Страница 13 из 37
Капитан, увидев наше снаряжение, собрался было возмутиться, но, сообразив, видимо, что так просто от нас не отделаешься, махнул рукой. Дело в том, что судно совершало трехмесячный тихоокеанский рейс и у команды было немало своих забот. Появление нашей экспедиции, которую надо было «подбросить» на остров, казалось поначалу вполне безобидным. Теперь же капитан с понятным раздражением убедился, что наша группа задержит его, по крайней мере, на десять часов.
В наших взаимоотношениях с руководителями рейса была одна существенная деталь: судно должно было перевезти для нас пятнадцать массивных железных ящиков, прикрученных к не менее нетранспортабельным бетонным плитам. Все это — бетон и железо — капитан взялся везти только при условии, что получит благоприятный метеорологический прогноз. Погода была хорошая, и он получил строгое указание от инспектора портнадзора доставить весь груз на место.
Сейнер встал на рейде у рыбокомбината, и капитан не знал, что ему делать: то ли выбрасывать тяжелые садки за борт, то ли везти, их обратно во Владивосток. Первое — не позволяла совесть, второе — здравый смысл.
Мы надеялись заполучить буксир с небольшой стрелой-краном. Но, изучив обстановку, убедились в абсолютной бесперспективности такого плана: ни баркасов с грузоподъемными приспособлениями, ни буксиров, ни каких-либо других судов, способных помочь в этом деле, на острове не оказалось. И мы вернулись на судно со свежей идеей: сгружать садки в море сразу, именно туда, где им и надлежит находиться. Чтобы не загубить научный эксперимент, мы решили обследовать дно вокруг судна и найти места, удобные для установки садков.
Команда судна дружно вызвалась помочь. Боцман и тралмейстер принялись готовить снасти, чтобы под водой отцепить садки, не прибегая к помощи водолазов, а нашей задачей было указать места, куда установить садки. Капитан обещал запеленговать эти места, так что все складывалось вроде бы неплохо.
Мы с Олегом погрузились в воду со шлюпки. Привычный рой золотисто-голубых пузырьков как-то снял нервное напряжение. Опускаясь вниз, я забыл обо всех мытарствах и треволнениях. Глубину в этом месте по эхолоту определил капитан, она составляла пятнадцать метров. Здесь, на дне, были сплошные заросли ламинарий. Олег поворачивает ко мне довольное лицо и поднимает вверх большой палец: место что надо! Инна просила одну партию садков поставить на грунт, покрытый морской растительностью.
Разгребаем рыже-зеленый ковер, под слоем водорослей мелкие камни, занесенные илом, попадаются друзы мидий, рядом вечные их спутники — морские звезды, они кажутся нам удивительно большими. Забрав семейку раковин в качестве вещественного доказательства, что место для мидий хорошее, всплываем на поверхность.
Это первое погружение, но уже кажется, будто мы всю жизнь только и делали, что ныряли в голубые воды Японского моря. Но усталость от нервного напряжения дает себя знать. Рассматриваем грудку мокрых, блестящих от морской воды моллюсков. Еще внизу, отдирая раковины ото дна, удивлялись мы цепкости их «корешков» — биссусов, так называются тонкие нити, которыми держатся моллюски за грунт.
Вместе с десятком крупных, размером в добрых два кулака, раковин выдрали мы с Олегом со дна пяток увесистых камней. Инна была очень рада; она просто не могла поверить, что вот так, с места в карьер, начнется наша работа, ведь речь шла о самой трудоемкой операции — установке садков. И она сразу согласилась ставить первую пятерку садков у рыбокомбината.
Капитан «привязал» место стоянки судна к береговым ориентирам. Слева от нас крайней точкой стала будка водокачки, в центре — стальная труба комбината, справа — одинокое дерево. Мы все помогали боцману опускать на дно садки. Он цеплял крюк за веревочное кольцо, прикрепленное к садку, опускал его вместе с бетонной плитой в воду, погружал на дно, а потом по стальному тросу посылал вниз чугунную болванку. Болванка, пристегнутая к тросу скобой, ударяла по рычагу на крюке, последний отцеплялся от садка, и вместе со снастью его поднимали из воды.
