Страница 19 из 22
Мы вместе подошли к калитке, и Феликс поставил Соломона на позицию. Тот, не теряя времени даром, стал деловито осваиваться на площадке и настукивать ямку для биты, меня же всего трясло, пока я разминал руку. Я подметил, что играть нам предстоит на рыхлом дерне, что особых выгод мне не сулит, ибо Соломон наверняка тоже принял это в расчет. Тем лучше для него.
– Играем! – дает команду Феликс, и на лужайке воцаряется тишина. Все ждали первого броска. Соломон приготовился; я же, подтянув ремень, подал ему одну из своих фирменных – поклясться могу, он побледнел, когда мяч со свистом пролетел мимо его лодыжки и коснулся поля уже в кустарниках. Толпа завопила; я развернулся и подал снова. Он не был плохим отбивающим. Следующий мой мяч он отразил с лету, третий отбил прямо на меня, а на четвертом сорвал всеобщие аплодисменты, совершив две пробежки. «Эге, – думаю я, – и что мы тут имеем?» Я подал медленно, и Соломон запулил мяч аж в деревья, и мне пришлось продираться сквозь толпу, а он тем временем заработал пять очков. Возвращаясь к линии подач, я пыхтел и был вне себя от ярости, но встряхнулся и послал мяч по прямой, с ураганной силой; дон отскочил и перевел его за калитку. Зрители взвыли от восторга, а я стиснул зубы.
До меня начало доходить, какой поганой затеей может быть однокалиточный матч без полевых, когда тебе приходится носиться за каждым мячом. Силы расходуются, а для быстрого подающего это смерти подобно. Хуже того, отсутствие полевых означает, что некому ловить мячи сразу за шестами, а для игроков моего стиля это утрата доброй половины калиток. Приходилось самому подавать и самому подбирать, и с учетом скользкой травы и удачной работы моего соперника битой я вскоре выглядел так, будто на мне мешки таскали. Переводя дух, я подал ему медленную, а следом четыре самых быстрых, какие только мог. Первая из них чиркнула по столбу, зато три прочих дон принял молодцом, полной битой, и заработал на них пять пробежек. Зрители хлопали, как сумасшедшие, а Соломон улыбался и махал шляпой. «Ладно, – думаю, – мы еще поглядим».
Я сделал еще несколько подач – они принесли ему еще восемь осторожно набранных очков – пока не дождался удобного момента. Мяч на отскоке полетел в мою сторону, с левой руки, и я, побежав на перехват, намеренно поскользнулся и дал ему проскочить. Соломон, оставшийся на месте, при виде такого дела ринулся вперед с расчетом выгадать пробежку. «Ну держись, у-к», – думаю я и, раскорячившись у него на пути, от души заезжаю ему пяткой в колено, вроде как случайно. Он вскрикнул, но я уже несся во весь дух, подобрал мяч, сбил калитку и после обернулся, как бы посмотреть, где дон. Но я-то знал где! Соломон катался на своей жирной заднице, тетешкая колено и ругаясь по чем зря.
– Ну и дела, дружище, – говорю. – Что случилось? Поскользнулись?
– А-а-а! – стонет дон, и на этот раз на лице у него не было улыбки. – Вы сломали мне ногу, вот что!
– Как? Не может быть! О Г-ди, неужто я мог? О, мне страшно жаль, правда! Видите, я сам поскользнулся. О, Б-же правый! – говоря я, схватившись за голову. – А я еще сбил вашу калитку! Если бы я знал… я хочу сказать… Феликс, дон ведь не выбит, правда? Ведь это было бы нечестно!
Феликс заявил, что он выбит, без всякого сомнения: разве виноват Флэши в том, что поскользнулся и Соломон врезался в него? Я стал отнекиваться, что не могу, мол, воспользоваться такой случайностью, и пусть дон доиграет свой иннинг. Соломон уже поднялся, потирая колено, и стал твердить, что игра сыграна и тут ничего не поделаешь. Улыбка снова вернулась к нему, только теперь она вышла немножечко кособокая. Так мы и продолжали препираться, как полагается добрым христианам. Я рассыпался в сожалениях, настаивая разрешить ему отбивать дальше, пока Феликс не поставил точку, объявив, что Соломон вышел, и на этом все. И очень вовремя: терпение у меня заканчивалось, и я уже готов был сам обвинить дона.
Выходит, настала моя очередь отбивать. Я качал головой и продолжал твердить, что мне так стыдно за случившееся; Соломон возражал, что причиной всему его неуклюжесть, и мне не в чем винить себя, а толпа одобрительно гудела при виде столь спортивного духа.
– В следующий раз врежь ему по причиндалам! – раздался мне в спину голос из-под деревьев, но я сделал вид, что не слышу.
