заношенным word’очком «жизнь» – нет-нет, зазвучало, скорее, некое визуальное противосложение: Бабушка-бабушка, а почему у тебя?..

Далее опускаем.

С некоторых пор она избегала бук-шопов: профзаболевание, подхваченное в том самом отделе реализации дышащего на ладан ИД, специализировавшегося на «гордой» (она же «бесценная», «непродажная») буржуинской и местного замеса пол- & лит-ре. Все, что нужно было знать о книге как о товаре, умещалось в нескольких строках (Arial, 12 кегль: Times New Roman Сухова почему-то недолюбливала): серия/автор/название/аннотация/ISBN/тираж/цена вопроса. Скопировав сюда же, в Документ Microsoft Word, обложку-small, она кидала сей вирт-манок товаро-пардонте-ведам, ну а дальше совсем уж тупо: кол-во пач., шт. в пач., отгруз., достав., накладн. – и др. и пр. Через какое-то время начинались возвраты, платежки, акты и проч., о чем авторы (словечко это считалось в агонизирующем коллективчике ругательным), которых Сухова силилась по долгу службы худо-бедно «обслужить» (продать), не имели по большей части никакого представления – как не имели они никакого представления и о том, что на самом деле говорили о них editorвши[39] заглавные и строчные, а также Тот, кто совсем недавно жал их, малоприбыльные с точки зрения премиального литпроцесса, ручки да улыбался во все имплантаты.

Комната, где отсиживала Сухова с десяти до семи – отсиживала, заметим, вместе с косящим на оба глаза потливым мальчиком тридцати лет от роду да жабьерылой mademoiselle, к месту и не к месту цитировавшей того самого классика, на чьей могиле Сухову когда-то стошнило (ужасный, и впрямь ужасный токсикоз – и тут же: я не хочу печалить вас ничем), – от пола до потолка была завалена тем самым продуктом, из-за которого одинокие пиплы, владеющие языком – шкала от xudo-bedno до excellent, – горделиво и одновременно робко прячущиеся под собственными фамилиями, не спали ночей-с, играли в «ворованный воздух» да расставались с теми самыми «0.5», тщетно силящимися понять так называемую магию их word’a. Сухова, впрочем, давно не силилась – она ничего не читала с тех самых пор, как б.-у. – шный ее husband, небезызвестный переводчик, предложил ей роль старшей ж. и уж хотел было представить новую свою пассию с тем, чтоб – ну мы же современные люди – «devochki подружились».

Сняв вмиг потускневшее от адюльтеришки колечко, тогда, три года назад, она все-таки расклеилась – и Даня, голубоглазый шкодник, сказал то, что говорят обычно в таких случаях все дети: «Ма, ты чего?..» – и, не дождавшись ответа, побежал в ванную за салфеткой; далее опускаем, возвращаясь к началу текста и вспоминая, что дверь-таки открылась.

Сколько лет не была она в бук-шопе просто так – сколько лет не смотрела на полки, заставленные разноцветными томиками, без треклятой профнадобы? Репертуар слева – Сухова огляделась – показался поначалу забавным (на вывеску ЭЗОКНИГА она не обратила внимания): «Как легко и быстро испортить жизнь себе и другим», «Ускоренный курс практической магии», «Привлекаем деньги» и пр. То, что находилось справа – Саи Баба, Ошо, Айванхов и пр., – священного трепета тоже не вызвало, и все же кое-что – а кое-чем оказался пресловутый Карлос К. – она все-таки полистала: небезызвестный афоризм «Люди, как правило, не отдают себе отчета в том, что в любой момент могут выбросить из своей жизни все что угодно. В любое время. Мгновенно» ввел heroИню нашу в легкий ступор: на мгновение она, будто ее «выключили», застыла, а потом, словно опомнившись, повертела в руках зеленый томик да и поставила безвольно на место. Собравшись же было уходить – Данька наверняка ничего не ел: новые выкрутасы, ну-ну, – Сухова вдруг резко повернулась и пошла назад, но не к опусам Карлоса К., а к «левым», среди которых чего только не было – глаза с непривычки разбегались: и Ритуалы на привлечение счастья («…книга поможет избавиться от жизненных неурядиц, семейных и межличностых проблем»), и Защита от денежных пробоев («…прочитав эту книгу, вы навсегда забудете о материальных проблемах!»), и Магия денег («…эта книга притянет к вам удачу и успех: талисманы, амулеты, заговоры») etc. Сухова поглаживала подушечками пальцев то одну аляповатую обложку (у них в ИД такие ваяли «для регионов»), то другую, а когда, наконец, это прискучило, положила на кассу три, взятых наугад, «эквивалента счастья», не вспоминала про которые до тех самых пор, пока они в буквальном смысле не свалились ей на голову: «О-о… – только и выдавила из себя тогда наша heroИня. – О!..». А что еще из себя выдавишь?.. Ну разве слезу: ее-то и смахнем.

