Мэри Роуз

Каюта бортового столяра находилась рядом с каютой хирурга на верхней из двух орудийных палуб. На верхней палубе Энтони не показывался. Во время ужина с офицерами Сильвестр спросил о нем Джорджа Кэрью, недавно назначенного вице-адмиралом.

— Он проводит дни над своим верстаком, — ответил Кэрью. — я всегда буду относиться к нему, как к равному, но там, внизу, где бурлят кишки корабля, он чувствует себя как дома. Так что давайте оставим его там, и это не значит, что мы меньше уважаем его.

«Здесь твой мир, — думал Сильвестр. — Здесь тебе могли позволить быть тем, кем ты являешься на самом деле. Морской звездой. На сушу ты возвращался только ради нас». Нужно было пойти вниз и поговорить с ним, но Сильвестр отложил этот момент, зная, что в тот самый миг закончится все: жизнь, которую они делили. Жизнь детей верфи. Он решил дать себе еще несколько дней, чтобы попрощаться.

Дел у него было мало. Штаб постоянно проводил заседания, во время которых им разъясняли стратегию, разработанную адмиралом Дадли. Предполагалось, что большие каракки под предводительством «Мэри Роуз» и «Милости Божьей» создадут клин, как только покажутся французские корабли, и вгонят его в их ряды. За ними последуют суда поменьше, а галера «Проницательный» и галеасы, которые могли двигаться даже в штиль, будут прикрывать их огнем с флангов. Изящные, хорошо вооруженные галеасы можно было использовать по-разному, а значит, они были козырем в рукаве, но из предполагаемых четырнадцати подготовить к сражению смогли лишь восемь.

Пугала Сильвестра и неопытность штаба. Несмотря на присутствие там горстки людей вроде Кэрью, имевших многолетний опыт морских сражений, большую часть составляли поспешно набранные рыцари удачи, которые никогда прежде не стояли на корабельных досках. Уже сейчас, когда корабль стоял на якоре, было отлично видно, что плохо сыгранный офицерский корпус не справляется с таким количеством человек в команде. Кроме того, несмотря на предупреждения об исходящей от французских шпионов опасности, о которой говорил вербовавший Сильвестра чиновник, на корабле, похоже, никто не берегся. Мужчины, поднимавшиеся на палубу, чтобы сменить стражу, должны были обмениваться паролями, так же как и лоцманы барок, доставлявших на борт провиант.

— Боже, храни короля Генриха! — орали они в утренней тишине, и так же громко звучало им в ответ: — Да будут долгими годы его правления! — Гребец, осмелившийся подплыть достаточно близко, мог без проблем подхватить легко угадываемый пароль.

Великое событие взбудоражило команду, изменив настроение на борту намного сильнее, чем необходимая осторожность: Сильвестр находился на борту вот уже три дня, когда 15 июля в Портсмут прибыл король Генрих вместе с королевой и королевским советом и разместился в крепости Саутси. Салют залпов из бронзовых пушек каракк приветствовал правителя в новой твердыне его флота. Но даже здесь этот спектакль скорее напоминал ярмарку, нежели преддверие битвы, в процессе которой Портсмут мог быть взят и сожжен, как это случалось много веков тому назад.

Три дня спустя, вечером 18 июля, король пригласил Кэрью и других офицеров высокого ранга отужинать вместе с ним на флагманском корабле «Милость Божья». Для тех же, кто вынужден был остаться на своих кораблях, он велел прислать изысканные деликатесы и золотое рейнское вино, которые должны были подать за торжественным ужином.

На палубу, под сеть из проволоки, вынесли свечи и фонари, и под ясным ночным небом накрыли стол, разложили оловянные приборы. Под столом носилась Хэтч, коричневая сука, музыканты вынесли на борт инструменты, чтобы играть под звездным небом. После ужина Сильвестр попросил одного из них передать ему лютню, взял ее на колени и запел одну из своих старых песен — о Камелоте, Артуре, Ланселоте и Гвиневре, которые не хотели расставаться.

— И зачем вы только пошли на войну, милорд? — спросил у него командир лучников, совсем юный, с молочного цвета лицом и круглыми глазами цвета морской волны.

Рядом с ним сидел светловолосый мужчина постарше, показавшийся Сильвестру смутно знакомым.

— О да, вы могли бы прекрасно зарабатывать в качестве певца! — воскликнул он с едва заметным акцентом. — Ваше пение способно укрощать диких животных, хотя, к сожалению, с дикими французами ему не совладать.

