Страница 15 из 22
Все началось в пятницу, и, как это часто бывает с катастрофами, сперва все шло лучше некуда. Всю неделю я пытался подбить клинья к соблазнительной миссис Лейд, но будучи занят сам и принимая во внимание факт, что старый герцог не спускает с нее ревнивого ока, оставался при своих интересах. Но поскольку ей хотелось не меньше, чем мне, вопрос был только во времени и месте. В самом деле, после обеда в понедельник мы ухитрились оказаться наедине, спустившись в сад, но не успел я задрать ей юбки в зарослях бирючины, а она совсем откусить мне половину уха, как появляется эта ч-ва стерва Джуди и зовет нас послушать, как Элспет будет в гостиной петь «Ясеневую рощу». Мы, дескать, ни за что не согласимся пропустить такое представление, заявляет она с ехидной улыбочкой.
Наконец утром в пятницу Элспет с Соломоном направилась в какую-то картинную галерею, Джуди пошла с несколькими гостями по магазинам, и в доме не осталось никого, за исключением сидящего на террасе Моррисона. Тут как раз появляется миссис Лейд с вестью о том, что герцога приковал к постели приступ подагры. Ради прикрытия мы немного поболтали с Моррисоном, доведя его до белого каления, и удалились, неспеша, порознь, чтобы встретиться вновь в гостиной, просто пылая от страсти и нетерпения. Дело не было в новинку никому из нас: пока я одной рукой извлекал ее груди, а другой спускал с себя бриджи, ногой прихлопнув за нами дверь, она сбросила с себя все, и на пути к кушетке мы уже слились в объятиях, что вызвало бурю животрепещущих звуков со стороны дамы. Святой Георг, ну и тяжелая она была! И в то же время гибкая, как угорь, при ее-то весе. Мне трудно припомнить какую-либо другую из своих партнерш, кто был бы способен выделывать такие штуки по ходу любовной игры – разве что Элспет, когда выпьет.
Дело шло полным ходом, приближаясь к финишу, и я уже прикидывал, как бы нам продолжить наше знакомство по-новой, как вдруг услышал звук, заставивший меня подскочить с такой силой, что просто удивительно, как наша кушетка не развалилась. Это были быстрые шаги, приближающиеся к двери гостиной. Я оценил обстановку: штаны спущены, один башмак снят, до окна или любого другого возможного убежища меня отделяют целые мили. Миссис Лейд стоит на коленях на кушетке, я, прильнув к ней сзади, выглядываю из под ее украшенной плюмажем шляпки, которую она забыла снять. «Как любезно с ее стороны», – подумалось мне. Ручка двери повернулась. Захвачен врасплох, ни единого шанса на спасение – остается только спрятать лицо в жирных складках ее тела и надеяться, что вошедший не сумеет узнать меня по оставшимся неприкрытыми частям тела. Скандала опасаться не стоило – уж точно не в 1843-м – если только это не герцог, а шаги явно не принадлежали подагрику.
Дверь распахнулась, шаги замерли; наступило то, что в дамских романах называют драматической паузой, тянувшейся, как показалось мне, не менее трех часов, и нарушаемой только экстатическими стонами миссис Лейд – полагаю, она даже не подозревала, что на нас смотрят. Я исхитрился бросить косой взгляд через перья ее шляпки на зеркало на каминной полке, и едва не лишился чувств, поскольку у двери, опираясь на ручку, стоял Соломон и озирал открывшуюся перед ним сцену.
Он даже бровью не повел; затем, услышав звуки приближающихся шагов за спиной, отступил назад и прикрыл дверь.
– Нет, здесь никого нет, давайте посмотрим в оранжерее, – донесся до меня его голос. Хоть и даго, этот парень был ч-ки гостеприимным хозяином.
Не успела еще захлопнуться дверь, как я уже попытался высвободиться, но без успеха, поскольку в тот же миг руки миссис Лейд метнулись назад и сомкнулись, словно челюсти, на моих ягодицах, а голова ее откинулась, оказавшись рядом с моей.
– Нет, нет, нет, только не сейчас! – выдыхает она. – Не уходи!
– Дверь, – поясняю я. – Надо запереть дверь. Кто-нибудь увидит.