Это был, как уверяли СМИ, самый мрачный ноябрь за последние сто лет – утешение, разумеется, слабое для того чтобы держаться; впрочем, Сухова держалась, и где-то как-то это даже срабатывало. Надо было всего лишь чего-то не замечать, настраиваться на, будь он неладен, pozitiff («…нажмешь на словечко…» – «..бабушка, но по-че-му?!..») да не принимать ни-че-го близко к тому, что двуногие все еще называют сердцем. И Сухова не замечала, настраивалась и не принимала, однако даже квартира, летом в которой было невыносимо жарко, а зимой – чудовищно холодно, казалось, и та смеялась над ней. От невидимого сего оскала Сухова внутренне съеживалась и качала головой, чем вызывала недовольство сына: «Ма, ты чего, сама с собой уже разговариваешь?..» – после развода отношения с Данькой не то чтоб ухудшились: нет-нет, он был понятлив, и все же что-то неуловимое, не имеющее названия, из них исчезло.

Обида – профессионально, со знанием дела выедающая душу, – не торопилась растворяться в чудодейственном эликсире прощения: Сухова решила было пуститься «во все тяжкие», но сдержалась (остановил, кстати, не в последнюю очередь и потенциально возможный букет ЗППП), а когда, двадцать четыре месяца спустя, вспомнила, что все это время в постель ее «не ступала нога человека» (пошлейший, пошлейший анекдот! и жизнь… жизнь у нее такая же… пош-лей-ша-я), расхохоталась. Вспоминание это пришлось, к слову сказать, на тот самый период, когда ИД, в отделе реализации которого просидела heroИня наша без малого пять лет, занялся тем, что называют высвобождением персонала – под «антикризисную» его политику Сухова и попала: п.3 ст.77 ТК РФ, далее опускаем.

То, что было отложено «на море», проели за два месяца: хоть к Deus’y обращайся, хоть к Яndex’y – едино. Job-сайты, все меньше пестрящие объявлениями о хоть сколько-нибудь достойном занятии, не вызывали у Суховой ничего, кроме усталого раздражения, доходящего порой до брезгливости, а то и отчаяния – первые четыре недели ее, болтающееся в Сети и куда только не рассылаемое, CV оставалось незамеченным, будто несуществующим в природе (спам типа «женщине-руководителю требуется помощник» опускаем); вторые четыре, равно как и последующие, впрочем, тоже… Кому нужен сейчас, думала она, ее опыт – сей час, когда тиражи урезаны, а типографский прайс и не думает спускаться не то что с мелованных, но даже с офсетных своих занебеснутостей? А дальше: Массовка в кино! Опыт не обязателен! Так, проткнув дедовским шилом еще одно – в сторону, разумеется, уменьшения ОТ[40] – отверстие на ремне, Сухова и приблизилась вплотную к «важнейшему из всех видов искусства», так и впустила его (пятьсот пятьдесят рэ в день: что ж, лучше чем ничего) в плоть и кровь. Впускала же до тех самых пор, пока не слегла с жесточайшим гриппом (слегла, на самом деле, от обиды: г-н режиссер не считал за людей не то что массовку с эпизодниками, но и актеров, неустанно указывая младшим по разуму братьям, а особенно сестрам, их место): съемки на натуре – дождь, ветер – окончательно вышибли из головы «дурь», и именно тогда-то и свалились на нее – макушка: аккурат! свят-свят! – «Ритуалы и заговоры».

39

Editor – редактор.

40

Объем талии.