Страница 63 из 72
Я осторожно снял змею с палки, взял ее левой рукой за голову, а правой — за туловище и приготовился поместить в жестяную банку со спиртом, которую держал Мариано. Я попросил слугу как можно скорее закрыть банку крышкой, как только наш трофей окажется внутри.
В ту минуту, когда я выпустил змею из рук и бросил ее в жидкость, Мариано, испугавшись, как бы рептилия не выскочила, поторопился и накрыл крышкой не только змею, но и мою руку. Злобное создание пробудилось и не преминуло воспользоваться оплошностью Мариано: ядовитые зубы впились в мою руку. Я тотчас же сунул руку в спирт, чтобы продезинфицировать рану, затем сделал надрез на месте укуса и капнул туда несколько капель карболовой кислоты.
Мой охотник в это время всячески меня утешал, на свой лад, разумеется: «Знаешь, господин, это плохой укус. В наших краях все, кого укусила даум-палайе, умирают через два часа. Знаешь, господин, дело-то плохо. Лекарства-то от ее укусов нет. Верно говорю, человек умирает через два часа…»
И пусть мой любезный читатель не подумает, что всю эту тираду Мариано произносил с волнением и беспокойством в голосе. Нет, все говорилось совершенно спокойно, даже равнодушно, как будто не обо мне шла речь. Сделав перевязку, я сказал Мариано, что он может быть спокоен, так как я не умру. Затем я пошел к себе, лег и вытянул руку, чтобы замедлить циркуляцию крови. Вскоре я заснул.
Проснувшись часа через три, я обнаружил, что все мои люди либо спят, либо сидят и курят. Ни один не пошел на охоту, так как все они считали, что я непременно умру и охотиться теперь не имеет смысла. Мой охотник Мариано изумленно уставился на меня, а затем умоляющим голосом произнес: «Дай мне это лекарство, господин, дай!»
— А зачем тебе? — спросил я.
— А затем, что я впервые в жизни вижу, что человек, укушенный даум-палайе, не умер, хотя уже прошло куда больше двух часов!
Ну что с ним было делать? Я подарил Мариано бутылку с карболовой кислотой, и все мои люди со спокойной душой отправились на охоту.
Следует сказать, что укус этой змеи действительно очень опасен и обычно влечет за собой смерть, но у меня рана была очень неглубокой, змея успела лишь слегка повредить кожу. Я принял энергичные меры и, наверное, именно прижигание карболовой кислотой спасло меня. Непосредственная опасность миновала, но, однако, в течение трех-четырех дней рука у меня была как бы онемевшей и двигалась с трудом».
Пережив весьма неприятные минуты, Марш стал чуть более осторожен, но, подхватив дизентерию, был вынужден две недели провести в полнейшем бездействии, лежа в постели. Едва встав на ноги, Марш вернулся в Манилу, чтобы поместить свои драгоценные коллекции в безопасное место. Он нашел весь город в страшной тревоге и печали, вызванной гибелью двух офицеров, убитых среди бела дня прямо на улице фанатиками-мусульманами, которых испанцы очень опасались с тех самых пор, как завладели островом[277].
Несчастные офицеры пренебрегли простейшими мерами предосторожности и пали жертвами подлых убийц, не оказав сопротивления. Они спокойно сидели перед лавочкой какого-то китайца, читали письма от родных и в эту минуту были убиты. Одному из них снесли голову мгновенно, так что он даже не понял, что случилось. Второй сумел заслониться рукой, и убийца тотчас же отрубил ее, а затем нанес еще один удар и добил жертву. Военный врач, находившийся рядом с офицерами, хотя и был безоружен, смог уцелеть благодаря своей безумной отваге, так как сам, первый, бросился на противника. Бедняга спас свою жизнь, но из этой схватки вышел одноруким и с лицом, изуродованным чудовищными шрамами, которые остались после ударов криса.
Услышав душераздирающие крики «Мавры! Мавры!», тотчас же прибежали солдаты и вооруженные тагалы. Они прикончили трех бандитов на месте, но офицеров спасти уже было нельзя.
Однажды, охотясь в дебрях острова Балабак[278], Альфред Марш увидел очень странное и милое животное, совершенно не встречавшееся на Лусоне. То была грациозная маленькая кабарга Tragulus kanchil[279]. Следует сказать, что животное это обитает на Малаккском полуострове, в Кохинхине[280] и на Пуло-Кондоре[281], видом своим напоминает крошечного оленя. Прелестная головка самца бывает украшена очень тонкими, длинными и острыми рожками. Самочка всегда меньше самца. Охота на этих редких и пугливых животных очень трудна, в особенности если у охотников нет собак. У кабарги очень хороший слух, и при малейшей опасности малютки спасаются бегством. Они столь малы, что охотник, не разглядев, может принять бегущее животное за крысу, а бегают они так быстро, что исчезают прежде, чем человек успевает вскинуть ружье и прицелиться.