Я встал на линию. У Соломона двадцать одно очко; посмотрим, как он проявит себя на подачах.
Зрелище было комичное. В качестве отбивающего дон смотрелся неплохо, несмотря на массивность, но когда я увидел его, ковыляющего к линии подач, словно обожравшаяся утка, и покрасневшего от волнения, то сразу понял – в обращении с мячом он профан. Я был почти изумлен: обычно грациозный и подвижный для своей комплекции, на подаче Соломон напоминал ломовую лошадь, которую тащат на убой. Разбежавшись торжественно-сосредоточенно, как вдова, бросающая мяч в кокос, он подал, и я усмехнулся про себя. Проследив за траекторией, я уверенно взмахнул битой и… отбил мяч прямо ему в руки, вылетев, таким образом, из игры.
Зрители в изумлении взвыли, и не они одни, клянусь святым Георгом. Я с проклятием вертанул битой; Соломон недоверчиво таращился на меня, наполовину хмурясь, наполовину радуясь.
– Уверен, вы сделали это намеренно! – кричит он.
– Еще чего! – огрызаюсь я.
У меня был расчет врезать ему при удобном случае, но не сейчас. Стоит заметить, кстати, когда дело слишком простое, мы так часто его портим – не правда ли? Я готов был пинать себя за разгильдяйство – то есть вел себя, как крикетер. С двадцатью одной пробежкой мне ничего не стоило теперь проиграть матч. Вопрос был только в том, хочу ли я этого? Под деревьями мелькал красный жилет Тигга; с другой стороны, вот сидит Элспет, вся такая сияющая, хлопает затянутыми в перчатки руками и кричит: «Отлично сыграно!». Соломон элегантно коснулся шляпы, а я попытался сделать вид, будто ничего не случилось. Ч-т, она болеет за него – без сомнения, ей уже мерещится прогулка под тропической луной, в то время как этот зануда Флэши остался далеко-далеко… Ну уж нет; к дь-лу Тигга и его угрозы: я намерен выиграть этот матч, и пусть все отправляются куда подальше.
Покуда окружившие нас сливки общества тараторили наперебой, мы подкреплялись сандвичами, а местный врач наложил мазь на колено Соломона.
– Шикарный матч, дружище! – кричит дон, поднимая в мою честь бокал с лимонадом. – Я намерен подать вам еще несколько своих высоких!
Я рассмеялся и выразил надежду, что они не получатся такими неберущимися, как первая, оставившая меня совершенно не у дел, и этот ч-ов фермер прямо-таки расплылся в улыбке.
– Это так восхитительно! – говорит Элспет. – Ах, кто же выигрывает? Даже не знаю, вынесу ли я, если кто-то из них проиграет? А ты, Джуди?
– Еще бы, – отвечает Джуди. – Такая игра! Но только подумай, дорогая, ты не проиграешь в любом случае: если победит дон, ты отправишься в роскошный вояж, а при успехе Гарри утешишься двумя тысячами фунтов, которые сможешь потратить как тебе заблагорассудится.
– Ах, об этом я и не подумала! – восклицает моя очаровательная супруга. – Главное – это игра.
Ч-ва дура.
– Продолжаем, джентльмены, – объявляет Феликс, хлопнув в ладоши. – С едой и питьем покончим после крикета. Вашу руку, дон, – и он вывел нас на второй иннинг.
За свою первую серию подач я многому научился, подметив слабые и сильные стороны Соломона. Он был быстр, крепок в ногах и превосходно отбивал назад, но я подметил, что с ударами вперед у него не так здорово, так что решил подавать с отскоком повыше, метя в ближний к ноге шест калитки – у меня теплилась надежда если не заехать ему в живот, так заставить попрыгать. Но он принял хорошо, держа биту на весу, и сделал одну пробежку. Но я тоже не дурак: успокоив его мячом, направленным прямо под ноги, следующий я подал в обвод – дон даже не шелохнулся, и его внешний шест был сбит напрочь.
На этот раз ему удалось сделать десять пробежек, так что мне для победы нужно было тридцать две – и хотя против слабака-подающего это не так много, единственная ошибка может стать фатальной. К тому же отбивать – не мой конек. Но если постараться, мне по силам оставить мастера Соломона с носом. Если захочу, конечно, поскольку, встав в позицию, я заметил краем глаза красный жилет Тигга, и по моей спине побежали мурашки. Клянусь Георгом, если я выиграю и его денежки пойдут прахом, он ни перед чем не остановится, чтобы разделаться со мной – как в прямом, так и в переносном смысле, и костоломы герцога ему в этом охотно помогут. Надо же было угодить в такую переделку! Но Феликс уже закричал: «Играем!» – и дон разбежался для первой из своих уродских подач.