Страница 177 из 182
Но был ли он еще самим собой, не был ли он всего лишь пленником в собственном черепе? К нему приходили чужие воспоминания, а собственные воспоминания имели чужие мысли. Он убегал от врагов, но в то же время он, Лэрд, крутился в темных безднах подступающего безумия. Он вспоминал собственную жизнь, но помнил и другую, которая длилась тысячу лет. Он смотрел на эти дикие скалы, на песок, на пыль, разносимую ветром, и видел это место таким, каким оно было — зеленым и прекрасным. Он вспомнил, что когда-то был Даришем де Толлога и правил целыми планетами в Империи Ввирдды. И в то же время он был Джоном Лэрдом с Земли: два потока мыслей пересекались в его мозгу, вытекая один из другого, обменивались криками в глубине его мозга.
Миллион лет! Дариш мысленно созерцал развалины Ввирдды, и его охватил ужас, ностальгия и раздирающая скорбь. Миллион лет?
— Кто вы? — кричал Лэрд. — Что вы со мной сделали?
И пока он задавал эти вопросы, поднимались теперь уже его собственные воспоминания и отвечали ему.
Это было восстание эроев, отцы которых приехали на Ввирдду, как друзья, но с веками странно изменились. Они восстали против незыблемого правления Бессмертных. За один век войны эрой объединили половину Империи. Бессмертные могли применить против них самое мощное, самое первоклассное оружие, способное уничтожить даже солнце, оружие запрещенное, которое миллионы лет оставалось захороненным в самых глубоких подземельях Ввирдды. Но… эрой знали об этом. И у них тоже было это оружие.
В конце концов Ввирдда пала, ее флот был уничтожен, армия разбежалась по 10 000 опустошенных планет. Торжествующие эрой бросились добивать мир, в котором они родились, и в мощных имперских арсеналах не нашлось больше ничего, что могло бы их остановить.
Культура эроев была нестабильна и не могла длиться так же долго, как культура Ввирдды. Через каких-нибудь 1000 лет эрой исчезли, и в Галактике не сохранились даже воспоминания о них. «Но это нам ничего не дает», — сказал себе с горечью Лэрд и вдруг с леденящим ужасом понял, что это мысль Дариша.
Тон внутреннего монолога ввирдданца внезапно стал почти разговорным, и Лэрд понял, какое огромное усилие потребовалось ему, чтобы преодолеть это миллионнолетнее одиночество.
— Послушай, Лэрд, мы, по-видимому, осуждены занимать одно и то же тело, и ни один из нас не может избавиться от другого, и, похоже, дженеранцы не прочь это тело захватить. Чем больше мы будем сражаться друг с другом, тем беззащитнее станет наше тело — так не лучше ли нам объединиться?
— Но… Боже мой, дружище, за кого ты меня принимаешь? Неужели ты думаешь, что я горю желанием иметь в своем мозгу такого вампира?
Ответ был ледяной и яростный:
— А я, Лэрд? Я, который был Даришем де Толлога, господином тысячи солнц и любовником прекрасной Илорны, благородной Бессмертной самой крупной Империи, какую когда-нибудь знала Вселенная… А теперь я пойман в ловушку в теле полуэволюционированного существа с другой планеты, существа, появившегося через миллионы лет после смерти всего, что имело цену. Ты должен был присоединиться ко мне, когда оказался здесь, Лэрд. Я управлял орудием. Я!
Глаза оглядели голый пейзаж, подметенные ветром холмы, и двойной разум смотрел на силуэты дженеранцев, издали казавшихся крошечными. Они упрямо карабкались по скалам, отыскивая след беглеца.
— Что нам это теперь даст, — сказал Лэрд, — кроме того, что я могу слушать твои мысли и вспоминать твою прежнюю жизнь. Солнце или Дженерано — это для тебя одно и то же. Откуда мне знать, не собираешься ли ты играть мной?
Ответ последовал мгновенно, но слова сопровождались неприятным смехом.
— Ну… читай в моем мозгу, Лэрд! Это ведь и твой мозг, не так ли? По-видимому, — добавил он более спокойно, — в восстании дженеранцев против планеты-матери история повторяется, но на более низкой ступени и с менее развитым знанием. Я не ожидаю более счастливых результатов для цивилизации, чем это было раньше. Но, может, я смогу принять в том, что происходит, более активное участие, чем принимал тогда.
