Страница 18 из 37
Дальневосточная биологическая прибрежная экспедиция, которой руководила Возжинская, старший научный сотрудник Института океанологии АН СССР имени П. П. Ширшова, работала уже несколько лет. Основной задачей экспедиции была оценка продуктивности донных растений, иначе говоря, скорости образования органического вещества, продуцируемого водорослями.
Конечно, нам троим повезло. Нам достался райский уголок, но достался он не задарма: пока добрались до острова, хлебнули дорожных мытарств полную чашу. Как всегда в такой поездке, мы везли много «железа» — акваланги и компрессор, фотобоксы и подводные осветители, да и «не железа» было предостаточно, ведь мы ехали на почти необитаемый остров на Монероне, островке в несколько десятков квадратных километров, жило в то время девять человек, шестеро постоянно — трое «маячников» и трое из гидрометслужбы. Остальные — сезонники, рабочие-гидростроители — раз в неделю загружали прибрежной галькой баржу, которую тащил из Холмска буксир. Собственно говоря, благодаря гидростроителям мы и сумели попасть на Монерон. На причале Холмска случайно встретился нам капитан этого буксира, который любезно согласился доставить нас и весьма внушительный багаж экспедиции на остров. И здесь нас встретили гостеприимно. Мы поселились у рабочих в балке — однокомнатном домике на полозьях. Рядом стоял и второй такой же домик, служивший одновременно и кухней, и кладовкой. Войдя в жилой балок, каждый попадал под обстрел прекрасных глаз — со всех стен томно взирали из-под густых ресниц неописуемые красавицы. Успевай только поворачиваться. Это соответствовало, так сказать, «духовным» потребностям обитателей жилища. Ну, а второй домик отражал материальную сторону бытия островитян. Стены его были увешаны связками лука и чеснока, перца и вяленой рыбы, в углу кладовки стоял ларь с картофелем, рядом ящики с мясными консервами и соками. Мы поняли, что от голода на Монероне особенно страдать не придется и что напрасно везли мы крупы и консервы.
Сделав первые шаги по острову, мы убедились, что все рассказанное о нем сильно преуменьшено. С чем сравнить прозрачность воды в прибрежных лагунах? Она превосходила все известные «стандарты», а растительный и животный мир прибрежной зоны обещал просто-таки роскошные экспонаты и фотокадры.
Правда, летом в прибрежных районах Японского моря погода не особенно балует, а острову Монерон дождей и туманов достается, наверное, больше всего. Однако ненастье не мешало нам работать. Имея надежную крышу над головой и печку на кухне, мы могли погружаться в любое время: водолазное белье всегда было сухим. И пожалуйста — снаряжайся в домике, море всего в пятнадцати метрах от балков. Их установили прямо на узкой косе-перешейке между Монероном и маленьким скалистым полуостровком. Поэтому даже при сильном ветре, конечно если он не штормовой, можно было найти затишные, с подветренной стороны, места для погружений.
Ясные солнечные дни становились настоящими праздниками, приятным исключением из общего правила. В солнечных лучах остров начинал сверкать и переливаться яркими бликами, а море — голубыми искрами. На подводных склонах играли солнечные зайчики, а в прибрежной волне переливались разноцветными оттенками водоросли.
Обследовали морские угодья по отработанной нами еще на Беринговом море методике. Мы с Олегом на поверхности моря заплывали от берега на такое расстояние, чтобы под нами была 30-метровая глубина. Плыли рядом с лодкой, которой управлял Гена. В намеченной точке, взяв на лодке фотоаппаратуру, погружались для съемок. От этой точки поворачивали к берегу. За один такой маршрут надо было собрать 10-12 образцов, предварительно засняв их. Такое количество кадров определяли возможности фотоаппаратуры. Таким образом, на берег мы выходили, уже полностью выполнив дневную программу.
