Страница 2 из 16
Однако и это не всё. Похоронен был король в Секешфехерваре, городе, тогда служившем королевской резиденцией. Далее дела повернулись таким образом, что от тела короля была отделена мумифицированная правая рука. Затем последовало в XVI веке турецкое нашествие, разрушение усыпальницы, обретение руки Иштвана в Дубровнике в 1590-м и возвращение ее в Венгрию в 1771 году. Теперь Szent Jobb, Святая Десница, хранится в драгоценном ковчеге в базилике святого Иштвана в качестве первейшей реликвии страны, не столько религиозной, сколько государственной, формируя национальную идентичность фактами истории, наглядными, как таблица умножения.
Начало истории государства – с первого года нового тысячелетия. Главный национальный праздник отмечает собой важнейший для земледельческой страны момент годового кругооборота. И, наконец, единственный достоверный фрагмент мощей первого короля – рука, причем правая, то есть правильная и праведная, та, которой держат меч и кладут крестное знамение. Кажется, историю Венгрии сочиняли хорошие драматурги…
Анекдот в тему
Идут, стало быть, финно-угры с Урала на запад. Доходят до развилки дорог и видят камень. А на камне надпись: «Кто, мол, в одну сторону пойдет, тем – болота, комары да селедка в море. Кто в другую пойдет, тем – виноград, Дунай и горячие источники». И те, кто умел читать, пришли на Дунай.
Торт Отечества
День 20 августа, конец лета – рубеж, очевидный для земледельца, но, как выяснилось, и горожанину он внятен точно так же, хоть по иным симптомам и знакам: в конце августа заканчивается высокий сезон, разъезжаются потихоньку иностранные туристы, толпившиеся на улице Ваци и галерее Рыбацкого бастиона. Зато возвращаются из отпусков местные жители, привозят от бабушек-дедушек отвыкших от школы детей, и город вступает в свое лучшее время. Лето не то чтобы заканчивается, но осторожно начинает напоминать, что когда-нибудь оно все-таки, пожалуй, закончится. Солнце перебирается в созвездие Льва. Все, что могло и должно было цвести и плодоносить, уже благополучно отцвело и принесло плоды в свое время, и впереди – осень и школа, и отпуск заканчивается. Хотя пока не верится.
В конце августа действительно что-то меняется в воздухе, в ритме жизни, в настроении. В 2006 году в этот же день, в праздник, как раз во время вечернего фейерверка, над городом пронесся ураган, ломавший деревья и сметавший торговые палатки. Сотни людей тогда были ранены, пятеро погибли. Сейчас на набережной, на Будайской стороне, на месте рухнувшего на людей дерева, стоит памятник, не похожий ни на что другое в городе – деревянный, будто сделанный по детскому рисунку, с плачущими птицами и лицом-солнцем. Так что трудно отделаться от ощущения, что главный венгерский праздник отмечают и высшие силы. По-своему.
С недавних пор, с 2007 года, день святого Иштвана стал отвечать на вопрос «Кто мы, откуда пришли и куда идем?» еще более определенно и внятно, чем раньше. Раньше тоже разнообразных символических акций хватало: торжественно выносили на площадь ковчег со Святой Десницей, пели и плясали, устраивали вечером над Дунаем фейерверк, про который зрители каждый раз говорили: «Это что… Вот в прошлом-то году!..» Теперь же у праздника есть еще один аспект, уже совсем не религиозный и даже не исторический, зато настолько точно выражающий характер страны, что его появление выглядит едва ли не саморазоблачением, самохарактеристикой народа, настолько честной, что диву даешься.
В этот день страна выбирает себе символ.
Торт.
Перед праздником кондитеры Венгрии представляют специальному жюри свои произведения – авторские торты, соответствующие заранее определенным критериям. Жюри пробует и выбирает. Затем, вытерев губы салфеткой, объявляет: «Торт страны на текущий год – этот». И до следующего дня святого Иштвана государственный флаг, красно-бело-зеленый, будет осенять собой каждый кусок «тортов Венгрии» в лучших кофейнях страны.
Здесь нужно оценить по достоинству степень откровенности народа, избирающего себе такой символ. Есть страны, где, чтобы понять дух и душу, нужно обратиться к национальной поэзии или философии. Про Англию, например, все расскажет ее инженерия, в том числе социальная, но по английской кулинарии выводы о характере страны можно делать лишь от противного. Было бы столь же ошибочно судить о Венгрии по ее инженерным решениям, хотя и тут, надо сказать, страна оказалась на редкость откровенной. Перед вступлением в Евросоюз в Будапеште установили самые большие в мире песочные часы, которые предполагалось переворачивать раз в год. Так вот, эти песочные часы не ходят. Не все страны отличаются особыми талантами в сфере механики и техники, но, кажется, никто еще не говорил этого о себе с такой определенностью.
