Страница 55 из 60
Они все исполнили в точности. Ксараль ввел их в дом и спрятал в маленькой каморке так, что никто их не заметил. Он оставил их там, сказав, что вернется, как только любовник войдет в замок, если он осмелится это сделать. Но Фабрисио действительно пришел: злому року угодно было, чтобы наши любовники выбрали для свидания именно эту ночь.
Дон Фабрисио был со своей любимой Ипполитой. Они в сотый раз повторяли друг другу одно и то же, — слова, всегда сохраняющие прелесть новизны, — как вдруг их беседа была прервана подстерегавшими их дворянами. Дон Томас и его приспешники храбро набросились втроем на дона Фабрисио, и тот едва успел принять оборонительное положение. Сообразив, что они хотят его убить, Фабрисио дрался ожесточенно и ранил всех троих; отбиваясь и отступая, он добрался до двери и убежал.
Дон Томас понял, что враг от него ускользнул, безнаказанно обесчестив его дом; тогда он обратил всю свою ярость на несчастную Ипполиту и пронзил ей сердце шпагой, а двое родственников, удрученные неудачей заговора и израненные, возвратились домой.
— Остановимся здесь, — продолжал Асмодей. — Когда все пленники пройдут, я окончу эту историю. Я расскажу вам, как суд отобрал у Фабрисио все имущество, признав его виновником этого злополучного происшествия, и как Фабрисио имел несчастье попасть в неволю.
— Покуда вы мне рассказывали эту историю, — заговорил дон Клеофас, — я заметил среди несчастных молодого человека, у которого такой грустный, такой понурый вид, что я едва не прервал вас, чтобы спросить о причине его печали.
— Вы ничего не потеряли оттого, что не перебили меня; я могу сообщить вам все, что вы желаете знать. Пленник, унылый вид которого бросился вам в глаза, из хорошей семьи, уроженец Вальядолиды. Два года он был невольником у человека, женатого на очень красивой женщине. Она страстно любила этого невольника, и тот платил ей самым пламенным чувством. Хозяин, заподозрив христианина, поспешил его продать из боязни, как бы тот не стал содействовать размножению турок. С тех пор чувствительный кастилец горько оплакивает разлуку со своей госпожой; свобода его не радует.
— Мои взоры привлекает вон тот красивый старик, — сказал Леандро-Перес.
— Кто это?
Бес объяснил:
— Это цирюльник, родом из Гипускоа; он возвращается в Бискайю после сорокалетнего плена. Когда он попал в руки корсара, во время переезда из Валенсии на остров Сардинию, у него были жена, два сына и дочь. Теперь у него остался только один сын, который счастливее отца. Он был в Перу, вернулся оттуда на родину с огромным состоянием и купил здесь два прекрасных поместья.
— Вот счастье! — воскликнул студент. — Какое блаженство для этого сына снова увидеть отца и дать ему возможность прожить остаток дней спокойно и приятно!
— Вы говорите, как юноша с добрым и нежным сердцем, — возразил Хромой.
— Сын цирюльника более черствого нрава. Неожиданное возвращение старика скорее огорчит его, нежели обрадует. И, вместо того чтобы радоваться освобождению родителя и принять его у себя в городском доме, он, чего доброго, определит его сторожем в одно из своих имений.
За пленником, который вам так понравился, идет другой, как две капли воды похожий на старую обезьяну. Это — врач из Арагонии. Он не пробыл в Алжире и двух недель. Как только турки узнали, чем он занимается, они не захотели держать его у себя, а поспешили без выкупа передать миссионерам, которые, конечно, и не стали бы его выкупать, да им волей-неволей пришлось отвезти его в Испанию.
Вы так сочувствуете всем страдальцам, что мне легко представить себе, как вы пожалеете того невольника, лысая голова которого прикрыта скуфьей из темно-коричневого сукна, когда узнаете, какие муки он вытерпел за двенадцать лет пребывания в Алжире у вероотступника англичанина.
— Кто же этот несчастный пленник? — спросил Самбульо.
