Страница 25 из 72
Но погода испортилась, и корабли были вынуждены покинуть оказавшееся ненадежным убежище. 2 июля на 58°36′ северной широты и 140°З1′ западной долготы была замечена бухта, показавшаяся прекрасным местом для стоянки. Лаперуз приказал господину Пьереверу отправиться на шлюпке в бухту и вместе с господином Берназе осмотреть ее. В это же время и с «Астролябии» по указанию де Лангля были спущены две шлюпки под начальством Фласана и Бутервилье. Вскоре офицеры вернулись и сделали подробный доклад об увиденном. Сведения оказались благоприятными. Оба фрегата подошли ко входу в бухту, но ветер был очень слаб, да, к несчастью, в то время начался отлив, и течение было столь сильно, что корабли не смогли преодолеть силу сопротивления воды. «Астролябию» с огромной скоростью относило в сторону, и «Буссоль», совершив попытку стать на якорь, была вынуждена за ней последовать.
Простояв всю ночь борт о борт, в 6 часов утра корабли вновь направились к бухте, чтобы войти в узкий проход вместе с приливом. Впереди каждого фрегата шла лодка. Ветер дул от вест-зюйд-веста, а направление прохода в бухту было с севера на юг. Таким образом все обстояло благополучно. Но в 7 часов утра ветер внезапно переменился на вест-норд-вест, так что морякам пришлось очень и очень потрудиться, чтобы преуспеть.
К счастью, течение внесло корабли в бухту, и от скал, высившихся у восточного берега, фрегаты прошли на расстоянии пистолетного выстрела. «Буссоль» стала на якорь на глубине трех с половиной саженей, в полукабельтове от берега. Дно оказалось скалистым. «Астролябия» стала на якорь на таком же дне и на такой же глубине.
Вот что написал по поводу этой стоянки Лаперуз:
«За те тридцать лет, что я провел в море, мне еще ни разу не доводилось видеть, чтобы два корабля были так близки к гибели. Мы тотчас же спустили на воду шлюпки и завели якоря при помощи удлиненных тросов как можно дальше. Еще до того, как уровень воды в бухте значительно понизился из-за отлива, мы оказались на глубине шести саженей. Нас, правда, рывками потащило в сторону, но довольно слабо, так что корабли не пострадали. Наше положение было бы совершенно безопасным, если бы мы не стояли на каменистом, даже скалистом дне, тянувшемся вокруг нас на несколько кабельтовых. Я был очень удивлен, так как Фласан и Бутервилье сообщили мне совершенно иные сведения. Но время для размышлений было совсем неподходящее. Следовало как можно скорее покинуть это отвратительное место».
Ситуация была очень тяжелой и требовала немедленных действий. Пришлось производить многотрудные хитрые маневры, занявшие довольно много времени. Чтобы выйти из крайне затруднительного положения, потребовались все знания тонкостей морского дела двух столь опытных и умелых моряков, какими были Лаперуз и де Лангль.
Столь негостеприимно встретившую путешественников бухту Лаперуз нарек Порт-де-Франсе[135].
Вскоре появились и туземцы, желавшие совершить взаимовыгодный обмен. Вороватые и наглые, они мало чем отличались в моральном плане от обитателей Океании. Лаперуз, приказавший возвести на берегу легкую постройку для обсерватории и натянуть палатки для кузнецов и парусных дел мастеров, отмечает, что, несмотря на строгую охрану и постоянное наблюдение, и обсерватория и палатки были разграблены. Индейцы подползали на животах бесшумно, словно змеи, умудряясь двигаться так, чтобы ни травинка, ни листочек не шелохнулись. Несмотря на присутствие зорких часовых, им удавалось за один раз стянуть несколько предметов. Наконец индейцы изловчились и ночью проникли в палатку, где спали стражи обсерватории, господа Лористон и Дарбо. Индейцы похитили отделанное серебром ружье и даже одежду офицеров, которую те для путей сохранности положили себе под изголовье. Двенадцать человек охраны не заметили воришек, а сами офицеры даже не проснулись.
Стоянка в Порт-де-Франсе была довольно долгой, так как требовалось провести очень кропотливую работу по промерам дна, топографической съемке берегов, составлению карт и планов, проведению астрономических наблюдений. Моннерон и Бернизе составили карту бухты. Оставалось только нанести на нее данные промеров. Эту задачу поручили нескольким офицерам. Для промеров снарядили три шлюпки под командованием Эскюра, Маршенвиля и Бутена, возглавлял же всю экспедицию Эскюр, лейтенант с «Буссоли»[136].
