На грани тьмы

Все пассажиры ощутили, как машина поднялась в воздух.

Террористы сидели в пассажирском салоне ближе к носу самолета на металлических сиденьях, прикрепленных к ребристым боковым стенкам. Они переодевались. Из больших сумок вынули зеленовато-коричневые брюки и куртки, ботинки на толстой подошве. Парашюты валялись на полу — большие коричневые полотняные пакеты с тщательно пристегнутыми сверху шнурами.

Лица их оставались под чулками. Несмотря на это, капитан Костис сделал много снимков со светящегося голубоватым светом экрана. Кто знает, быть может, специалисты смогут использовать эти фотографии. В микрофон он сказал:

— Высота две тысячи метров, направление юго-юго-восток. Находимся в сорока километрах от аэродрома Аточа.

Перед сиденьем Лиммата тоже микрофон. Его подставка наспех прикреплена прямо к полу. На металлической пластине индикаторы приборов.

— Поверните на шесть градусов восточнее, — приказал Лиммат.

Пилот повиновался. Пассажиры ощутили, как самолет забрал чуть левее. Лиммат проследил за приборами и отдал новое указание:

— Юго-юго-запад, высота три тысячи метров!

Он с удовлетворением отметил про себя, что приборы функционируют безукоризненно.

Кабину от салона отделяла герметически закрытая толстая металлическая дверь. Летчики были в безопасности, зато жизнь заложников все еще зависела от террористов.

Пока Костис переговаривался с Лимматом, Ваубан, второй пилот, по радио связался с диспетчерской вышкой Аточи.

— Что происходит? — услышал он голос полковника Эберта. — Радары отметили, что «Мотылек» все время вихляет.

— Я — «Мотылек»! Вожак террористов испытывал контрольные приборы. Все в порядке.

Снова тихо. Самолет продолжает свой полет.

Выдерживая расстояние в несколько километров, за «Мотыльком» летит второй самолет. Хотя это против правил, Бренн велел погасить сигнальные огни. В кабине пилота темно, только слабо мерцают маленькие лампочки приборов.

— Готов инфракрасный киноаппарат? — спрашивает майор.

— Готов, — докладывает лейтенант Меравил. Этот детина едва помещается за креслом одного из пилотов.

— Приемник радиосигналов?

— Готов! — докладывает другой лейтенант, Чаринг.

— Жаль, что мы не знаем их планов, — ворчит майор. В шуме моторов никто этого не слышит. Пилоты следят за приборами. Машина идет плавно.

— Получил новое указание, — слышится голос Костиса, докладывающего диспетчерской Аточи. — Вожак приказал лететь в сторону Ленбурга. На высоте трех тысяч метров поворачиваю на юг.

Бренн молчит, пилотам «Летучей мыши» специальный приказ не нужен, они и без того следуют за летящим впереди «Мотыльком».

Полковник Эберт устал. С половины седьмого утра он на ногах. В полвосьмого уже был во дворце президента, а потом колесо завертелось. Сейчас поздний вечер. Двадцать один двадцать.

— Донесение из больницы, — докладывает кто-то за его спиной, вероятно полицейский офицер.

— Читайте.

— «Состояние четырех заложников, отпущенных на аэродроме, в пределах нормы. Женщины получили успокоительное. Шофер Дрейменса в альбоме полицейской картотеки опознал двух террористов. Женщина — Катарина Хиртен, ей двадцать восемь лет, принимала участие во многих террористических акциях, в течение двух лет разыскивается полицией. До сих пор была на нелегальном положении. Второй — Роджер Манч, тридцати семи лет, с декабря прошлого года разыскивается за вооруженное ограбление банка и похищение людей».

— Троих мы теперь знаем, — заключает Трааль и добавляет: — Я прикажу усилить слежку за старыми квартирами Лиммата, Хиртен и Манча, за их знакомыми и членами семьи, если таковые имеются.

— Уполномочиваю вас прослушивать телефонные разговоры. Письменное разрешение подпишу позднее, — кивает Эберт.

— Понял. Благодарю.

Трааль уходит. Эберт и его штаб продолжают наблюдать за двумя движущимися на радарных экранах точками.

— Я — «Мотылек», — слышат они голос Костиса. — Мы над Ленбургом. Террористы приготовили один парашют.