Все садки были спущены за борт, и, чтобы они на дне не наваливались один на другой, капитан разворачивал судно, немного смещая его корму в сторону моря.
Вторую партию садков установили в глубине бухты таким же способом. Там оказалось чистое, не заросшее водорослями дно. Третью партию выгрузили у восточного, противоположного побережья острова. Садки там ставили на глубине 25 метров. Со скалистого берега в море сползли причудливые каменные глыбы. Мы бросили якорь у каменного изваяния, созданного природой. Отдельно стоящая скала напоминала слона, четыре ноги и хобот принимали на себя прибой. Рядом зеленел склон берега, обрываясь у «слона» белым серпом пляжа. Пять островерхих каменных глыб-кекуров торчали из воды у южного берега острова. Они, как стражи, ощетинились навстречу морю острыми пиками. Бакланы и чайки облюбовали их вершины. Волны, разбиваясь о них, играли на солнце радугой. Пять пальцев — так назвали моряки эти страшные в туман и шторм рифы.
Огибая кекуры, мы слышали вздохи ревуна — звукового маяка, автоматически подающего сигнал опасности. И если в непогоду к острову со стороны открытого моря подходило судно, то уже за полкилометра слышны были его предупреждающие вздохи — о-о-ох! о-о-ох! о-о-ох!!
Поставив у «слона» последние пять садков, вернулись в бухту к рыбокомбинату. Попрощались с командой сейнера очень тепло: всегда ведь общая успешная работа сближает. Записаны на всякий случай адреса новых друзей. До будущих встреч!
Поселились мы на той половине острова, которая считается владением зверосовхоза. Другая его половина принадлежит рыбокомбинату. Такое разделение, разумеется, чисто условно: одна часть населения работает в зверосовхозе, другая ловит и обрабатывает рыбу.
По форме остров напоминает восьмерку, две неравные части имеют округлые очертания. Вершины полуостровов — две сопки, с высоченной северной сопки видна другая, поменьше. Море в солнечный день синее-синее, грозные пять пальцев на юге стерегут вход на внутренний рейд. При подходе к поселку Путятин слева видны островки — Камни Унковского. Как и остров Путятина, они названы в честь одного из офицеров фрегата «Паллада».
У водолазов
Первые погружения мы провели с сейнера, в спешном порядке, потому они не очень запомнились. Потом начались размеренные исследования с помощью маленького водолазного катера — доры, как называл суденышко его капитан Женя Попов. Очень повезло нам, что довелось поработать с водолазами-профессионалами. Они были в трехболтовых скафандрах, мы — в легких гидрокомбинезонах «Садко».
Наши новые друзья добывали со дна моря трепанга. Они уходили на промысел рано утром и весь день облавливали прибрежные скалистые участки. Команда катера состояла из трех человек, погружались они по очереди, на три часа каждый. Члены этой водолазной бригады — умельцы на все руки: и в воду ходить, и катером управлять, и воздух качать, и на камбузе колдовать.
Трепанг
Наше появление на катере несколько уплотнило его население, но водолазы приняли нас приветливо. В первый же день нас решили угостить трепангами. Из раннего улова отобрали ведро самых лучших «морских огурцов».
В Японском море водятся различные голотурии, к коим относятся и трепанги, но «морским огурцом» чаще называют кукумарию — голотурию, способную выпускать щупальца — отростки, похожие на веточки кустов. В дальнейшем мы научились отыскивать и кукумарий, и трепангов, и многие другие морские диковинки.
Трепангов нам на пробу Женя отобрал особенных — крупных и светлых. Он объяснил, что вареный трепанг, особенно белый, способен снимать усталость, повышать физическую активность, и вообще трепанг все равно что женьшень. Трепангов варили весь день; кок четыре раза сливал бурый, как кофе, отвар и заливал варево свежей водой. Наконец, когда мы уже и думать забыли про обещанное угощение, нас позвали в маленькую каютку на носу катера. Все были в сборе, и дегустация трепанга началась. На сковороде аппетитно шипели темно-коричневые комочки, очень похожие на жареные грибы. Но хрустящие кусочки трепанга оказались упругими, похожими на хрящи. Вкус жареного трепанга, отваренного в четырех водах, можно сравнить одновременно с грибами и консервированными крабами. Еда была вкусной и сытной.