На грани тьмы

— Что за идиотизм!

— Пьетро сел в машину и попытался уехать. А вы его пристрелили.

— Чем?

— Пистолетом. Оружие нашли. Будет вовсе не трудно обнаружить на нем отпечатки ваших пальцев.

— Но ведь я все расскажу на суде!

— Конечно, господин Масперо! Расскажете свой вариант. Довольно запутанную версию, которой судьи не поверят. Особенно после того, как в редакции «Мустанга» полицейские детективы найдут пишущую машинку, на которой писались так называемые «протоколы опытов».

— Но машинка находится в секретариате института!

— Находилась, господин Масперо, — сухо ответил офицер. — Наши люди под видом мастеров по ремонту час назад заменили в редакции несколько неисправных машинок…

— Негодяи! — Масперо вскочил и заметался по палатке, чувствуя, как петля все туже стягивается у него на шее. — Будьте вы прокляты! Зачем вы это делаете? Какой смысл в этой грязной игре? Правительство Ореллона все равно падет!

— Да, — спокойно кивнул офицер. — Ну и что? Это не меняет дела, господин Масперо. Правительства приходят и уходят, а секретная служба остается. И она всегда неизменна. Президентов, которые сменяют друг друга, держат на более коротком поводке, чем они себе это представляют. У них не связаны руки, нет! Просто мы являемся их глазами. Они смотрят на мир глазами людей секретной службы, армии, министерства внутренних дел. Мы складываем для них мозаику сводок об обстановке, о положении дел. И они видят все так, как этого хотим мы. Рука действует в соответствии с тем, что видит глаз. Правительства и премьер-министры могут говорить, что им угодно, проповедовать демократию, права человека, свободу. В конечном итоге настоящий господин положения — армия. Все решается нами, господин Масперо. Я думал, вам давно это ясно.

— А тот человек? Который стрелял ночью в горах? И труп, который он положил в багажник?

— Вы бредите! Сегодня ночью в горах Лунгара не было никого, кроме Пьетро Хаутаса и вас.

Масперо долго глядел в лицо офицеру, потом тихо сказал:

— Я, кажется, начинаю понимать террористов, действующих против вас. Видимо, в борьбе с вами все средства хороши.

Офицер отвел глаза и спокойно продолжил:

— Мы сейчас поедем в город. В телестудии вы сделаете заявление. Не подумайте, что мы дадим прямую передачу, допустим вас к камере. Нет! Вы скажете свою маленькую речь перед видеомагнитофоном, а потом мы проиграем ее по всем трем каналам государственного телевидения одновременно.

Масперо молча покачал головой. Офицер продолжал:

— Подумайте о своей жене и дочери. Они часто пользуются машиной. В любой момент возможен несчастный случай. В наше время участились похищения людей. А уж когда охотятся на членов семьи столь известного человека, как вы…

— Подлец! Это шантаж! — гневно вскричал Масперо.

Тот холодно кивнул. И, не глядя на журналиста, добавил:

— Поймите, Масперо, вашей карьере, куда ни кинь, пришел конец. Попробуйте спасти то, что для вас ценно. Собственную жизнь, безопасность жены и ребенка.

— Моя карьера! В самом деле. Если я публично объявлю все сказанное мною ложью, конец журналистике! А если…

— Если вы этого не сделаете, то попадете под суд за убийство. А мы устроим так, чтобы судьи получили массу улик против вас. Нет сомнений в том, каков будет приговор, а вашей карьере журналиста все равно конец. В лучшем случае вас ждет пожизненное заключение, а может, смертный приговор. Даю вам пять минут на размышление. — Офицер встал, посмотрел сверху вниз на разбитого противника. И вышел.

После тринадцати часов дело приняло новый оборот. На «Радио Маддалена» явилась работавшая в торговой экспортно-импортной фирме двадцатилетняя стенографистка Илла Амаджер. С плачем она заявила дежурному, что убитый в институте заложник — ассистент Бруннен — был ее женихом и она хочет сообщить кое-что очень важное. Директор радиокомпании выслушал прерываемый рыданиями рассказ и провел девушку прямо в студию. Музыкальную передачу прервали, и в следующие минуты радио стало напрямую передавать ее рассказ. Радиослушатели узнали, что Бруннен часто жаловался Илле на свою работу. В лаборатории Исследовательского института сельского хозяйства он вынужден был участвовать в проведении опасных опытов, в результате которых может погибнуть вся страна. Он дважды пытался сменить работу, но его не отпускали, ссылаясь на то, что ему известны секретные данные, касающиеся обороноспособности страны.

