Страница 2 из 24
Однако Достоевский-художник сделал для XX в. не меньше, чем Достоевский-мыслитель. Здесь следует выделить прежде всего концепцию творческого метода фантастического реализма [см.: Д., Т.23, с. 179; Т.26, с. 91][15], которая стоит у истоков одного из ведущих литературных течений XX в.
Автор «Братьев Карамазовых» сформулировал основные принципы «фантастического реализма», сформировавшие одно из наиболее ценных в эстетическом плане феноменов искусства модернизма XX в. – реализма мистического[16], магического[17], метафизического[18].
Основные принципы фантастического реализма получили свое отражение в следующем отрывке:
«„Надо изображать действительность, как она есть“, – говорят они, тогда как такой действительности совсем нет, да и никогда на земле не бывало, потому что сущность вещей человеку недоступна, а воспринимает он природу так, как отражается она в его идее, пройдя через его чувства; стало быть, надо дать поболее ходу идее и не бояться идеального <…> Идеал ведь тоже действительность, такая же законная, как и текущая действительность» [Д., T.21, c. 75–76].
Писатель пришел к уникальной для своего времени, пророческой формуле новой фазы в развитии литературы:
«У меня свой особенный взгляд на действительность (в искусстве), и то, что большинство называет фантастическим и исключительным, то для меня иногда составляет самую сущность действительного» [Д., T.29,ч. I, c.19].
Как видим, для Достоевского первичен и истинен в художественной модели «двоемирия» уровень идеальный, а наименее действителен, как ни парадоксально, – материальный («такой действительности совсем нет, да и никогда на земле не бывало»), а удел сочинителя – «угадывать и… ошибаться» [Д., T.13, c. 455], проникая в сокровенный подтекст «жизни действительной». И если художнику посчастливится «угадать», то сотворенная им «вторая реальность» может оказаться более «действительной», чем сама жизнь. «Мой идеализм – реальнее ихнего <реализма>», – писал Достоевский [Д.,28, ч. II, с. 329].
В романах Достоевского, как справедливо считает современный исследователь,
«мир воссоздан и показан в полном объеме, реальность духовной жизни человека и „миров иных“ составляет единую основу изображаемого. События происходят здесь и сейчас, но на фоне совершающейся в вечности Евангельской истории и в перспективе грядущего Царствия Божия. Эти два плана изображения – мир земной и мир Небесный, время и вечность – постоянно сосуществуют во взаимопроникновении…»[19].
Термин «мистический реализм» вслед Н.А. Бердяеву употребил русский эмигрант, философ-богослов В.В. Зеньковской – уже как характеристику русской философской мысли в целом:
«мы имеем здесь дело с мистическим реализмом, который признает всю действительность эмпирической реальности, но видит за ней иную реальность; обе сферы бытия действительны, но иерархически неравноценны; эмпирическое бытие держится только благодаря „причастию“ к мистической реальности»[20].
Генезис «мистического реализма» русский мыслитель возводил к философии эпохи средневековой Византии.
Однако не только в философии, но также и в художественных произведениях мистического, или метафизического реализма реальность материального мира переживается и осознается автором как поверхностный слой, скрывающий истинную, трансфизическую сущность бытия. Отличительный признак мистического реализма – структурообразующая модель «художественного двоемирия», соединяющая материальный и трансцендентный уровни бытия. Генезис «художественного двоемирия» восходит к прозе немецких романтиков, прежде всего, Э.Т.А. Гофмана, а также к «Фаусту» И.В. Гете.
Романтическая модель «художественного двоемирия» возродилась в искусстве модернизма рубежа XIX–XX вв., когда принципы классического реализма были оплодотворены «прививкой» неоромантизма, – тогда мистический реализм оформился в самостоятельное литературное течение. А. Белый в своих работах теоретически осмыслил это явление, назвав его реализмом символическим[21].
