В приисковой глуши

— Я говорил дяде Бену, что вы можете заниматься с ним здесь по окончании класса, сказал учитель, отводя его в сторону. Поэтому вы можете отложить ваше письменное упражнение и сделать его сегодня после полудня.

Темные глаза мальчика заискрились.

— И если вам все равно, сэр, — прибавил он внушительно, — то скажите ученикам, что я наказан.

— Я боюсь, что это не годится, — сказал учитель, которому это показалось очень забавным. — Но зачем вам это?

Руперт сильнее покраснел.

— Чтобы удержать этих проклятых девчонок; чтобы они не гонялись за мной и не прибежали сюда.

— Я постараюсь это как-нибудь устроить, — сказал учитель, улыбаясь и минуту спустя прибавил серьезнее: — Полагаю, что ваш отец знает, что вам будут платить деньги? И он не против этого?

— Он? О, нет! — отвечал Руперт с удивленным взглядом и тем же покровительственным тоном, с каким он говорил обыкновенно с младшим братом. — Вам нечего о нем беспокоиться.

В сущности Фильджи-отец, года два тому назад овдовевший, молча передал главенство в семье своему сыну Руперту. Припомнив это, учитель только сказал: «Очень хорошо», и отпустил ученика на место и выбросил из головы и самый предмет беседы.

Оглядев скамейки, учитель только что собирался было позвонить в колокольчик, в знак того, что класс начинается, как послышались легкие шаги по песку, шелест платья, похожий на трепетание крыльев птицы, и в школу легким шагом вошла молодая девушка.

Круглые, нежные, свежие щечки и подбородок, тонкая шейка показывали, что ей лет пятнадцать, не более; но полная, совершенно развитая фигура и длинное, модное платье говорили, что она уже больше не девочка. В манере держать себя она соединяла наивность девочки и апломб женщины, Сделав книксен учителю — единственный намек на то, что она такая же ученица, как и остальные — она уселась на одной из больших скамеек, расправила складки своего нарядного кисейного платья с голубыми бантами и, опершись локтем на пюпитр, принялась снимать перчатки.

То была Кресси Мак-Кинстри.

Раздосадованный и расстроенный бесцеремонным появлением девушки, учитель холодно отвечал на ее поклон и сделал вид, что игнорирует ее нарядную персону. Положение было затруднительное… Он не мог отказаться принять ее в школу, так как ее не сопровождал больше поклонник; не мог и прикидываться, что ничего не знает о расстроившемся сватовстве. Что касается того, чтобы заметить о неприличии ее костюма, то это было бы новым вмешательством, которого он знал, что в Инджиан-Спринге не потерпят. Он должен был принять такое объяснение, какое она согласится ему дать. Он позвонил в колокольчик больше затем, чтобы отвлечь любопытство детей, возбужденное до последней степени.

Кресси сняла перчатки и встала.

— Я думаю, мне можно начать с того места, на каком я остановилась? — лениво проговорила она, указывая на книги, принесенные ею с собой.

— Да, пока, — сухо ответил учитель.

Младший класс был вызван отвечать урок. Позднее, когда по обязанности он очутился около нее, он был удивлен, найдя, что она действительно приготовила урок и вела себя так хладнокровно, как если бы только вчера была в школе. Занятия ее были совсем еще элементарные, так как Кресси Мак-Кинстри никогда не была блестящей ученицей, но он заметил — с некоторым сомнением на счет постоянства такого явления — что сегодняшний урок она приготовила необыкновенно тщательно. Кроме того, в ее манере держать себя было что-то вызывающее, точно она решила протестовать против всякой попытки удалить ее из школы на основании ее неспособности. Он отметил для самообороны несколько колец, надетых на ней, и один большой браслет, особенно дерзко блестевший на ее бедой ручке, уже привлекший внимание ее товарищей и вызвавший компетентное замечание Джонни Фильджи, — «настоящий золотой».

