Мэри Роуз

Он обнимал ее, пока она не перестала дрожать. Потом Фенелла покрыла его лицо поцелуями, потому что оно было таким же мокрым, как и ее.

— Ты прав, — сказала она. — Сильвестр лучший парень, который только есть, он никогда не дарил мне ничего, кроме любви, и я ужасно по нему скучаю. Но если бы пришлось скучать по тебе, я бы умерла. Я не хотела бы променять свою жизнь ни на какую другую, я не хотела бы променять своих приемных детей ни на каких других, а тебя, мой любимый негодяй, я никому и ни за что не отдам. Пообещай мне, что вернешься с этой войны. А потом женись на мне.

Он мог плакать только внутри, но тело его дрожало не меньше, чем у нее. Это было слишком. Они оба не выдержали, одновременно рухнули на колени. Не отпуская друг друга, они стянули с себя все тряпки, которые мешали, и любили друг друга прямо на полу.

Потом она расстегнула его рубашку, потому что хотела полежать на его обнаженной груди и насладиться сладостной истомой, а после этого снова села, слегка хлопнула его по губам.

— Просто чтобы ты знал, любимый. У негодяя не должно быть ни твоих глаз, ни других частей тела, о которых порядочные люди не говорят. Я не могу винить Джеральдину Саттон за то, что она сходила по тебе с ума, но если ты хоть раз подаришь ей то, что принадлежит мне, я сверну твою красивую шею. В этом можешь быть совершенно уверен.

— Я не дарил ей ничего из того, что принадлежит тебе, — произнес он. — Я просто хотел ударить ее, потому что она ударила меня. Франческа для таких вещей уже слишком взрослая, а я заметил, что веду себя ужасно постыдно, только когда было уже поздно.

Фенелла поняла лишь половину из сказанного, но ей было достаточно. Она грубо притянула его к себе.

— Чего бы ты ни хотел или хотел, дурачок, держись от нее подальше, ясно?

— Ты мне никогда больше не будешь доверять, да?

— Дело не в том. С ревностью своей я справлюсь. Я вымещу ее на тебе, а чего это тебе будет стоить, ты за этот год, думаю, осознал. А вот со своим страхом за тебя я не справлюсь. Сэр Джеймс говорил, что Джеральдина живет в доме гросс-адмирала, а значит, она слишком близко находится от вещей, из-за которых ты полностью теряешь рассудок.

— Каких-таких вещей, Фенхель?

— Не будь хоть сейчас трусом. Скажи мне: что пообещал тебе король, если ты проявишь себя на войне?

Он обнял ее, сел рядом.

— Ты хочешь, чтобы я отказался от нее? Сказать ему, пусть ищет себе другого человека, который решит проблему остойчивости?

— А другой человек сможет привести ее в порядок?

— Пусть это будет не твоя забота, — он поцеловал ее в ухо.

— Это было довольно храбро, любимый. Значит, я должна заставить тебя выбирать между мной и твоей «Мэри Роуз»? Если бы я так и поступила, то перестала бы быть твоей Фенхель. Ты забыл, что я была там тогда? «Мэри Роуз» — корабль Ральфа, так же как и твой, и мой.

— И Сильвестров, — грустно добавил он.

За это она поцеловала его еще раз.

— Верни наш корабль домой и почини его, — сказала она. — Но держись подальше от Джеральдины, пообещай мне это. Она не отдаст мне без боя то, чего хочет больше всего на свете. Скорее разорвет это на части, а мне хотелось бы видеть красивого мужчину, за которого я собираюсь замуж, целым.

Уткнувшись головой в ее плечо, не глядя на нее, он произнес:

— Фенхель…

— Я слушаю.

— Ты меня еще любишь?

Она расхохоталась.

— Ну конечно же, дурачок. Конечно же.

Может быть, улыбаться он и разучился, но в глазах его по- прежнему сверкали вспышки молний.

— Так чего мне бояться? Не несчастной же убийцы кошек.