По этому поводу Лаперуз написал следующее:
«Так как мне было известно, что Эскюр иногда бывает склонен переусердствовать в своем рвении, я счел своим долгом дать ему письменные инструкции. Они были так подробны и я так настаивал на том, чтобы Эскюр проявил максимум осторожности, что мой лейтенант даже обиделся и спросил, не принимаю ли я его за неразумное дитя, это его-то, человека, уже успевшего побыть капитаном нескольких судов, добавил он. Я очень мягко, по-дружески объяснил, какими соображениями я руководствовался, отдавая приказ соблюдать величайшую осторожность. Я рассказал лейтенанту о том, что два дня назад мы с господином де Ланглем уже промеряли фарватер, и тогда офицер, командовавший второй шлюпкой, прошел слишком близко к скалам и даже задел их бортом. Заканчивая разговор с Эскюром, я добавил, что молодые офицеры считают хорошим тоном стоять на самом бруствере[137] во время битвы и попусту рисковать своей жизнью. Я заметил, что тот же самый глупый юный задор заставляет молодых моряков не обращать должного внимания на буруны и скалы, а ведь такое неразумное лихачество может иметь весьма печальные последствия, в особенности в столь тяжелом и опасном деле, как наше».
Затем, перечислив еще раз во всех подробностях свои требования, Лаперуз продолжал:
«Дав столь подробные инструкции, должен ли был я еще в чем-то сомневаться? Ведь даны они были не мальчику, а зрелому мужу, тридцатитрехлетнему человеку, уже успевшему побыть капитаном на военных кораблях!»
Шлюпки ушли в шесть часов утра. Моряки воспринимали этот поход как увеселительную прогулку, а не как ответственное задание, сопряженное с опасностью. Им предстояло поохотиться, а затем и пообедать на берегу.
«В десять часов утра, — писал Лаперуз, — я увидел, что возвращается маленькая шлюпка. Я был немного удивлен, так как не ждал моих людей так рано. Прежде чем Бутен поднялся на палубу, я спросил, что случилось. В первую минуту я подумал, что на них могли напасть дикари. Вид Бутена только усилил мою тревогу, ибо лицо его выражало глубокую скорбь.
Он тотчас же рассказал мне об ужасной катастрофе, свидетелем которой он стал: наши шлюпки утонули, а вместе с ними утонули все, кто на них находился. Сам Бутен уцелел только благодаря самообладанию и силе характера, давшим ему возможность использовать все средства для спасения, остававшиеся при таких исключительно опасных обстоятельствах. Бутен рассказал, что, следуя за начальником отряда, он оказался среди бурунов, разбивавшихся о берега пролива. Это было время отлива, и скорость течения составляла три-четыре лье в час. Бутен сообразил поставить свою шлюпку кормой к волнам, так что вода не попадала внутрь, потому что большие валы высоко поднимали ее, и в таком положении, то есть задом наперед, отлив и должен был вынести ее из бухты.
Вскоре Бутен увидел буруны позади шлюпки, а потом оказался в открытом море. Думая больше о спасении друзей, чем о своей собственной безопасности, он подошел к самому краю бурунов и пошел вдоль него, в надежде спасти хоть кого-нибудь. Он даже вступил в полосу прибоя, но отлив отбросил шлюпку назад. Тогда Бутен взобрался на плечи Мутона, чтобы охватить взглядом как можно больше пространства. Надежда оказалась тщетной! Море уже поглотило всех!
Отлив кончился, и море успокоилось. У Бутена еще сохранялась слабая надежда на то, что бискайская шлюпка с “Астролябии” не потонула, так как своими глазами он видел только гибель своих друзей с «Буссоли». Шлюпка под командованием Маршенвиля находилась примерно в четверти лье от опасного места, то есть в самых спокойных, как в самой тихой гавани, водах. Но этот молодой офицер, побуждаемый благородством (несомненно, безрассудным, ибо при сложившихся обстоятельствах он не мог оказать погибающим никакой помощи) и обладавший слишком возвышенной душой и слишком большим мужеством, поспешил на выручку. Он не мог предаваться размышлениям в ту минуту, когда его друзья подвергались величайшей опасности, и устремился в полосу прибоя. Он стал жертвой своего великодушия и погиб вместе с теми, кого пытался спасти. Могу сказать также, что Маршенвиль поплатился жизнью еще и потому, что не подчинился моему приказу.
135
Порт Французов (Port de Français) — современная бухта Драй-Бей.
136
В записках Лаперуза Эскюр, кавалер ордена Святого Людовика, назван первым лейтенантом (первым помощником).
137
Бруствер