Морские ерши вблизи о. Монерон не пуганы человеком, они подплывали к нам почти вплотную
Наиболее интересным было место около полуострова на дальнем конце косы. Там, на глубине 25 метров, была площадка, засыпанная крупной галькой. На этих камнях держались длинные хордовые водоросли, хлыстами уходящие вверх. Если стоять на ровной площадке дна и смотреть вверх, верхушки этих подводных «лиан» и не различить — так длинны их стебли. Рядом с отвесной скалой нависли две глыбы, образующие своими сводами пещеру, где царят холод и мрак. На стенах этого каменного мешка поселились губки. Если прикоснуться к шершавой каменной стене, можно нащупать мягкие бархатистые наросты. Это и есть губки. Они ярко окрашены и бывают самых неожиданных расцветок. Но в полумраке пещеры все животные и растения выглядят невыразительными, буро-зелеными.
Лучик подводного фонарика в руках Олега высвечивает то кремовые, то ярко-оранжевые причудливые наросты. Если рядом интересующие нас водоросли, то лучик задерживается на них. Это сигнал мне. Темноту пещеры на мгновение разрывает вспышка света — срабатывают две импульсные лампы, но вспышка мгновенна, и глаз не успевает выхватить из мрака краски подводного пейзажа. До сих пор ученые не могут найти убедительного объяснения, почему у большинства придонных животных, обитающих в полутьме, такие яркие наряды? В нашем гроте поселились лишь отдельные представители губок, их основные колонии глубже, там, где солнечные лучи почти совсем теряются во мраке. В такой сине-черной глубине жизнь уже не кипит. Каменные утесы на глубине ниже 70-90 метров покрыты наростами известковых водорослей литотамний. Редко здесь встречаются зеленые водоросли, предел распространения которых — стометровая глубина. Здесь царство губок, морских червей и ракообразных. Мшанки строят хрупкие известковые убежища, похожие на веточки и сучки. Кораллы на этих глубинах образуют жесткие кружевные арки.
Этот загадочный мир теперь становится доступным для изучения и познания. Современная наука и техника снабжают океанологов глубоководными аппаратами с автономными приводами. Сконструированы и целые подводные дома. Их обитатели могут выходить из них в аквалангах для длительных исследований на глубине. Но все это, разумеется, касается больших океанографических и океанологических экспедиций. У нас с Олегом плацдарм работы — всего лишь береговой склон до глубины 30-40 метров, дальше пути техникой безопасности нам заказаны.
Но и здесь работ хватает. И на малых глубинах снимать очень трудно: не хватает света, даже если пользоваться импульсной вспышкой. Нужен еще и фонарь, чтобы как следует рассмотреть снимаемый предмет и навести объектив на резкость.
Итак, мы под водой. Продвигаемся к берегу, лучик фонаря задерживается на веточке известковой водоросли, рядом ульва и свернувшаяся актиния. Навожу на освещенное место фотоаппарат, прицеливаюсь в видоискатель, щелкает затвор, и мы плывем дальше. Все это морское сообщество, которое сейчас сфотографировано, обитающие вместе животные и растительные организмы называются биоценозом. Он имеет свой характер на разных глубинах и в разных морях, и мы надеемся, что наши снимки помогут специалистам установить, где и как в Японском море расселяются его обитатели. Олег аккуратно отделяет от камня и ульву, и веточку литотамний, но их еще надо доставить на берег, препарировать, а потом еще и до Москвы довезти. Но все эти работы впереди, пока же хочется набраться побольше впечатлений.
В прибрежных водах Японского моря растет водоросль анфельция
Забыв обо всем, плывем дальше. Надо сфотографировать анфельцию. Это лучший из агароносов, самая ценная водоросль, из которой добывают агар-агар — стабилизатор-отвердитель, подобный желатину.
Как нам объясняла Вера Борисовна, водоросли — это начало всех начал в море: они и кормят, и укрывают взрослых и подрастающих обитателей шельфа. Обогащение воды кислородом в зонах обитания растений — их «заслуга». Человек давно научился добывать водоросли. Эти морские растения дают сырье для промышленности, многие из них идут в пищу. Ученые утверждают, что в море нет ядовитых донных водорослей и что практически все растения, за исключением некоторых видов фитопланктона, съедобны. Но добычу нельзя вести бессистемно. Нужны точные рекомендации. Например, ресурсы морских водорослей Дальнего Востока определяются цифрой, близкой к семи миллионам тонн. Но сколько можно добывать в год морской капусты — ламинарии или анфельции, чтобы не подорвать эти запасы, а значит, не повредить биоценозам?