– Не оставляй меня! – кричит миссис Лейд, и я сомневаюсь, что она отдавала себе отчет, где находится; закатив глаза, дама заклинала меня не покидать ее. Сложная ситуация, признаюсь вам: меня буквально раздирало надвое.
– Ключ, – промямлил я, высвобождаясь. – Всего один миг, и тут же назад.
– Возьми меня с собой! – простонала она, и мне не оставалось ничего иного. Уж не знаю, как мне удалось дотащиться до двери с этой тушей на весу. По счастью, все счастливо закончилось именно в тот момент, когда ноги мои не выдержали, и мы рухнули на порог в сладостном изнеможении. Я при этом еще ухитрился и ключ в замке повернуть.
Так ли ловко она умела одеваться, как и скидывать одежду, сказать не берусь, поскольку, когда я привел себя в порядок и стал спускаться вниз по плющу, она еще охала и вздыхала, привалившись к стене вместе со своей всклокоченной пернатой шляпой. Дельце получилось горяченькое, и чем скорее я окажусь подальше отсюда, добывая себе алиби, тем лучше. То что мне настоятельно было нужно в этот момент – это короткая прогулка; помимо прочего, вечером меня ждал матч, и я хотел быть в форме.
[Выдержка из дневника миссис Флэшмен,
…июня 1843 года]
…никогда еще не чувствовала себя такой виноватой, и все-таки, что могла я поделать? Мое сердце предупреждало меня, когда дон С. сократил наш визит в галерею – а там нашлось несколько Превосходных Акварелей, которые я с удовольствием не спеша осмотрела бы, – сказав, что у него имеется своя Причина вернуться домой пораньше.
Смысл своих Предчувствий я не могла объяснить, но, увы, они оправдались, и я чувствую себя самым Падшим Существом на земле!! Дом был почти пуст, если не считать дремлющего на террасе Папы, и Нечто в манерах дона С. – быть может, Страстный Блеск в его глазах – побуждали меня разыскать моего Драгоценного Г., не теряя ни минуты. Ах, если бы мы нашли его! Мы обыскали все-все, но никого не нашли, и, войдя в оранжерею, дон С. наполнил меня Стыдом и Тревогой, открывшись передо мной в самых недвусмысленных выражениях. Благодаря растениям, делавшим атмосферу крайне Удушливой и собственному моему волнению, мне сделалось дурно, и я вынуждена была опереться на его руку и преклонить голову к плечу дона.[Свежо предание!!! – Г. де Р.] Представьте себе мое невыразимое отчаяние, когда, воспользовавшись моментом моей слабости и выгодами ситуации, он прильнул своими губами к моим!! Я была настолько обескуражена, что потребовалось довольно продолжительное время, прежде чем смогла оказать ему сопротивление, и вовсе не без труда удалось мне Выскользнуть из его Объятий. Он употреблял в мой адрес самые Восторженные Выражения, называя своей Дорогой Дианой и Златой Нимфой (что даже в этот Миг Смятения заставило меня поразиться столь поэтическому сравнению), в Следствие чего я столь ослабла, что оказалась неспособной сопротивляться ему, когда он опять прижал меня к своей груди и Поцеловал с Силой еще большей, нежели прежде. К счастью, послышались приближающиеся шаги одного из садовников, и мне, в полном смятении чувств, благополучно удалось вырваться. Легко представить себе мой Стыд и Угрызения Совести, и, как будто чтобы нарочно усилить их, я внезапно замечаю в саду моего милого Г. По его словам, он упражнялся перед вечерним матчем. При виде его раскрасневшегося мужественного лица и мысли о том, что он занимался столь здоровым, невинным делом, в то время как я бессильно билась в Жарких Объятиях другого – пусть даже и против собственной воли – в сердце мое вонзился острый нож. Усиливая боль, он назвал меня своей Милой Старушкой и стал с интересом расспрашивать про картинную галерею; я растрогалась едва не до слез, а когда мы вместе пришли на террасу, где встретили миссис Л.Л., мне стало совершенно очевидно, что Г. уделяет ей не больше внимания, чем полагается исходя из элементарной вежливости (да и не удивительно, ибо трудно было найти в ней что-либо, способное Соблазнить мужчину – настолько помятой она выглядела), зато по отношению ко мне был весь доброта и внимание, как и положено самому лучшему из мужей, каковым Г. и является.