Страница 56 из 70
— Я вижу, вы уже искупили свою вину кровью. Можете подходить за реабилитацией, когда я тут где-нибудь устроюсь.
— Если позволите, барон, то я останусь со своими штрафниками до конца, — возразил он мне.
— Дело чести и авторитета.
— Если вы так ставите вопрос, то ничего не имею против, — ответил я.
— Даже отмечу такое ваше поведение перед его величеством. Глаза бывшего гвардейского подполковника обрадовано сверкнули. Смысл и радость гвардейской службы быть отмеченным императором.
— Много потерь? — продолжил я его расспрашивать.
— Треть, господин командор. Двадцать два фельдюнкера. В основном в рукопашной при захвате батареи. Надо же… Я почему-то посчитал, что он в два раза больше подчиненных в бою положит. Не меньше. Обманчив бывает внешний вид. Но я должен признаться, барон, что ваши бронеходы это страшное оружие, — продолжил граф.
— Нечеловеческое. Если бы я не был на вашей стороне в этом бою, то, наверное, бежал бы сам позорно с поля боя.
— То ли еще будет… — вздохнул я, припомнив кино про ядерный взрыв на Тоцком полигоне, которое нам показывали в армии.
— Техника в наше время меняется молниеносно. Если позволите, граф, дам вам один совет… — С удовольствием выслушаю его, — действительно по лицу видно, что проявил заинтересованность.
— Вы храбро сегодня сражались, граф. Сразу скажу, наград за сегодняшний бой не будет. Какие награды могут быть в братоубийственной войне? Но когда император будет возвращать вам прежние чины, то проситесь сразу перевести вас в армию, пока война официально не закончилась. Сами понимаете, что императорскую гвардию после такого мятежа ожидают перетряски да массовые чистки с отставками. Возможно даже 'с позором'. А так вы безболезненно выйдете в войска генералом. Получите под командование бригаду. Ранг вам позволяет. Но это так… Между нами.
— Благодарю вас за совет, барон. Он действительно ценный. А что будет теперь в стране? — В империи продолжится гражданская реформа покойного императора Отония. Она прогрессивна. Нет у империи иного пути, как переходить на индустриальный уклад хозяйствования. Феодализм это родимые пятна прошлого, тянущего нас вниз. Сохраним феодализм, проиграем экономическое соревнование другим великим державам. Тогда нас раздавят и растащат по мелким лимитрофам. Мы и эту войну против всего мира, если можно так выразиться, еле-еле вытянули благодаря индустриальному рывку. Но этого мало. Сегодняшний мятеж гвардии, по большому счету, это попытка возврата к феодализму. Потому как доходы от традиционного сельского хозяйства если и не упали, то стали бледно выглядеть по сравнению с доходами фабрикантов и купцов. А это обидно тем, кто еще крепостное право помнит если не сам, то по рассказам родителей. И даже не в доходах основная обида, а в том, что шапки перед ними перестали ломать и спины гнуть. И в глаза смотрят дерзко.
— Вам проще, господин командор. У вас в Реции крепостного права не было никогда, — вздохнул граф Гримфорт.