Он отправился в Солуэй-Мосс на переоборудованной торговой каракке под названием «Миссис», где их должны были поддержать сухопутные войска Эдварда Сеймура в битве против короля Шотландии. Генрих VIII надеялся в следующем году выступить в союзе с императором против Франции, поскольку по-прежнему считал, что французская корона по праву принадлежит ему. Но прежде нужно было обеспечить порядок в Шотландии, чтобы северный сосед не напал на него с тыла.

Битва завершилась победой англичан. Яков Шотландский при этом расстался с жизнью и в качестве единственной наследницы престола оставил дочь, которой было шесть дней от роду. Однако Энтони домой не отпустили, он остался под командованием гросс-адмирала Дадли у шотландских границ. В феврале следующего года Генрих VIII заключил соглашение с императором. Восемь недель спустя он отправил Энтони обратно в родную гавань и назначил его королевским корабельным мастером.

То было время подготовки к войне с Францией. Время для английского флота. Время для «Мэри Роуз».

26

Сильвестр

Портсмут, июнь 1544 года

Во время зимы буря с градом отломила ветку от розового куста, посаженного отцом Сильвестра у арки. С тех пор как Сильвестр и Джеральдина были детьми, те розы июнь за июнем расцветали белым, красным и бесчисленными оттенками розового.

— Наверное, теперь с этим покончено, — сказала тетушка Микаэла после бури. — Розы старые, трухлявые, они этого не переживут.

Но когда наступил июнь, по обе стороны арки появились бутоны, хотя и редкие, неяркие. Только в центре, где буря отломила ветку, осталось голое место. Оно напоминало Сильвестру собственное сердце: жизнь продолжалась, каким бы странным это ни казалось, она не заканчивалась в один момент, но в центре зияла дыра, где ничего не цвело.

На верфь он ходил только в крайнем случае. Там в сухом доке стояла «Мэри Роуз». Видеть ее было больнее, чем знать, что Фенелла постоянно бывает в «Casa Francesca». Может быть, с розовым кустом то же самое? Может быть, что-то в нем помнит цветущую ветку, которая у него когда-то была, и истекает резкой, свежей болью?

Весь Портсмут говорил о работе над «Мэри Роуз». Энтони Флетчер по-прежнему был человеком, который когда-то, как Каин, убил своего брата, но вместе с этим он был и тем самым человеком, который вернул домой «Мэри Роуз» и с благословения короля помогал ей обрести новый блеск. Кроме того, он строил целую эскадру из четырнадцати невиданных кораблей, которые могли ходить на веслах и под парусом, обеспечивая множество людей куском хлеба и платой. Он был повелителем верфи, как и полагалось такому таланту с самого начала.

Если бы он захотел, то смог бы стереть из памяти города пятно, но его это уже не волновало. Он перестал набиваться к городу в друзья и каждый вечер, повернувшись к нему спиной, отправлялся на старой кляче в свою лачугу за воротами.

Сильвестру хотелось зажать руками уши. Толпа, которая когда-то кричала: «Повесить его!» — теперь бормотала имя потерянного друга почти с благоговением, и это терзало еще больше, чем вид «Мэри Роуз».

Корабль спокойно лежал в доке, пока его хранитель занимался своими галеасами или сражался за короля. После всего, что повидало это судно, Энтони не позволял даже прикоснуться к нему без его ведома, поэтому работы то и дело останавливались. Сильвестр просидел с ним над чертежами достаточно ночей, чтобы знать, что собирался сделать с «Мэри Роуз» Энтони: сначала он натянет еще одну, защитную систему шпангоутов, чтобы потом перенести пристроенное Робертом Маллахом дно орудийной палубы наверх и обновить орудийные порты, потому что они находились слишком низко над водой. Под конец нужно было произвести конструктивные изменения на носовом и кормовом возвышении, перенести центр тяжести и вернуть кораблю остойчивость.

Это будет длиться долго. Из-за постоянных перерывов его никак не закончить раньше весны. Всякий раз, когда Сильвестр смотрел на нее, он вздыхал: все работы над крупным четырехмачтовиком были остановлены, потому что его повелитель был на войне. И всякий раз Сильвестра пронзала одна и та же мысль: а будет ли корабль когда-либо закончен? Хватит ли Энтони времени? Обычно после таких размышлений он отправлялся в забегаловку «Морской епископ», напивался и переставал думать о чем бы то ни было.