Каждый из художников слова XX в., как в России – Ф. Сологуб, А. Белый, Л. Андреев, А. Платонов[22] и др., так и в Европе – Т. Манн, Ф. Кафка, К. Чапек и др. – наследовал предсказанную Достоевским художественную модель воссоздания бытия, однако интерпретировал ее по-своему и чаще всего отнюдь не в религиозно-православном ключе.
В межвоенный период возник оригинальный вариант мистического реализма – реализм магический, синтезировавший влияние Достоевского и мистического реализма, в его европейской модификации, с древними традициями национальных культур[23]. Впервые термин употребил немецкий искусствовед Ф.Рох в работе «Постэкспрессионизм. Магический реализм» (1925)[24] по отношению к авангардистской живописи, а спустя несколько лет русский эмигрант, художник и прозаик С. Шаршун[25] – применительно к творчеству Н.В. Гоголя.
Сегодня термин магический реализм, или роман-миф, используется для характеристики национальных литератур – европейских (Г. Казак, М. Элиаде, С. Яневский, Л. Леонов[26], А. Ким, Ч. Айтматов и др.) и Латинской Америки (М.А. Астуриас, Г.Г. Маркес, А. Карпентьер, Х.Л. Портильо и др.)[27]. Латиноамериканский роман 1960—1980-х гг., несомненно, самая продуктивная ветвь этого литературного течения.
Во многих случаях, к сожалению, понятие мистического реализма трактуется неоправданно широко. Сюда причисляют любые художественные тексты с элементами фантастики (например, сочинения Ю. Олеши, М. Зощенко, Е. Шварца и др.). Это, разумеется, неверно. Речь идет все-таки не о фантастическом повествовании, а о реализме. Хотя и особом.
Параллельно с развитием магического реализма, приблизительно с конца 1970-х гг., в мировой литературе начинается процесс смены «ведущей парадигмы художественности»[28]: мистический реализм, хоть и не сразу, уступает место новому направлению – постмодернизму, в рамках которого и возникла металитература.
По определению современных словарей и энциклопедий, метапроза (англ. metafiction) – это род саморефлективного повествования о самом процессе креации, когда читателю дают возможность как бы присутствовать при процессе сотворения «второй реальности» художественного текста и почти забыть о том, что он читает художественное произведение[29].
«Metafiction – это термин, обозначающий художественный текст, сознательно и систематически подчеркивающий свой статус артефакта с целью провоцирования вопросов о взаимоотношениях между вымыслом (fiction) и реальностью, – писала американская исследовательница П. Во. – Осуществляя критику принципов собственного построения, такие произведения не только анализируют фундаментальные структуры художественного повествования, но и исследуют возможную функциональность мира за пределами вымышленного литературного текста»[30].
15
В качестве источника используется следующее издание: Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1972–1990.
Здесь и далее сочинения писателя цитируются по этому изданию с указанием тома и страницы и с пометой Д.
16
Бердяев Н.А. Миросозерцание Достоевского. С.35.
17
Simpkins S. Magical strategies: The supplement of realism // Twentieth century literature. Hempstead, 1988. Vol.34, № 2. P. 140–154.
18
Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской) Метафизический реализм («Мастер и Маргарита») //Архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской) Избранное. Петрозаводск, 1992. С.506.
19
Степанян К.А. «Сознать и сказать». «Реализм в высшем смысле» как творческий метод Ф.М. Достоевского. М., 2005. С.102.
20
Прот. Зеньковский В. История русской философии. Т.1. Париж, 1948. С.41.
21
См.: Белый А. Символизм // Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994. С.257.
22
См. одну из последних работ на эту тему: Малыгина Н.М. Диалог Андрея Платонова с Достоевским // «Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 4. М., 2000. С.185–200.