Другое дело еда. Те, кому случалось провести в венгерской столице хотя бы день, согласятся: при взгляде отсюда гедонистическая идея торта как «символа страны» уже не кажется чрезмерно категоричной. Для города, где, например, купальни с горячей водой и ночными молодежными дискотеками носят имя государственного деятеля, «лучшего из венгров», Иштвана Сечени, это, пожалуй, даже ожидаемо. Есть ведь что-то логичное в том, что символом куртуазной Франции служит Марианна, правда? Для венгров, разместивших в сказочном замке в столичном парке Сельскохозяйственный музей, а на барельефах Национального банка изобразивших стада коров и овец, для потомственных земледельцев, знающих толк в колбасах и сладостях, возвести в статус подарка любимому Отечеству не что-нибудь, а торт – шаг вполне последовательный. В конце концов, ведь именем святого Геллерта, первого христианского просветителя, здесь назвали – вы будете смеяться – тоже купальни. Так как же не назначить именно торт символом страны?
Кофе к торту
Спрашиваешь чашечку кофе – уточняют какого. Просишь кружку пива – несут, какое есть.
Это не пивной и не чайный мир – винный и кофейный. На фразу «Чай пью» здесь реагируют вопросом «Болеешь?». Чая в культуре нет настолько, что нет своего слова. Венгры, придумавшие собственные названия интернациональным понятиям «кино» и «парламент» (mozi и országgyűlés соответственно), чай называют, честно прочитывая по одной английские буковки: «т-э-а».
Геллерт
Геллерт – это купальни, а также гора, у подножия которой они находятся, а также святой покровитель Венгрии. Именно в такой последовательности: купальни, гора, святой.
Итак, купальни. Купальни Геллерт были построены между 1912 и 1918 годами, то есть из шести лет строительства четыре пришлись на время Первой мировой войны. Здание с куполами на Будайской стороне, над Дунаем – это и отель (тогда – самый роскошный и модный, какой только можно было себе представить!), и купальни, вместе, в одном сооружении. Внутри бассейны с термальной водой (центральный – под стеклянным сводом), мозаичные орнаменты на стенах, разноцветные витражи, статуи, резные каменные колонны, постаменты которых покрываются прозрачной корочкой солей и минералов, растворенных в воде, льющейся со всех сторон.
Купальни слишком важны для Будапешта, слишком многое в нем объясняют, чтобы можно было ограничиться в этой книге одним-двумя упоминаниями. Мы к ним (и в них) еще вернемся.
Гора. Купальня стоит у подножия горы, на которую забираются туристы, устав от плотной цивилизации города, поняв, что несколько перебрали концентрированной «австро-венгерскости» и надо передохнуть. Там камни, трава, сплетающиеся кронами деревья и наверху – Статуя Свободы. В том, что будет сейчас о ней рассказано, фактической правды – примерно половина, остальное вымысел, но неслучайный.
Задумывалась статуя, если верить городской легенде, как памятник Иштвану Хорти, сыну адмирала Хорти, правителя Венгрии в годы Второй мировой. Как известно, воевала Венгрия на стороне фашистской Германии. Но после разгрома под Сталинградом ее правительство все чаще задумывалось о том, что из войны, уже почти проигранной, надо как-то выходить. Дело дошло до тайных переговоров с союзниками. Но еще в августе 1942 года не вернулся из авиаполета на Восточный фронт 38-летний Иштван Хорти, летчик и официальный преемник отца на посту главы государства. Летом 2012 года российские поисковики объявили, что нашли под Воронежем обломки самолета Хорти. Самолет не был сбит – ни зенитными орудиями, ни в бою. Это была авиакатастрофа, и вряд ли случайная. Так или иначе, но Хорти-старший заказывает памятник в честь погибшего сына. Скульптор Жигмонд Кишфалуди-Штробль (1884–1975) принимается за дело и ваяет этакую Мать-Родину с пропеллером в поднятых руках: летчик же погиб. Но дальше, как рассказывает легенда, а мы послушаем, ситуация сложилась интересная: скульптор почти закончил работу, когда в Будапешт вошла Красная армия, а в мастерскую к скульптору – маршал Ворошилов. «Чему памятник?» – «…Освобождению Будапешта Красной армией!» – «А пропеллер зачем?» Тут надо напомнить, что Климент Ефремович Ворошилов был кавалеристом, конником, и всю эту технику-механику не жаловал. Надо полагать, нахмурился. Скульптор и тут не растерялся: «Сделаем!» – и, переделав скульптуру, дал в руки статуе пальмовую ветвь как символ мира. Статуя была установлена на вершине горы Геллерт в 1947 году и названа «Освобождение». На постаменте имелась надпись: «В память о советских героях-освободителях…», а перед постаментом первоначально стояла большая бронзовая фигура советского солдата с автоматом. Первый раз бронзового солдата сбросили во время революции 1956 года, но после ее подавления вернули на место. А в начале 1990-х, когда Венгрия окончательно прощалась с соцлагерем, все советские памятники в Будапеште были перенесены в Memento Park[3] на окраине Буды. Скульптура солдата с горы Геллерт тоже. Статуя же с тех пор носит иное имя – не «Освобождение», а «Свобода», что несколько иначе расставляет акценты, даже если не знать, что свобода по-венгерски szabadság и что тем же словом называется отпуск: «Szabadságon vagyok» – «Я в отпуске».
3
Надкарни М. Парк-музей скульптур в Будапеште // Новое литературное обозрение. 2 / 2014. № 126.