Эберт и лейтенант Пирон подходят к карте.

— Ленбургской полиции объявить тревогу второй степени! — бросает Эберт.

Начальник аэродрома показывает на карту:

— Вот Ленбург. Если они не изменят курса, минут через пять будут над горами Буллер. Эта территория, километров в сто пятьдесят, мало заселена из-за топографических условий.

Его перебивает голос пилота:

— Согласно новому указанию, повернул на пятнадцать градусов на юго-запад. Высоту снизил до двух с половиной тысяч.

— Продолжайте лететь на заданной высоте. Воздушное движение в этом районе снимаем, — приказал в микрофон начальник авиабазы.

Взглянув на подошедшего доктора Амстела, покусывающего губы, Эберт сказал:

— Посмотрим, что будет дальше. Пока они то и дело меняют курс. Значит, у них какая-то цель.

— Боюсь, это выяснится слишком поздно.

«Мотылек» и следующая за ним «Летучая мышь» больше часа летели, постоянно меняя направление, но ни на одном участке не отклонились от столицы дальше чем на четыреста километров.

Было двадцать два тридцать, когда они проехали Лунгар. Маленький городок был погружен в сонную тишь. Единственный открытый ночью ресторан и бензоколонка освещались световыми вспышками вывесок.

— Надо позвонить в полицию, — потянулся к телефону Масперо.

— Ты уверен? — спросил его друг. Он вел осторожно, то и дело замедлял ход — на дороге все больше резких поворотов.

— Я обещал, — ответил Масперо.

— Если позвонишь, их столько сюда нагрянет, что все дело испортят! Никакой «бомбы» не получится!

— А если мы ничего не сделаем? Ты забыл о бактериях? Они у террористов. Ты же сам слышал по радио, что они получили самолет в обмен на заложников и полетели в неизвестном направлении! Люди не знают, но нам-то ведь известно, какая ведется игра, Пьетро, что поставлено на карту!

Хаутас молчит, понимает, что Виктор прав, но не хочет упускать из рук блестящий материал для репортажа.

— Я не журналист-ас, как ты, — тихо отвечает он. — Я не знаменит, и у меня нет капитала, который бы приносил дивиденды. Мы мчимся сейчас в темноте как оголтелые вовсе не для того, чтобы вдруг отовсюду повылазили полицейские и закрыли нам дорогу. Так с детьми поступают, выключая вечером телевизор, чтобы они не видели чего не следует.

— Если мы допустим промах в деле с этими бактериями, все полетит к дьяволу! — сердится Масперо, думая о Сишане и Мириам.

Но тут дребезжит телефонный аппарат, репортеры прерывают спор.

— Это он! — взволнованно восклицает Масперо. — Тормози! — Он хватает трубку. Слышит уже знакомый голос:

— Вы проехали Лунгар, господин Масперо?

— Пять минут назад. Едем вверх по горному серпантину.

— Хорошо. Доезжайте до развилки, а там сверните налево.

Неизвестный отсоединился.

Пьетро вглядывался в темноту. Где находится этот таинственный человек? В далеком городе или поблизости?

— Теперь мы по уши влезли в это дело! — положив трубку, буркнул Масперо.

— Если хочешь, вызови полицейских, — недовольно ответил Пьетро. От его обычного юмора не осталось и следа.

Масперо взглянул на бумажку с телефоном Трааля, вызвал указанный в ней номер. Отозвался женский голос. Журналист удивился и нерешительно проговорил:

— Э-э-э… простите! Вам что-нибудь говорит слово «Кортези»?

— Конечно, сударь. С кем желаете говорить?

— С капитаном Траалем.

— Соединяю.

Масперо, разумеется, не знает, что его соединяют с авиабазой Аточа. Да и зачем ему это знать! Через несколько секунд мужской голос спрашивает, кто хочет говорить с капитаном. Журналист называет себя.

— Масперо? Что случилось? — почти сразу же откликается Трааль.

— Что вы и предполагали. Мы с коллегой Хаутасом мчимся куда-то в машине. Проехали Лунгар. Едем в горы. Дорогу указывают по телефону.

— Понял. Очень важная информация! Когда станет ясно, что прибыли к цели, сообщите.