Было что-то фантастическое в том, как он, лежа в развалинах древнего мира и наблюдая за преследователями, думал не своими мыслями, над которыми у него не было контроля. Лэрд даже кулаки сжал, борясь за свое равновесие.
— Так-то лучше, — сказал сардонически разум Дариша. — Но не напрягайся. Дыши медленно и глубоко, хотя бы на минуту сосредоточься только на дыхании, а затем обшарь мой мозг, который также и твой.
— Замолчи! Заткнись!
— Боюсь, что это невозможно. Мы в одном и том же мозгу, ты же знаешь, и каждый из нас должен привыкнуть к потоку сознания другого. Расслабься, дружище, успокойся. Вспомни, что с тобой произошло, и согласись, что тебе еще повезло.
Говорят, что человек — это животное, порабощающее время. Но только могучая воля и горячее стремление Ввирдды могли когда-то преодолеть барьеры самой смерти и миллионы лет ждать, ждать случайной возможности только для того, чтобы умирающий мир не исчез из истории навсегда.
Что такое личность? Это нечто не совсем понятное и нематериальное, это схема и процесс. Тело начинается с некоего генетического наследства и встречается с самыми различными осложнениями в своем окружении, на которые оно определенным образом реагирует. Весь организм — это следствие реакций между двумя элементами. Составляющая умственного начала, называемая иногда «я», неотделима от тела, но в какой-то степени может быть изучена отдельно.
Наука нашла средство спасти кое-что из того, что было Даришем. Пока враги изрыгали гром и пламя у ворот Ввирдды, пока вся планета ждала последнего боя и решающей ночи, ученые в лабораториях завершили молекулярные исследования, чтобы ансамбль, состоящий из памяти, рефлексов, привычек, инстинктов, непрерывности «я» можно было записать на электронной структуре некоторых кристаллов. Они взяли схему Дариша и никого другого, потому что из всех оставшихся Бессмертных на это согласился только он один. Кто другой мог захотеть, чтобы схема повторилась спустя века после ее собственной смерти, спустя века после того, как этот мир, вся его история и все это значение бесследно исчезли в веках? Но Дариш всегда был отважен. Илорна умерла, и теперь ему было почти безразлично все, что могло случиться.
Илорна, Илорна! Лэрд видел незабываемый образ, возникший в его памяти, ее золотые глаза, ее улыбку, длинные черные волосы, спускавшиеся вдоль очаровательного гибкого тела. Он вспомнил звук ее голоса, нежность ее губ. Он любил ее. За миллион лет от нее осталась только пыль, да и та унесена ночным ветром, а он все еще любил ее той своей частью, которая была Даришем, а также большей частью и его, Джона Лэрда… Илорна!
И Дариш — человек в конце концов умер вместе со своей планетой, но запись на кристалле, которая могла воспроизвести ЭГО Дариша, находилась в усыпальнице, которую они вырыли в самой глубине планеты, рядом с самым мощным оружием Ввирдды. Рано или поздно в какой-то момент в бесконечном будущем Вселенной кто-то придет, кто-то наденет на голову каску и включит ее. Схема воспроизведется, разум Дариша оживет, и Дариш заговорит от имени покойной Ввирдды и постарается возобновить традиции, существовавшие миллион лет назад. Обет, данный Ввирдде, пройдет через время… «Но Ввирдда мертва, — резко подумал Лэрд. — Теперь новая история… и вы не можете указывать нам, что мы должны делать!»
Последовал немедленный, ледяной ответ:
— Я буду делать то, что найду нужным. А тебе советую оставаться пассивным и не пытаться спорить со мной.
— Заткнись, Дариш! — заворчал Лэрд. — Я ни от кого не желаю получать приказы, тем более от призрака.
Голос стал убеждать:
— В настоящее время ни у тебя, ни у меня нет выбора. За нами охотятся, и если у дженеранцев есть детектор жизненной энергии — да, я вижу, что у них он есть — они найдут нас всего лишь по тепловому лучу этого нашего тела. Самое лучшее для нас — не сопротивляться. Когда мы окажемся на борту корабля, нагруженного всей мощью Ввирдды, нам может представиться случай.