23
См.: Chiampi I. El realisme maravilloso: forma e ideologia en la novela hispanoamericana. Caracas, 1983; Kalogeras Y.D. When the tree sings: Magic realism and the carnivalesque in a Greek-American narrative//Intern. fiction rev. Fredericton, 1989. Vol.16, № 1. P.32–38; Кофман А.Ф. Латиноамериканский художественный образ мира. М., 1997; он же: Магический реализм // Культурология. XX век. Энциклопедия в 2 томах. Т.2. СПб, 1998. С.12; Оржицкий И.А. К истокам «магического реализма». Потерянные следы Эквадора//Латинская Америка = America Latina. М., 1999. № 7/8. С. 149–154; Гирин Ю.Н., Кофман А.Ф., Межиковская Т.И. История литератур Латинской Америки М., 2004. В 5 томах. Т.4. XX век: 20—90-е годы. Ч.2; Кислицин К.Н. Магический реализм // Энциклопедия гуманитарных наук. Знание, понимание, умение. М., 2011, № 1. С.274–277 и др.
24
См.: Roh F. Nach-Expressionismus (Magisher Realismus). Probleme der neuesten Europaischen Maleri. Leipzig, 1925.
25
См.: Шаршун С. Магический реализм // Числа. 1932, № 6. С.229.
26
См.: Овчаренко О.А. Магический реализм (К проблеме художественного своеобразия романа Леонида Леонова «Пирамида») // Век Леонида Леонова. Проблемы творчества. Воспоминания. М., 2001. С.230–254.
27
См.: Певцов Ю.А. Роман Мигеля Анхеля Астуриаса «Маисовые люди» (К проблеме «магического реализма») //Литература Латинской Америки: история и современные процессы. М., 1986. С.69–90; Ganguly S.P. Reality as second creation in the Latin American novels: Garcia Marquez and his cosmovision // Garcia Marquez and Latin America. NewDelhi; Bangalore, 1987. P.169–181; Федосова О.В. «Магический реализм» Мигеля Анхеля Астуриаса 60-х годов: Автореф. дис. … канд. филол. наук. М., 1990; она же: Поэма Мигеля Анхеля Астуриаса «Весеннее ясновидение»: К проблеме «магического реализма»// Вестн. Рос. ун-та дружбы народов. Серия Литературоведение. Журналистика. М., 1997. № 2. С.17–23; Кофман А.Ф. Алехо Карпентьер: латиноамериканский писатель меж двух миров // Iberica Americans. Тип творческой личности в латиноамериканской культуре. М., 1997. С.120–131; Иванов Вяч. Вс. Мирча Элиаде и фантастический реализм XX века//Элиаде М. Гадальщик на камешках. Новеллы. СПб, 2000. С.7—17; Огнева Е.В. Проза Латинской Америки: от Борхеса к Варгасу Льосестатья // Зарубежная литература XX века. Т.2. М., 2014. С.277–316; она же: Новый латиноамериканский роман на рубеже тысячелетия // Вестник Российской академии образования. 2015, № 3. С.97—107 и др.
28
Тамарченко Н.Д., Тюпа В.И., Бройтман С.Н. Теория литературы. В: 2 т. М., 2004. Т.1. С.94.
29
См.: Alter R. Parial Magic. The novel as a Self-Conscious Genre. Bercley; Los-Angeles, 1975; Scholes R. Fabulation and Metafiction. Urbana; Chicago; London, 1979; Kellman S.G. The Self-Begetting Novel. London; Basingstoke, 1980; Christensen I. The Meaning of Metafiction. A Critical Study of Selected Novels by Sterne, Nabokov, Barth and Beckett. Bergen, 1981; Сегал Д.М. Литература как вторичная моделирующая система // Slаviса Hierosolymitana. 1979. № 4. Р.1—35; он же: Литература как охранная грамота // Slavica Hierosolymitana. Vol. V–VI. 1981. P.151–244; Hutcheon L. Narcissic Narrative: The Metafictional Paradox. London and New York, 1984; Waugh Р. Metafiction. The Theory and Practice of Self-Conscious Fiction. London and New York, 1984; Rousset J. Narcisse romancier. Essai sur la première perso
30
См.: Waugh Р. Metafiction. The Theory and Practice of Self-Conscious Fiction. P.2.