Пустыня в цвету

– Давайте завтра покатаемся. Я целую вечность не был в Ричмонде и Хемптон-Корте.

– А я не была ни разу.

– Вот и прекрасно! Я приду за вами к памятнику Фоша в два часа, в любую погоду.

– Я с радостью поеду с вами, мой юный рыцарь.

– Великолепно! – Он вдруг склонился, взял ее руку и коснулся ее губами.

– Вы очень учтивы, – сказала Динни. – До свидания!

Глава четвертая

Динни была так поглощена своими тайными переживаниями, что ее влекло к уединению, но она была приглашена ужинать к Адриану Черрелу. После его женитьбы на Диане Ферз они выехали из дома на Окли-стрит, с которым были связаны такие грустные воспоминания, и скромно обосновались на одной из просторных площадей Блумсбери – в районе, к которому возвращался былой аристократизм, утраченный в тридцатые и сороковые годы девятнадцатого века. Дом выбрали за его близость к «ископаемым», ибо Адриан считал, что в его возрасте надо дорожить каждой минутой, проведенной с женой. Могучее здоровье, которое дядя обрел, как и предсказывала Динни, прожив год в Нью-Мехико с профессором Халлорсеном, проявлялось в темном загаре на изрезанных морщинами щеках и улыбке, теперь гораздо чаще освещавшей худое лицо. Динни с удовольствием вспоминала, что это она дала дяде верный совет, которому он, к счастью, последовал. И к Диане возвращалась былая живость, которая до ее брака с беднягой Ферзом помогала ей блистать в «Обществе». Но не очень светская профессия Адриана и постоянная потребность быть вместе не позволяли Диане вернуться в этот священный круг избранных. Да и ее самое все больше привлекала роль жены и матери. Пристрастная к Адриану племянница считала такое влечение совершенно естественным. По дороге к ним она обдумывала, стоит ли ей рассказать, как она провела сегодняшний день. Враг недомолвок и хитростей, она решила быть откровенной. «К тому же, – рассудила она, – влюбленные девицы обожают посудачить о предмете своих воздыханий». И потом, если ей будет уж слишком тяжело без наперсницы, дядя Адриан сыграет эту роль как нельзя лучше; во-первых, потому, что он хорошо знает Восток, но главным образом потому, что он – дядя Адриан.

За столом, естественно, заговорили прежде всего о замужестве Клер и возвращении Хьюберта. Динни была встревожена выбором сестры. Сэру Джералду (Джерри) Корвену уже стукнуло сорок; это был подвижной человек среднего роста с решительным, даже дерзким лицом. Динни признавала, что в нем много обаяния, но боялась, что его даже чересчур много. В министерстве колоний он занимал видное положение и был одним из тех людей, о ком говорят, что «они далеко пойдут». Динни беспокоило, не слишком ли Клер на него похожа – такая же бесстрашная, яркая, готовая все поставить на карту; к тому же она моложе своего будущего мужа на целых семнадцать лет. Но Диана, хорошо знавшая жениха, сказала:

– Разница в семнадцать лет – это для них благо. Джерри нужно остепениться. Если он к тому же будет ей и отцом, брак может оказаться счастливым. Чего только он не перепробовал на своем веку! И я рада, что они едут на Цейлон.

– Почему?

– Подальше от прошлого.

– А у него богатое прошлое?

– Душенька, сейчас он очень влюблен, но с такими людьми, как Джерри, при его обаянии и врожденной страсти играть с огнем, никогда нельзя быть спокойной.

– Брак всех нас превращает в трусов, – пробормотал Адриан.

– Ну, Джерри Корвена не напугаешь, его влечет к опасности, как золотую рыбку к мотылю. А Клер, наверно, от него без ума?

– Да, но Клер и сама любит играть с огнем.

– И тем не менее, – заметил Адриан. – оба они, по-моему, люди не очень-то современные. У обоих есть голова на плечах, и оба не ленятся шевелить мозгами.

– Ты прав, дядя, Клер берет от жизни все, что может, но при этом у нее какая-то неистощимая жизненная энергия! Из нее может выйти вторая Эстер Стенхоп[4].

– Ты умница! Но для этого ей сперва надо выгнать Джерри Корвена. А тут, если не ошибаюсь, ей может помешать ложный стыд.

Динни с удивлением смотрела на дядю.

