Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 45



— Какого черта! Что там происходит? Эй, лагерь! Отзовитесь! — закричал в микрофон пилот. Бренн пока молчал. Через несколько секунд загремел голос Эберта:

— Всем, всем соединениям! Кордоны! Стоп! Остановиться!

«Поймали!» — обрадовавшись было, подумал Бренн, но полковник продолжал:

— Майор Бренн! Майор Бренн! Я Эберт! Перехожу на прием!

— Я Бренн.

— Где вы сейчас?

— Приближаюсь к лагерю.

— Не приземляйтесь! Тот, кого ищем, удрал на вертолете!

Это поразило даже видавшего виды майора. Лиммат на вертолете?!

— Направление — юго-восток. Он взял этот курс после старта. В лагере сейчас нет другого вертолета, мы не можем организовать погоню. Попытайтесь вы, Бренн!

— Изменяем курс. Как он раздобыл вертолет?

— Проник в лагерь в солдатской форме. В это время приземлился вертолет санитарной службы с красным крестом. Угрожая пистолетом, Лиммат вынудил пилота вылезти из кабины, сел на его место и взлетел. У него автомат. И, разумеется, тот самый материал, понимаете, что я имею в виду, Бренн?!

— Понимаю. — Майор смотрел в полевой бинокль. Ему сильно мешало ярко светящее солнце. Над лесом влажность воздуха была велика, свет преломлялся, в глазах рябило. Вертолет простучал над лагерем. Полевой бинокль танцевал в руках Бренна, машина дрожала. Пилот поднялся немного выше, чтобы обеспечить майору большую площадь обзора. Что-то блеснуло на краю горизонта. Они летели над Кентисом. Под ними в том же направлении мчались по шоссе полицейские машины с воющими сиренами.

— Вертолет вызывает лагерь!

— Лагерь слушает!

— На каких волнах работает радио санитарного вертолета?

— Не беспокойтесь, майор, на этом диапазоне остановлены все передачи.

— О’кей! Господин полковник, вижу этого парня. Мы оставили за собой Кентис, летим на юго-восток по прямой. Сколько горючего в резервуарах санитарного вертолета?

— Пилот недавно заправился. Говорит, километров на триста пятьдесят хватит с лихвой.

— Лагерь! Объект перелетел Миссер! За рекой повернул чуть южнее.

— Какое между вами расстояние?

— Примерно четыре или пять километров. Скорость у нас максимальная, у него тоже. Господин полковник! Прошу немедленно выслать вслед за нами «гепардов», лучше снайперов.

— Хорошо, я распоряжусь…

— Я Бренн! Курс объекта не изменился…

— Получил несколько вертолетов. Три снайпера в пути, пока на машинах… Объявлена тревога в полицейских соединениях.

— Вас понял! Теперь он летит над железной дорогой.



Наконец-то Бренн был в своей стихии. На мгновение он повернулся к сидевшему сзади молодому полицейскому и улыбнулся.

— Ну, парень, надеюсь, с рукой у тебя все в порядке? Приготовь свою гитару, скоро сыграешь на ней красивый мотивчик!

Полковник Эберт положил на карту линейку. Провел линию — курс вертолета, захваченного террористом, — от лагеря к железной дороге, развернул другую, до сих пор сложенную половину карты и продлил линию. И тут, похолодев, понял, что Лиммат летит прямо к столице. Если ему удастся туда добраться…

Было четырнадцать часов тридцать минут.

Капитан Трааль ехал домой на полицейской машине. Шофер молчал, у Трааля тоже не было никакого настроения разговаривать. Когда широкое шоссе взбежало на Малагский мост и вдали показались бело-серые небоскребы делового квартала, капитан нажал кнопку радио, чтобы как-то переключить внимание, отогнать гнетущие мысли. Он услышал взволнованный голос репортера:

— По первым сообщениям, поступившим из Стренне, стало известно, что в результате стрельбы имеется один убитый. Как мы уже информировали наших слушателей, четверть часа назад на ведущей из Стренне дороге с оживленным движением неизвестные преступники подняли стрельбу, жертвой которой стал популярный журналист Виктор Масперо. Он возвращался из Лунгара, где полиция задала ему несколько вопросов, а потом отпустила домой. По рассказам свидетелей, преступников было двое, и они удрали с места преступления на черной машине типа «ланита-03». Номер машины заметить не удалось… Ведется следствие. Многие полагают, что Виктора Масперо убрали с помощью наемных убийц круги, симпатизирующие павшему правительству Ореллона.