Почти сразу после передачи в студию позвонила женщина, не пожелавшая назвать своего имени. Она сказала, что ее муж работает в том же институте. Последние два года он не раз говорил ей об этих опасных опытах.

Сотрудники «Радио Маддалена» воодушевились и уже подумывали о том, как организовать выступление против правительства Ореллона и вообще против применения бактериологического оружия. Очень кстати оказался и звонок руководителей движения за всеобщее разоружение. Они заявили, что в восемь вечера на площади перед Дворцом биржи организуют массовую демонстрацию против биологического, химического и ядерного оружия. «Радио Маддалена» обещало прислать туда трансляционную машину. В тринадцать тридцать появился выпуск газеты «Голос столицы». Набранная крупным шрифтом шапка на первой полосе призывала обратить внимание на одну из статей, помещенную в номере. Репортеру газеты, крутившемуся у кордона из солдат и полицейских, удалось узнать, что они получили приказ не стрелять в террористов, если их заметят, так как у тех есть какие-то цилиндрики, которые ни в коем случае не рекомендуется дырявить. Все это подкрепляло версию о том, что из института было вынесено бактериологическое оружие. Представитель правительства сделал слабую попытку убедить общественное мнение в том, что террористы хотя и унесли с собой бактерии, но это всего лишь возбудители болезней растений. Никто этого всерьез не принял.

В парламенте атмосфера накалялась. Депутаты один за другим нападали на премьер-министра Ореллона, его упрекали в том, что уже несколько лет он незаконно заставляет титуловать себя президентом, не будучи оным. Нападали и на Фальконера, и на министра внутренних дел, и на депутата Наварино. Тот, багровея от гнева, протестовал против нападок и, потеряв самообладание, кричал, что не имеет никакого отношения к случившемуся. Мало кто ему поверил. Оппозиция и некоторые члены партии Ореллона потребовали провести вотум доверия. В половине второго началось голосование, и, как можно было ожидать, кабинет Ореллона пал. В два часа парламент тремястами шестьюдесятью четырьмя голосами против ста двадцати восьми выразил недоверие Ореллону и его сторонникам и принял решение о создании временного парламентского совета, который до новых выборов будет руководить страной. Совет возглавил председатель парламента. Когда все решили, что чрезвычайная сессия закончена, слова попросил видный представитель партии Грондейла, известный столичный адвокат, потребовавший официального расследования деятельности Ореллона, Фальконера и других членов старой администрации, а в зависимости от результата этого разбирательства возбуждения судебного процесса против Ореллона и присных. Выступление было встречено депутатами и публикой на галерее аплодисментами.

До полудня Лиммат шел по руслу речушки. Он не спешил. Знал, что кордон сужают — операция наверняка началась — и полиция, несомненно, пустила по следу собак. Мало шансов на спасение, если остаться в лесу. А идя по речушке, он хотя бы выиграет время.

В полдень до него донесся гул. Над деревьями летели два вертолета. Он спрятался в кустах, и его не заметили. Когда вертолеты улетели, он продолжал путь. В половине первого услышал новый шум и вскоре вышел к небольшой лесопилке. Затоптанная лужайка на берегу речки была завалена огромными стволами деревьев. Тут же лепились временные бараки и сараи из неструганых досок. Стучала лесопилка, обнаженные по пояс рабочие распиливали стволы деревьев на куски, готовя их к транспортировке. Чуть поодаль стояли два грузовика. Лиммат, спрятавшись за деревьями, наблюдал за происходящим, но ничего подозрительного не обнаружил. Все же он не терял осторожности. Подобрался поближе к грузовикам, которые никем не охранялись, но тут откуда-то появился джип с двумя молодыми солдатами. У лесопилки они затормозили, заговорили с лесорубами. Из своего укрытия Лиммат видел, как они показывали рабочим фотографию, а те отрицательно качали головами. Солдаты оставили им фотографию, шофер дал газ, джип свернул к речке и остановился на ее берегу. Лиммат напряженно следил. В пятидесяти метрах от него была возможность спасения — военный джип и солдатская форма.