— А у нас в великом герцогстве все так запутано… — Кстати, граф, вы местный же… Не подскажете особнячок средней просторности, который можно реквизировать под мой штаб? Чтоб дворик был, флигеля и конюшни. И особо не бросался в глаза роскошеством. И чтобы мой бронеход во дворе встал ничего не ломая. * * * Штурмовики зачищали квартал за кварталом, вытаскивая зашхрерившихся гвардейцев из, казалось бы, невозможных для укрытия человека щелей и дырок. И передавали их идущим следом трофейным командам. Пленные не сопротивлялись. Большинство в пылу бегства и оружие-то растеряли. Всего пару раз нам в городе оказали сопротивление. Один раз мушкетерский лейтенант, которого застали отчаянно стучащимся в дверь неказистого двухэтажного дома в глубине квартала. Когда он понял, что туда его не пустят, а штурмовики уже за спиной. Развернулся, выхватил саблю и диким криком бросился на штурмовую группу: — Ненавижу! Согласно инструкции никто с ним в единоборство вступать не стал. Полоснули из автомата очередью поперек груди и все. Револьвер у него был, но из пустых камор барабана пахло тухлыми яйцами. Второй раз пришлось вести бой с опомнившимися мушкетерами, которые забаррикадировались в тесном тупиковом переулке с пулеметом и решили видимо как можно дороже продать свои жизни. Первыми на них напоролись трофейщики с летальным для себя исходом. Мушкетеры сразу скосили из пулемета семь человек. Двое оставшиеся в живых саперов побежали за подмогой. Затем пришлось гвардейцев осторожно выкуривать, потому, как основу баррикады составляли две пулеметные двуколки, на которых перевозилось кроме самого пулемета системы 'лозе' четыре тысячи патронов к нему. В лентах уже. Отбивались они грамотно. Экономя патроны, но когда необходимо то и длинными очередями угощали, не подпуская к себе никого на гранатный бросок. Пытались подогнать 'артштурм', но он по ширине еле пролезал в этот кривоколенный переулок и то только до поворота. По этой же причине не было возможности ни гаубицу применить, ни миномет. Переговоры ничего не дали, разве что позволили приблизительно определить численность этого отряда. Впрочем, в парламентеров никто из гвардейцев не стрелял. Снайперу просто негде было себе устроить позицию в этом каменном мешке. Добежали до меня с вечным вопросом: 'что делать?'. Пыл схватки уже угас. Никто из штурмовиков не хотел лишней крови. Послал еще одного парламентера. Тот выкрикнул в рупор, что я — Кровавый Кобчик, даю им полчаса на размышление, а потом сотворю с ними 'кровавую тризну'. В ответ услышали только мат и хвастовство, что они не царцы, чтобы дать себя резать ножиками тупым диким горцам-овцедрюкам. Зря они это сказали. Среди штурмовиков нашлось четверо хороших скалолазов. Они по фасадам домов на соседней улице, отобрав у связистов костыли для прокладки телефонного кабеля по стенам домов, поднялись на крышу. По крышам же и прошли до этого тупика с упертыми мушкетерами. Просто и непритязательно забросали их сверху ручными гранатами. Каждый из этих альпинистов взял с собой по три десятка 'колотушек'. Этого хватило. Двадцати мушкетеров с тремя офицерами больше не стало среды дышащих. Как и стекол в переулке. И целого кожуха на пулемете. Больше никаких очагов сопротивления до самого проспекта не было. Но я приказал встать в оборону, заняв три улицы от ворот до центрального проспекта и провести зачистку. Улов оказался небольшой. Всего несколько десятков человек, практически все раненые. Тащить их в чистое поле в импровизированный концлагерь не стали. Отобрали оружие, у кого было, взяли подписку с них и с хозяев домов, что они прекращают сопротивление. В случае нарушения данного слова поручителями выступала семья их приютившая, на которую горцы навели страху, что всех зарежут тогда. Я понимал, что каждый час работает против меня, но захваченный кусок города оказался больше нашего горла. Тем более что небо прояснилось наполовину, что позволило все-таки прилететь дирижаблю из Тортуса и раскидать над городом листовки с Манифестом. Когда расчистили от ворот Ловчую улицу, я выдвинул к проспекту три пулеметные танкетки. И расставил блокпосты. Четыре поста вооружили трофейными пушками. Больше для устрашения противника, нежели действительно собрались разрушать столицу. Отправил боевое донесение людям Моласа в кордегардию охотничьего замка и сел на патронный ящик ждать нового приказа от императорского генерал-адъютанта, пока саперы вывозят трофеи и оформляют пленных. Стоило только отправить вестового с пакетом, как гвардейские инженеры протянули к месту моей засидки полевой телефон. Однако, сервис. Покрутил ручку. Дунул в трубку.
