Страница 3 из 50
Число поднятых здесь вопросов очень велико, даже если ограничиться теми, которые непосредственно связаны с генезисом классической науки. Я ограничился еще более узким кругом вопросов, навеянных упомянутым выше пересмотром исторических оценок в свете современного эпилога классической науки.
{12}
Детство и юность
В 1545 г. в поселке Сан-Джованни ди Ческо, состоявшем из нескольких небогатых домиков, поселился знаменосец неаполитанского кавалерийского полка Джованни Бруно с женой Флаулисой Саволино. Военная служба не принесла ему богатства, и выходец из обедневшего дворянского рода возделывал свой сад и виноградник наравне с другими жителями поселка. Поселок примыкал к городку Нола у подножия горы Чикала. Отсюда было совсем недалеко до Везувия, а часа за четыре, можно было дойти и до Неаполя.
{13} В этот период Неаполь бурлил. Столицу Неаполитанского вице-королевства потрясали столкновения сил испанской короны и папского престола с вооруженными горожанами и местным дворянством. Баррикадные бои в мае 1547 г. явились началом длившейся десятилетиями то затухавшей, то вновь разгоравшейся, но никогда не остывавшей борьбы.
В 1548 г. у Джованни Бруно родился сын. Ему дали имя Филиппе. До 10 лет он жил в доме отца,. Детские воспоминания Филиппе сохранились на всю жизнь. Ребенок слушал и запоминал легенды и предания своей родины, задумывался над скрытыми в них тайнами, над грозной силой, таящейся в Везувии, и могуществом св. Феличе - покровителя Нолы, оберегающего ее от извержения вулкана. Когда надвигалась ночь, мальчик смотрел в звездное небо; оно будило в нем смутное ощущение мировой тайны, а прочеркнувший небо болид казался вестником далекого мира. В опубликованной в 1591 г. поэме "О безмерном и бесчисленном" он вспоминает, как радовался весне, когда был ребенком,
Необычайная природная память проявилась с раннего детства. В трактате "Печать печатей", опубликованном в 1583 г., Бруно вспоминает:
"Был случай, когда я лежал в комнате один в пеленках и вследствие душевного потрясения, вызванного страхом при виде громадной старой змеи, выползшей из щели в стене дома, вполне отчетливо позвал отца, находившегося в соседней комнате. Он прибежал с другими домашними, схватил палку и начал бороться со змеей, ругаясь в гневе. Я не поверил бы, что мог понять его, как и других, говоривших о своей тревоге за меня. Но по истечении многих лет я, словно пробудившись от сна, напомнил родителям, к их большому изумлению, об этом происшествии, совершенно позабытом ими"1.
У Джованни Бруно был друг, тоже дворянин и солдат, поэт Луиджи Тансилло. Под его влиянием развились поэтические задатки юного Филиппе. Образ этого человека и его стихи часто встречаются у Бруно.
Позже Бруно поселился в Неаполе и поступил в школу. Здесь преподавали литературу, логику и философию. В школе он познакомился с гелиоцентризмом. По словам Бруно, произведения Коперника "волновали его ум в нежном возрасте". Не могли остаться {14} незамеченными и труды неаполитанских гуманистов предыдущего века, создателей неаполитанских академий Кватроченто.
В трудах Джордано Бруно не раз упоминается имя Бернардино Телезио, принадлежавшего к старшему поколению современников Бруно. Выходец из падуанской философской школы, он уже в зрелые годы основал Козентинскую академию, деятельность которой в 60-е годы протекала в Неаполе. С самого начала академия заняла антиперипатетическую позицию и объявила критерием истины опыт. Идеи Телезио оказали сильное влияние на философскую мысль младшего поколения, и в частности на Бруно.