— Францисканский монах, — отвечал бес. — Признаюсь, я очень рад, что он так жестоко страдал, потому что своими проповедями он удержал по крайней мере сотню невольников от перехода в магометанство.
— А я вам признаюсь с той же откровенностью, — возразил дон Клеофас, — что очень жалею, что этот добрый монах так долго находился во власти варвара.
— Напрасно огорчаетесь, а я напрасно радуюсь, — возразил Асмодей, — этот добрый инок с пользой для себя претерпевал муки рабства в течение двенадцати лет, а в келье ему пришлось бы бороться с искушениями, и в этом борении он не всегда брал бы верх.
— Следующий за ним францисканский монах так невозмутим, что не похож на человека, освобожденного из неволи, — заметил Леандро-Перес, — хотелось бы узнать, что это за личность?
— Вы забегаете вперед, — отвечал Хромой, — я только что хотел вас с ним познакомить. Это — мещанин из Саламанки, несчастный отец, человек, ставший нечувствительным от перенесенных бедствий. Мне хочется рассказать вам его печальную историю, оставив в покое прочих пленных: лишь у немногих из них были приключения, о которых стоило бы вам рассказать.
Студенту уже прискучила вереница этих унылых лиц, и он ответил, что ничего лучшего и не желает. Тогда бес рассказал ему историю, о которой говорится в следующей главе.
ГЛАВА XX
Как его вдруг прервали, когда он подходил к концу рассказа, и каким неприятным для него образом он был разлучен с доном Клеофасом — Пабло де Баабон, сын сельского алькальда в Старой Кастилии, разделил с братом и сестрой небольшое наследство, оставленное отцом, — надо сказать, крайне скаредным старикашкой, — и поехал в Саламанку, чтобы поступить в университет. Он был хорош собою и умен, и ему шел тогда двадцать третий год.
Обладая почти тысячей дукатов и горя желанием их прокутить, дон Пабло вскоре привлек к себе внимание всего города. Молодые люди наперебой старались с ним подружиться, каждому хотелось участвовать в пирушках, которые ежедневно устраивал дон Пабло. Я говорю — дон Пабло, ибо он самовольно присвоил себе это звание, чтобы иметь право запросто обращаться с товарищами, дворянское происхождение которых могло бы его стеснить. Он так любил повеселиться и хорошо покушать и так мало берег деньги, что через полтора года от них ничего не осталось. Дон Пабло, однако, не унимался, частью пользуясь кредитом, частью делая небольшие займы. Но долго продолжаться так не могло, и скоро он оказался без гроша.
Тогда его приятели, видя, что денег у него уже нет, перестали к нему ходить, а кредиторы начали его преследовать. Тщетно уверял он их, что скоро получит векселя с родины: некоторые из заимодавцев потеряли терпение и так рьяно повели дело в суде, что дону Пабло вот-вот грозила тюрьма. Как-то раз, гуляя на берегу реки Тормеса, он повстречал знакомого, который сказал ему:
— Берегитесь, сеньор дон Пабло; предупреждаю, что вас подстерегает альгвасил со стражниками: они собираются вас арестовать, как только вы вернетесь домой.
Баабон, испуганный этим предостережением, которое вполне соответствовало положению его дел, решил немедленно скрыться и направился по дороге в Кориту, но вскоре свернул в сторону и пошел в лес, видневшийся вдали. Он забрался в самую чащу и решил дождаться наступления ночи, под покровом которой можно будет безопаснее продолжать путь. В это время года деревья покрыты густой листвой; Баабон выбрал самое пышное, влез на него и уселся среди ветвей, закрывших его со всех сторон.
Здесь он почувствовал себя в безопасности, и страх его перед альгвасилом мало-помалу рассеялся; а так как люди обыкновенно начинают здраво рассуждать лишь после того, как совершат ошибку, то и Баабон теперь ясно осознал свое дурное поведение и поклялся, если когда-нибудь опять разбогатеет, найти лучшее применение деньгам, в особенности же никогда больше не давать дурачить себя мнимым друзьям, которые совращают молодого человека на кутежи и гульбу и дружба которых испаряется вместе с винными парами.