— Сувалки? Кобчик на проводе. Доложи обстановку вокруг города. И где тут ваши люди? Я еще ни одного из них не увидел. * * * Люди Моласа начали активные действия только в полдень. Это мне стоило, наверное, клока седых волос. Сидеть практически без дела на вздёрге нервического ожидания все утро в неустойчивой конфигурации противостояния в городе. Ситуация напоминала древнюю русскую сказку о том как мужик медведя поймал, а тот его не пускает… Мне бы еще пару батальонов под руку. Простой пехоты. Даже слабо обученной. На посты и блоки поставить. Пометить место. А тут еще Бисер настойчиво попросил не занимать императорский дворец, дабы не попортить при штурме дорогой декор. По мнению императора, инсургенты уже проиграли. Время работает против них. Фельдмаршал наступает и уже взял пару полустанков на столичной ветке железной дороги. В конце концов, приказано было ждать выступления людей Моласа и поддержать их. Без дела, конечно, я не сидел. Укрепил и усилил периметр занятого района. Убрал из столицы всех пленных и ненужные в текущем противостоянии трофеи. Особые группы прочесали все домовладения в подконтрольном районе на предмет укрывательства мятежников. Несколько домов пришлось брать штурмом, после чего хозяев расстреливать на их же дворах у ближайшей стенки. По какой причине они оказали вооруженное сопротивление я не заморачивался. Не моя епархия. Достаточно было самого факта. Расстрельные команды набирались из штрафников. Ничего… даже устных возражений не услыхал от них, что аристократам работать палачами невместно. Бронетехника в городе была только та, которая имела бронированные крыши. И к каждой машине было прикреплена штурмовая группа, усиленная отделением гранатометчиков. Подо мной была где-то одна шестая часть города и не самые стратегические кварталы. Вокзал с телеграфом, телефонная станция и оба моста через Штрее были если не в руках, то на территории формально занятой мятежной гвардией. Зато Имперский банк оказался на моей территории, вместе хранилищем. И все подходы к нему. Бисер после моего сообщения об этом прислал группу невесть откуда им взятых аудиторов с именным рескриптом на руках. Сейчас они разбились на две группы. Одна считает деньги в хранилище. Вторая проверяет бухгалтерию. Полная инвентаризация. Директорат банка под конвоем пьет кофе в ближайшем кафе, открытом по такому случаю по нашей настоятельной просьбе. (Все точки общепита и магазины в столице в этот день не работали.) Время от времени кого-то из директоров дергали на допрос в здание банка. Из всего до меня доведенного я выудил только одну существенную информацию — все банкиры люди покойного канцлера Лоефорта, а аудиторы нет. Особняк Казначейства мы не взяли, сил не хватило, но все подходы к нему оказались у нас под прицелом. Главную задачу — не дать графу Тортфорту вывезти оттуда деньги решалась положительно. Две попытки проникновения в казначейство пресекли перекрестным пулеметным огнем. Третья большая группа гвардейцев пополам с какими-то мутными личностями в штатском сама отказалась от экса увидев на площади разворачивающийся с лязгом 'артштурм'. Даже стрелять не понадобилось. Рассосались они по окрестным переулкам в течение минуты. Удачей стало нахождение в наших кварталах склада праздничной бутафории для украшения города. Там оказалось много имперских флагов, которые мы не преминули вывесить по своему периметру, означая, таким образом, территорию законного императора. Особняк под штаб штрафники мне подогнали часам к десяти. На второй линии от проспекта. Даже не особняк, а полноценную городскую усадьбу с городским телефоном. Находился он в некотором отдалении от места избиения гвардии. Крыша совсем не пострадала от шрапнели 'элики'. Но для такого большого здания особняк был все же пустоват. Обычно, ну как мне кажется, тут слуг должно быть не менее сорока человек, а то и больше. Бывший гвардейский подполковник встретил меня во дворе, с интересом наблюдая, как Ягр командует мехводом, протаскивая БРЭМ через ворота достаточной ширины, чтобы в них вписалась большая карета запряженная шестеркой лошадей цугом. БРЭМ развернули носом к воротам, чтобы башенный пулемет контролировал их.