Мэри Роуз

— И тебе этого недостаточно, чтобы простить его? — удивилась Фенелла. Она перевела дух и затараторила: — Его тошнит кровью, Сильвестр. Спина похожа на изрытую во время войны землю, а ночами он в основном стонет от боли. Тебе этого недостаточно? Кто мы вообще такие, чтобы считать себя судьями, ведь за всю жизнь с наших голов не упало ни единого волоска? Неужели мы имеем право бросать камни, потому что сами без греха?

Сильвестр молчал, пока карета не остановилась в Бэнксайде.

— Хотелось бы мне, чтобы этого было достаточно, — произнес он.

— Мне тоже, — согласилась она.

В Клинке была стена с камерами вровень с землей, за решетками которых стояли пленники и просили подаяние. Перед ними сидел обтянутый кожей скелет, тоже протягивавший руку за милостыней. При каждом движении его цепь звенела. Не только этот мужчина, но и вся улица ужасно воняла.

Человек, который вышел к ним после того, как они попросили позвать начальника, был молодым обладателем круглого розовощекого лица.

— А где мастер де Вер?

— Сожалею, — произнес молодой человек в форме епископа Винчестерского. — Теперь начальник здесь я. Вы, наверное, не помните? Я Рич Форстер. Тогда, когда смотрителем был мастер де Вер, вы просили меня постричь вашему другу волосы, потому что он ненавидел паразитов. Вы хотели дать мне денег, но я не мог их принять.

— Почему же? — поинтересовалась Фенелла.

Роберт Форстер повернулся к ней.

— Человек, совершивший преступление, должен понести наказание, — ответил он. — Но что бы он ни сделал, с ним нужно обращаться по-человечески, иначе ты сам перестаешь быть человеком. С другом господина обращались не как с человеком. Мне недоставало мужества восстать против этого, и я не хотел брать деньги за свою трусость.

— То, что вы говорите об этом, — уже не трусость, — возразила Фенелла.

— Но это уже не поможет другу господина, — ответил молодой человек. — Тогда я поклялся себе, что, если эта тюрьма однажды окажется под моим руководством, я не позволю, чтобы кто-то платил за страдания человека. Ребята, которые сидят здесь у нас, плохие люди, но они не должны получать больше, чем им присудил английский суд.

— Это и случилось тогда? — спросила Фенелла. — Кто-то пришел и дал денег, чтобы мастер де Вер причинил больше страданий другу этого господина?

Рич Форстер помедлил, затем заставил себя кивнуть.

— Но если вы вызовете меня в суд как свидетеля, я не смогу об этом сказать, — пояснил он. — Я женат. Моя жена ждет ребенка.

— Единственный суд — это я, — заявила Фенелла. — Я была помолвлена с ним, и я должна знать, что с ним произошло. Худшее, мастер Форстер. То, чего не знает даже мастер Саттон. Вы не останетесь внакладе.

Она потянулась к кошельку, но Рич Форстер поднял руку.

— Я по-прежнему не хочу брать денег за то, что не смог предотвратить бесправие. Если господин, который, судя по всему, ваш родственник, ничего не имеет против, я покажу вам. Мы до сих пор используем это в тех случаях, когда иначе никак.

— Дыру? — слабым голосом переспросил Сильвестр. — Ублиет?

Мастер Форестер кивнул.

— Что это такое? — поинтересовалась Фенелла.

— Яма на самом дне, — ответил Сильвестр. — «Ублиет» означает «место забытых». Пленников переводили туда в наказание. Когда во время прилива Темза становится более полноводной, вода в яме доходит до шеи.

— Некоторых забывали там, внизу, — добавил мастер Форстер, — и у них сгнила плоть.

— Только не у моего мужа! — вскричала Фенелла.

Сильвестр взял ее за руку.

— Нет, милая, нет.

Губы его дрожали.

— Мне действительно не стоит вести вас туда, — произнес Форстер.

— Стоит, — настаивала Фенелла. — Я не уйду, пока не буду знать наверняка.

Мастер Форстер вопросительно поглядел на Сильвестра. Тот кивнул, и маленькая процессия тронулась в путь. Каменные своды, под которыми приходилось пригибаться, стоны из камер и вонь, от которой перехватывало дыхание, пробуждали желание бежать. И тем не менее Фенелла ступенька за ступенькой спускалась вниз за Сильвестром и мастером. В самом низу в мокром полу была решетка. Грудь Фенеллы сдавило так, что она не могла ничего сказать.