В 1565 г., окончив школу, Филиппе Бруно вскоре стал послушником находившегося в Неаполе доминиканского монастыря Сан-Доминико Маджоре. Этот монастырь был одним из многих учебных заведений, готовивших ученых-богословов Доминиканского ордена. В монастыре жили обучающиеся новиции, ученики школы, студенты, преподаватели, профессора и монашеская администрация. Для неимущего отпрыска полусолдатской, полукрестьянской, хотя и дворянской семьи здесь открывался единственный путь для продолжения образования. В течение 10 лет Бруно прошел все монашеские и богословские ранги, предусмотренные монастырскими уставами. В течение года оставался новицием, затем 16 июня 1566 г. был пострижен в монахи, сменив подрясник послушника на скапулярий монаха, а мирское имя Филиппо - на монашеское Джордано. С тех пор во всех монастырских документах он числился как "брат Джордано Ноланец". В течение шести лет Бруно был посвящен в сан субдьякона, затем дьякона и в 1572 г. был рукоположен в сан священника. Ему было 24 года, и он уже имел ученую степень бакалавра. Еще через четыре года он закончил высший курс обучения в монастырской школе.
Как же протекали жизнь и деятельность Бруно в монастырской школе? С детских лет он жил в атмосфере жесточайшей борьбы между господствовавшей католической церковью и протестантизмом. С начала XVI в. Неаполь стал одним из центров контрреформации, представляемой орденской инквизицией, церковными судами испанской церкви, а также римской, папской инквизицией, не обладавшей прерогативами в Неаполитанском вице-королевстве, но постоянно пытавшейся их утвердить.
{15} В 60-е годы контрреформация еще не потушила вспышки массовых протестов против католических догматов и против обогащения церкви. В Неаполе еще живы были воспоминания о восстании 1547 г. В 1566 г. юный новиций стал свидетелем нового восстания неаполитанцев, расправившихся с инквизиторами. В Нидерландах в это время громили центры "папистского идолопоклонства", борьба с католицизмом охватила Европу.
Из гуманистической школы, из атмосферы философского свободомыслия Бруно попал в центр религиозного догматизма - и сразу же стал к нему в оппозицию. Он убрал из кельи иконы и изображения святых; этот поступок подвергся разбирательству в церковном суде в 1566 г. Затем он неуважительно и насмешливо отозвался о книге "Песнопения о семи радостях богородицы и пяти ее скорбях", почитавшейся не менее, чем "Жития святых", и его имя вновь упоминалось в протоколах церковного суда. В этот же период Бруно пришел к отрицанию догмата троичности божества.
Монастырская школа позволяла Бруно поддерживать прежние знакомства и наблюдать за событиями неаполитанской жизни. Учащиеся беспрепятственно выходили из монастыря, проводя свободное от занятий время в городе. Так открывался доступ к запретной литературе. Кроме того, в школе не велось преподавания греческого и древнееврейского языков, и по особому разрешению студенты могли заниматься их изучением вне монастыря. Этим правом пользовался и Бруно.
Устав Доминиканского ордена Summarium Institutionum Ordinis Praedicatorum содержал специальный раздел правил, относящийся к монастырским школам. Приведенные ниже извлечения относятся к изданию 1617 г., но в основном они действовали и во времена Бруно.
"Студенты должны быть настолько преданы изучению наук, что днем и ночью, дома и в пути обязаны читать что-нибудь или размышлять и стараться повторять на память все, что им удалось усвоить. Не следует вводить никаких ограничений в пользование книгами; надо давать разрешение уносить книги без контроля. Студенты должны воздерживаться от писания по воскресным дням и по большим праздникам. Прелат обязан освобождать учащихся от церковной службы и от всего, что может помещать занятиям. В своих кельях им дозволено читать, {16} писать, молиться, спать и даже бодрствовать ночью при свете, если они этого желают, во имя знания" 2.
Вместе с тем проникновение запретной литературы в кельи студентов вынудило принять специальные меры.
"За студентами необходимо установить тщательный надзор. Поэтому должен быть назначен специальный брат, без разрешения которого студенты не имеют права вести записи в тетрадях и слушать лекции. Ему вменяется в обязанность принуждать студентов к занятиям и налагать взыскания. Если же он не в силах воздействовать на них, то пусть докладывает прелату. Студенты не должны изучать языческие и философские книги, предаваться светским наукам и тем искусствам, которые называются свободными.