Обитатели острова Балабак обычно ловили этих милых крошек, устраивая ловушки. В конце концов Маршу удалось приобрести одного живого самца, но он очень скоро погиб в неволе, так как жестоко поранился о прутья клетки, пытаясь вырваться на свободу.
Туземцы смогли поймать для Марша одну очень редкую и красивую птицу, Polyplectron Napoleonis, или шпорника. Самец поражает любителей пернатых своей красотой, так как оперение у него точно такое же, как у павлина, но размером шпорник не больше фазана, что ему отнюдь не вредит.
Практически все тельце у него ярко-зеленого цвета с металлическим отливом. На хвосте, как у павлина, расположен целый ряд глаз неописуемой красоты. Головка у шпорника зеленая с белыми пятнышками. Название же свое он получил из-за того, что для защиты от врагов с гордостью носит на лапках двойные шпоры, которыми может наносить весьма чувствительные удары.
Маршу раздобыли редкий экземпляр этой птицы, но он тоже недолго прожил в неволе.
Находясь на острове Тапуль[282], Марш воспользовался случаем и принял участие в ловле моллюсков, называемых тридакнами, из раковин которых делают кропильницы для богослужений. Эти раковины достигают просто фантастических размеров. Местные жители уверяли Марша, что изредка попадаются даже экземпляры до двух метров длиной.
Обитают эти удивительные моллюски на коралловых отмелях, и рыбаки высматривают их, пристально вглядываясь в толщу воды. Наконец они замечают это восхитительное творение природы, неподвижно лежащее на дне и вроде бы сросшееся с окружающими его звездчатыми кораллами. Тогда кто-нибудь из охотников за раковинами ныряет, поднимает свою находку со дна и выныривает на поверхность, держа добычу на вытянутых руках, а его собратья принимают драгоценный трофей и бережно укладывают его на дно лодки.
Точно так добывали раковины и во времена, когда остров посетил Марш, причем целью охоты была не только сама добыча будущих кропильниц, но и пополнение запасов. Дело в том, что мясо этих гигантских моллюсков хотя и несколько жестковато, но все же вполне пригодно в пищу, так как обладает довольно приятным вкусом.
Разумеется, мясо моллюска выглядит не слишком аппетитно, ибо оно отличается зеленоватым цветом, да к тому же испещрено многочисленными желтыми и черными разводами, но тагалы, для которых главным аргументом является полный желудок, с удовольствием ели и едят мясо тридакны.
Вот что рассказывал сам Марш:
«Мы выловили около дюжины моллюсков, из коих самый маленький имел около восьмидесяти сантиметров в длину. Ловцы положили раковины на берег, и вскоре огромные створки раскрылись. Мой охотник Мариано, уроженец внутренних районов Лусона, ничего не знал о море и его обитателях, но был большим гурманом. Поэтому он тотчас же явился взглянуть на диковинные трофеи, как только ему сказали, что мясо моллюсков съедобно. Мариано направился к самой большой раковине и сунул руку внутрь, чтобы потрогать невиданное животное или оторвать кусочек плоти. К счастью, один из ловцов вовремя заметил, как неразумно поступил Мариано, и успел оттащить его от раковины, так как ее створки уже собирались сомкнуться. В результате моллюск непременно сломал бы бедняге руку, а тот даже не подозревал, какой опасности только что подвергался. Сначала Мариано с недоверием отнесся к объяснениям рыбаков, но пришел в ужас, когда один из них решил доказать свою правоту и ткнул довольно толстой палкой в складчатую плоть моллюска. Створки сомкнулись, и щепки упали на песок!»[283]
277
Испанцы завладели Филиппинскими островами в 1565–1571 годах. Ислам в это островное государство стал проникать с XIII века, но прочно утвердился только к концу XVI века, да и то на южных островах архипелага, преимущественно — на Минданао.
278
Балабак
279
На самом деле это животное, носящее местное название «канчиль», входит в семейство оленьков, переходное от жвачных животных к свиньям; длина тела канчиля вместе с хвостом составляет всего 45 см, высота — 20 см.
280
Кохинхина
281
Пуло-Кондор
282
Тапуль
283
Автор имеет в виду гигантскую тридакну (Tridacna gigas), моллюска, достигающего длины до 1,5 м и массы 250 кг, из которых на массу тела приходится не более 30 кг. Туземцы так наловчились обращаться с тридакнами, что успевают прорезать ножом «замыкающий механизм», аддуктор, прежде чем моллюск захлопнет раковину.