— Здесь, — произнес Форстер, открыл засов и подозвал одного из смотрителей, потому что не смог поднять решетку один. Посветил свечой вниз.

Место забытых наполовину было заполнено вонючей водой. Там, прижавшись друг к другу, могли бы поместиться двое мужчин, больше места не было. Чуть выше поверхности воды в стене торчала кованая скоба. Фенелла указала на нее и вопросительно посмотрела на Сильвестра.

— За шею, — прошептал он. — Они приковывают их к ней за шею.

Внезапно она нашла в себе силы закричать. Схватила Сильвестра, встряхнула его, словно безжизненный предмет.

— И ты об этом знал? Ты знал, что они запирают здесь моего любимого, и слова мне не сказал?

— И что бы ты сделала? — закричал он в ответ. — Я сам ничего не мог с этим поделать! Я умолял чертова де Вера пощадить его, я обещал ему золотые горы, но все было тщетно.

— За что? — Фенелла отпустила Сильвестра и обернулась к Форстеру: — Что он сделал, что ваш начальник решил так его наказать?

— Ничего, — устало произнес молодой человек. — Он был самым тихим из заключенных. Кто-то заплатил за это, мисс. Никто из вас не виноват.

— Кто заплатил?

Молодой человек молча покачал головой.

— Говорите! — закричала Фенелла и ударила его по щеке. — Вы человек или мокрая тряпка?

— Они заперли с ним там человека, который умирал, — начал Форстер. — Не взрослого мужчину. Мальчика десяти лет, ублюдка одной из шлюх, которых мы постоянно ловим. Он почти умер от голода, не мог уже стоять на ногах. Вашего жениха они пристегнули цепью, а руки оставили свободными. «Сможешь держать его, когда пойдет вода, — сказали они ему. — Или столкнуть, чтобы он подох, как ты поступил со своим братом».

— И сколько времени он должен был там находиться? — глухим голосом спросила Фенелла.

— Всю ночь. Наверху сидели стражники и заключали пари, сколько он продержится. Вода поднялась ему до самого горла, он поднял мальчика вверх, а те кричали: «Может быть, столкнешь его наконец? Ну же, давай, как своего брата, Каин!» В какой-то момент силы оставили его и он вынужден был отпустить мальчика.

— Он утонул?

Рич Форстер кивнул.

— Труп оставили вместе с ним, когда спала вода. И только на следующий вечер мастер приказал отнести труп на кладбище Скрещенных костей. И вытащить Черного, пока не приехал Золотовласый из Портсмута. Он всегда был тихим, но с того дня он не произнес ни слова. Я думал, что уж лучше бы они оставили его умирать, как мальчика.

Некоторое время они стояли в темноте. Не проронив больше ни слова, погрузившись в размышления, Фенелла стала подниматься по лестнице, а двое мужчин шли за ней.

На другой день приехал Кранмер с известием, что король отклонил жалобу Роберта Маллаха и отпустил Энтони. Наутро Фенелла, Люк и Сильвестр уехали.

Прошли недели, они занимались работой в «Casa Francesca», собирались за едой, не произнося лишних слов. Фенелла боялась встретиться с Джеральдиной, но та уехала в ночь перед их возвращением. Один из ее знакомых поступил на службу к Джону Дадли, гросс-адмиралу, и нашел место и ей. Она написала, что на ребенка не претендует. Как будто от материнства можно было отказаться, как отказался уставший сэр Джеймс от должности мирового судьи.

От сэра Джеймса Фенелла узнала, что Энтони вернулся в Портсмут и купил дом за воротами, между руинами «Domus Dei» и новой крепостью Саутси.

— Я понимаю, что вы не потерпите его в своем доме и на своей верфи, — сказала она.

— Неужели ты считаешь меня настолько жестоким человеком? — удивился сэр Джеймс. — Человеком, который осуждает другого за то, что тот раз согрешил?

— Простите, пожалуйста! — воскликнула Фенелла. — Вас бы я посчитала жестоким в последнюю очередь, но последствия для вашей семьи будут такими тяжелыми… Кроме того…