— Действительно, — раздался чей-то голос, и Сильвестр, как и все остальные, обернулся. На верхней ступеньке лестницы, ведущей на палубу, стоял Энтони. — Ты не скажешь мне, что за черт тебя дернул, Сильвестр? Или хотя бы объясни, что ты здесь делаешь?

Сильвестр поднялся, сделал несколько шагов ему навстречу. Впивавшиеся в его спину любопытные взгляды были ему безразличны.

— Я хотел поговорить с тобой, Энтони.

— Ты что, совсем спятил? — вскричал Энтони, и Сильвестр тут же осознал, что очень редко слышал, чтобы его друг так орал. — Ты мог поговорить со мной где и когда угодно, но не на этой смертельной ловушке под названием «корабль»!

— Это недолго, — попытался перебить его Сильвестр, однако Энтони отодвинул его в сторону и подошел к столу.

— Мастер Персер, — обратился он к казначею. — Мой друг не моряк, кроме того, он срочно нужен семье в Портсмуте. Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы с него были сняты обязательства и ближайший транспорт отвез его на землю. Издержки мы возместим, и за ваши труды тоже, а с адмиралом Кэрью я поговорю сам.

В голове у Сильвестра звучали только два слова: «мой друг», «мой друг», «мой друг».

— На море встречается куча забавных типов, — весело заметил казначей. — Но ты самый забавный. Тебе это уже кто- нибудь говорил?

— Не исключено. Обычно я не слушаю, а для начала мне нужна лодка.

— Как думаешь, кто ты здесь такой? И почему ты думаешь, что мы срочно не нужны своим семьям?

— Этого я не знаю, — ответил Энтони. — Может, поговорим об этом позже, когда мой друг будет на земле?

Казначей тяжело поднялся.

— Ты предлагаешь дезертирство, — заявил он.

— Нет, если договор исчезнет.

— И ты говоришь мне это при всем штабе?

— Мне ужасно жаль, — вставил Сильвестр и посмотрел на сидевших за столом мужчин, которых происходящее, казалось, скорее забавляло, нежели злило.

Толстый казначей похлопал Сильвестра по плечу.

— Смотрите, не намочите штанишки. Наш друг плотник пользуется у нас большой свободой, потому что у него руки, как у кракена, и он не дает нашей посудине развалиться на части. Посмотрим, что можно сделать. Завтра к нам еще прибывает провиант?

Вопрос был адресован квартирмейстеру и его помощнику, светловолосому мужчине с легким акцентом. Последний усердно закивал.

— Двенадцать бочонков говяжьей солонины, завтра утром.

— Фууу, — простонал казначей. — Я-то думал, что этого добра у нас на борту уже достаточно, похоже, собраны запасы со всей Англии. Если адмирал благословит это дело, парень с адской жратвой может отвезти вас обратно на сушу. Но когда в следующий раз решите встретиться со своим приятелем, чтобы поболтать, договаривайтесь в трактире, ладно?

— Энтони! — закричал Сильвестр, сердце у которого едва не выпрыгивало из груди. — Я должен поговорить с тобой, иначе никуда не уйду.

Энтони кивнул ему, приглашая следовать за собой, и начал спускаться по лестнице. Сильвестр встал на первую ступеньку, а потом крикнул:

— Я без тебя не уйду!

— Если тебя не смущает, что нас слышит половина этого муравейника, то меня тоже смущать не будет. Это еще почему ты без меня не уйдешь? В отличие от тебя, мое место на этом корабле.

— Твое место с нами, — выдавил из себя Сильвестр. — С живыми. На «Мэри Роуз» ты пошел, чтобы погибнуть.

Брови Энтони взметнулись вверх.

— С чего ты это взял?

— Но ведь этот корабль ненадежен, — пробормотал Сильвестр. — И после всего, что произошло, ты, должно быть, думаешь, что тебе только и осталось, что пойти ко дну вместе с ним. Я осудил тебя, Фенелла осудила тебя, мы оттолкнули тебя и отняли у тебя детей…

— Не мели ерунду. — Энтони поднялся по лестнице, положил руку на сердце Сильвестру. — Успокойся, иначе эта штука разломает тебе ребра. Я пошел на борт этого корабля, потому что знаю его лучше, чем собственный ночной горшок, я могу помочь ему удержаться на плаву. Он в плохом состоянии, но пока мы обращаемся с ним разумно и не набиваем людьми до предела, мы справимся — и все будет хорошо.