— Негодяи, — шептал Трааль. — Хотя бактерии остались в цилиндрах, нас всех замарали, опоганили.

— Вы что-то сказали, господин капитан? — спросил шофер.

Трааль сидел, уставившись на дорогу. Ему вспомнилась черная машина марки «ланита», принадлежавшая офицеру контрразведки, Эберт, Бренн, Амстел, профессор Дрейменс — все, кто оказался замешанным в этом деле.

— Ничего я не сказал, — тихо ответил он.

— Я Бренн. Господин полковник, есть возможность получить ракету?

— Вы имеете в виду ракету воздух-воздух?

— Да.

— Вы летите над густонаселенным районом, майор.

— Лучше два-три сгоревших дома, рухнувший вертолет и несколько раненых, чем три миллиона трупов, не так ли?

— Позвоню в воздушные силы. Однако не забывайте, минут через пятнадцать Лиммат подлетит к столице.

— Я Эберт. Майор Бренн, как меня слышите?

— Слышу вас хорошо.

— Стрелять по объекту ракетами или другими средствами не разрешается. Доктор Амстел тоже возражает в связи с известными обстоятельствами.

— А я не могу его настичь! Мы летим с максимальной скоростью, а к объекту едва приблизились. Он километрах в двух с половиной.

— Из лагеря вслед за вами послан вертолет с двумя снайперами на борту. В некоторых районах столицы подняты по тревоге полицейские силы. С воздушной базы Аточа сейчас взлетят три вертолета.

Несколько лет назад Бренн видел приключенческий фильм, в котором один вертолет преследовал другой. Сейчас ему казалось, будто он сам участник фильма, снимающегося при резком, режущем глаза свете солнца. Мелькавший под ним пейзаж быстро менялся, рощицы перемежались фруктовыми садами, сверкали огромные парники, теплицы. Его выводило из себя собственное бессилие.

Известный всей стране комментатор «Радио Маддалена» в четырнадцать сорок пять начал свое выступление у микрофона. Он был известен и как критически мыслящий журналист, пишущий по вопросам внутренней жизни. Говорил он без заранее подготовленного текста и настроен был весьма пессимистически.

— События слишком быстро следуют одно за другим. Несмотря на это, многое определилось. Факт, что кабинет Ореллона и лично бывший президент в течение многих лет санкционировали производство оружия, которое представляет величайшую опасность для человечества и поэтому давно запрещено во всех цивилизованных странах. Я не стану останавливаться на том, что все это делалось на деньги налогоплательщиков. Однако — и это стоит подчеркнуть особо — до сих пор правительству практически удавалось держать в тайне свои усилия, направленные на производство бактериологического оружия. Мы имеем дело с нарушением основных принципов демократии, равным которому не было примера в истории нашей страны за последние десятилетия. И все выяснилось лишь благодаря случайности.

Второй факт, о котором мы узнали в связи с этими событиями, заключается в том, что некоторые наши учреждения, которые считаются необходимыми, занимаются совсем не тем, чем им надлежит заниматься. Например, наша шпионская сеть, стыдливо называемая «службой» или «контрразведкой», весьма активно принимает участие — на это указывают многие признаки и сигналы — во внутриполитической борьбе. В силу характера организации, о которой идет речь, слово «борьба» я сейчас употребил в его прямом смысле. Секретная служба самым предосудительным образом вмешалась во внутриполитическую предвыборную борьбу. А почему? — задаем мы вопрос. Один из возможных ответов звучит так: а потому, что секретной службе и части армейского руководства было мало того, что правительство делало в их интересах. Правительство Ореллона пошло на прямой отход от международных соглашений ради того, чтобы удовлетворить все возрастающие требования и аппетиты военных. Но, как мы видим, военным кругам и этого было мало, они сделали все, чтобы свалить правительство Ореллона и на его место посадить людей, которые в будущем согласятся пойти на еще большие уступки во имя мнимых «оборонных» целей. Невольно возникает мысль: в том обществе, при том политическом строе, которые мы до сих пор считали самыми демократичными, самыми свободными в мире, за нашей спиной, без нашего ведома творятся грязные дела! Так где же тогда хваленая демократия?