– Ты так говоришь потому, что знаешь Клер, или потому, что в тебе говорит кровь Черрелов?

– Потому, что в ее жилах течет кровь Черрелов, дорогая.

– Ложный стыд… – прошептала Динни. – Вот у тети Эм его, по-моему, нет. А между тем она такая же типичная Черрел, как и мы все…

– Эм напоминает мне части скелета, которые никак не складываются друг с другом, – сказал Адриан. – Даже не поймешь, что это был за зверь. А ложный стыд – свойство заурядного организма.

– Фу, Адриан, – укоризненно заметила Диана, – не смей говорить о костях за обедом. Когда приезжает Хьюберт? Мне очень хочется повидать его и Джин. Интересно, кто у кого под башмаком после полутора лет блаженства в Судане?

– Конечно, Хьюберт у Джин, – сказал Адриан.

Динни покачала головой.

– А по-моему, нет, дядя.

– Тут говорит твое сестринское самолюбие.

– Нет. Хьюберт более последователен. Джин кидается на все, и ей надо все сразу перевернуть; но руль в руках у Хьюберта, в этом я уверена. Дядя, а где находится Дарфур?

– К западу от Судана; большая часть его – пустыня, и, насколько я знаю, малодоступная. А что?

– Я сегодня обедала с мистером Дезертом, – помнишь, он был шафером Майкла? Он называл это место.

– А Дезерт там был?

– По-моему, он изъездил весь Ближний Восток.

– Я знаю его брата, – сказала Диана. – Чарлза Дезерта. Это один из самых неприятных у нас молодых политических деятелей. Наверняка будет министром просвещения, если победят консерваторы. Ну, тогда лорд Маллион окончательно станет отшельником. Уилфрида я никогда не встречала. Он симпатичный?

– Да как тебе сказать, – протянула Динни, стараясь казаться равнодушной. – Я только вчера с ним познакомилась. Он похож на пирог с сюрпризом: откусишь кусок и надеешься. Сумеешь съесть весь пирог – твое счастье!

– Я бы тоже хотел с ним познакомиться, – сказал Адриан. – Он хорошо воевал, и я читал его стихи.

– Правда? Я могу вас познакомить; мы сейчас видимся чуть не каждый день.

– Да ну? – поглядел на нее Адриан. – Мне бы хотелось поговорить с ним о хеттах. Надеюсь, ты знаешь, что те характерные черты, которые у нас принято считать еврейскими, на самом деле, если судить по древним рисункам, принадлежат хеттам?

– Но разве эти народы не произошли от одного корня?

– Ничуть. Евреи Израиля были арабами. Кем были хетты, нам еще неизвестно. Современные евреи как здесь, так и в Германии, по-видимому, больше хетты, чем семиты.

– Дядя, а ты знаешь мистера Джека Маскема?

– Только понаслышке. Он двоюродный брат Лоренса и знаток лошадей. Мне говорили, что он ратует за новое скрещивание арабских скакунов с нашими. Было бы неплохо, если взять лучших производителей. Дезерт-младший бывал в Неджде? По-моему, только там и водятся арабские племенные кони.

– Не знаю. А где Неджд?

– В центре Аравии. Но Маскем никогда ничего не добьется; никто его не поддержит: нет человека более консервативного, чем великосветский лошадник. Да и сам он, видно, такой же чистопородный консерватор, если не считать этого его пунктика.

– Джек Маскем когда-то был влюблен в одну из моих сестер, – сказала Диана. – И эта романтическая страсть сделала его женоненавистником.

– Интересно, но не очень понятно.

– У него хорошая внешность, – сказала Динни.

– Умеет носить костюм и слывет врагом всяких новшеств. Я много лет его не видела, но раньше знала довольно близко. А почему ты о нем спрашиваешь?

– Просто я на днях его встретила, и он меня заинтересовал.

– Возвращаясь к хеттам, – сказала Диана, – я думаю, что в таких старых корнуэлльских семьях, как Дезерты, течет финикийская кровь. Посмотрите на лорда Маллиона. Какой странный тип!

– Не выдумывай, детка! В простонародье куда легче заметить следы финикийских предков. Дезерты столетиями женились на некорнуэлльцах. Чем выше социальный уровень, тем труднее сохранить чистоту породы.

4

Стенхоп Эстер (1776–1839) – английская путешественница.