Не встречаясь с ней глазами, он довольствовался тем, что строгими взглядами удерживал детей, чтобы они не глядели на нее. Она никогда не была особенно популярна в роли невесты, и только Октавия Ден и еще одна или две девочки постарше, ценили таинственное обаяние этой роли, между тем как красавец Руперт, укрываясь как за каменную стену за свое открытое предпочтение к жене хозяина гостиницы в Инджиан-Спринге — особе средних лет — глядел на Кресси лишь как на несносную скороспелую девчонку.

Тем не менее учителя раздражало ее присутствие. Он пытался урезонить себя тем, что это лишь один из фазисов местной жизни и в сущности забавный. Но это не помогало. Вторжение этой тщеславной девочки грозило расстроить не только школьную дисциплину, но и его собственную жизнь. Мечтательность, делавшая его как бы не от мира сего, — качество, которое и ценили его маленькие слушатели — теперь как будто совсем оставила его.

Во время рекреации, Октавия Ден, сидевшая около Кресси, охватив рукой талию старшей девушки и глядя на нее с покровительственной улыбкой, под влиянием какого-то быстро водворившегося между ними франмасонского понимания, смеясь, убежала вместе с другими. Учитель за конторкой и Кресси, замешкавшаяся около своего пюпитра, остались вдвоем.

— Я не получал уведомления ни от вашего отца, ни от матери о том, что вы опять вернетесь в школу, — начал он. — Но, полагаю, что они решили это?

Неприятное подозрение в тайном соглашении их с женихом Кресси придавало особенную напыщенность его тону.

Молодая девушка с удивлением поглядела на него.

— Я полагаю, что папа и мама ничего не будут иметь против этого, — сказал он с таким же пренебрежением к родительскому авторитету, какой проявил сегодня Руперт Фильджи, и который, по-видимому, составлял местную особенность. — Мама хотела было придти сюда и повидаться с вами, но я сказала ей, что это совсем лишнее.

Она заложила обе руки за спину и оперлась ими в пюпитр, глядя на кончик своего элегантного башмачка, которым описывала полукруг. Поза ее не то вызывающая, не то небрежная, выдавала грациозные линии ее талии и плеч Заметив это, учитель стал еще суровее.

— Значит, я должен понять, что это будет постоянно?

— Что такое? — вопросительно сказала Кресси.

— Должен ли я понять, что вы намерены аккуратно посещать школу? — повторил учитель коротко, — или же это простое соглашение всего лишь на несколько дней, пока…

— О! — вдруг поняла Кресси, подняв на него свои смелые глаза, — вы говорите об этом, о! это совсем расстроилось. Да, — прибавила она презрительно, описывая большой полукруг ножкой, — это совсем кончено… три недели тому назад.

— А Сет Девис… он тоже намерен вернуться в школу?

— Он!

Она расхохоталась беззаботным, девическим смехом.

— Не думаю. Пока я тут, во всяком случае, он не вернется….

Она уселась на пюпитр, так что ее маленькие ножки едва касались пола. Вдруг она ударила каблук о каблук и встала.

— Это все? — спросила она.

— Да.

— Могу я теперь уйти?

— Да.

Она сложила книжки горкой и минутку промедлила.

— Хорошо ли поживали? — спросила она с небрежной вежливостью.

— Да… благодарю вас.

— Вы на вид совсем молодец.

Она направилась к дверям ленивой, раскачивающейся походкой южных девушек; растворила дверь и внезапно со всех ног бросилась к Октавии Ден, закружилась с ней в диком вальсе и исчезла.

После того как школьники были распущены и учитель остался с Рупертом Фильджи, чтобы показать ему, как приступить к занятиям с дядей Беном, красавец-мальчик спросил сердито:

— Что, Кресси Мак-Кинстри будет аккуратно посещать школу, м-р Форд?

— Да, — отвечал учитель сухо.

И через минуту прибавил:

— А что?

Прелестные кудри Руперта спускались на его брови, придавая ему особенно недовольный вид.

— Очень неприятно для человека, когда он думал, что отделался от этой сороки и ее глупого жениха, видеть, что она опять затесалась к нам.

— Не увлекайтесь личной антипатией, Руперт, и не говорите так о своей школьной подруге… и молодой лэди, притом, — сухо поправил его учитель.