Время, назад

— Я слышала, что ты как будто стонешь, — весело сообщила Карис.

— Ну ладно, — сдался Эпплфорд. — Если только он не из СНМ.

— Правду говоря, оттуда он и есть. — И голос, и лицо Карис стали виноватыми. — Думаю, они там просто выкинули его за дверь. Вот потому-то он здесь, в Лос-Анджелесе, а не там у себя.

— Здравствуй, Карис, — сухо сказал Эпплфорд, поднимаясь на ноги. — Мне уже пора идти на работу и не хотелось бы и дальше обсуждать эту ерунду.

Что касается его, это полностью закрывало тему.

Во всяком случае, он так надеялся.

Вернувшись в конце смены домой, полицейский Джо Тинбейн застал свою жену сидящей за кухонным столом. Он смущенно отвел глаза, а она его вдруг заметила и торопливо кончила наполнять чашку черным горячим кофе.

— Невежа ты, вот и все, — укоризненно сказала Бетель. — Мог бы хотя бы постучаться. — Высокомерно вздернув нос, она поставила бутылку апельсинового сока в холодильник и отнесла в шкаф почти полную коробку хлопьев. — Ладно, я скоро уйду и не буду тебе мешать. Мой питательный процесс почти уже закончен.

Однако не было видно, чтобы она слишком уж торопилась.

— Устал я, — сказал Тинбейн, тяжело садясь на стул.

Бетель расставила перед ним пустые тарелки, чашку и стакан.

— Ты знаешь, что пишут сегодня в газете? — спросила она, тактично удаляясь в гостиную, чтобы он мог без помех отрыгнуть. — Этот бандит, этот фанатик, этот самый Рэймонд Робертс хочет заявиться прямо сюда.

— Хмм, — неопределенно сказал Тинбейн, наслаждаясь горячим, очень горьким кофе, вытекавшим у него изо рта.

— По оценкам лос-анджелесской полиции, встречать его будут четыре миллиона человек. Он проведет таинство божественного единения прямо на стадионе Доджерс, и все это будет по телевизору, пока мы совсем не свихнемся. Весь день напролет, так написано в газете, ты не подумай, что я шучу.

— Четыре миллиона, — повторил Тинбейн, пытаясь прикинуть, сколько же это полиции потребуется, чтобы контролировать толпу такого размера. Все, кого можно здесь наскрести, включая воздушный патруль и особые подразделения. Да, работенка.

Он едва не застонал.

— Для этого их единения, — сказала Бетель, — принимают специальные наркотики, тут про это большая статья. Этот наркотик как-то там получается из ДНТ; вообще-то он здесь запрещен, но, если дело доходит до таинства, им можно — всем сразу — его использовать, потому что калифорнийский закон говорит…

— Я знаю, что он говорит, — прервал ее Тинбейн. — Он говорит, что в настоящем, безо всякого жульничества религиозном обряде можно использовать психоделики.

Господи, да начальство ему это уже сто раз вдалбливало.

— Я почти уже решила туда сходить, — сказала Бетель. — Сходить и поучаствовать. Это же единственный случай, если ты не вздумаешь лететь в эту самую СНМ. Чего, сказать по правде, мне как-то не очень хочется.

— Хочешь, так иди, — поддержал ее Тинбейн, с удовольствием отрыгивая овсянку, ломтики персиков и сладкое молоко.

— Хочешь тоже пойти? Это, наверно, будет потрясающе. Ты только представь себе: тысячи людей, объединившиеся в одно целое. Юди, так он это называет. Все сразу, и никто конкретно. Сущность, обладающая абсолютным знанием, потому что она не ограничена своей точкой зрения. — Она зажмурилась и подошла к кухонной двери. — Ну так что?

— Нет, спасибо, — смущенно пробубнил Тинбейн, рот у которого был полон. — И отвернись, а лучше выйди, ты же знаешь, мне очень не нравится двигать пищу, когда рядом кто-нибудь есть, даже если меня не видят. Не видят, так могут услышать, как я жую.

Он ощущал ее присутствие, ее обиду.

— Ты никуда меня не водишь, — пожаловалась Бетель.

— Да, — согласился Тинбейн, — я никуда тебя не вожу. А если бы повел, так всяко не туда, не на это сборище.

В нашем Лос-Анджелесе, думал он, полным-полно религиозных психов. Странно даже, почему этот Робертс так поздно собрался нас навестить. И почему бы именно сейчас?

— Так ты думаешь, — загорелась Бетель, — что он просто жулик? И что нет такого состояния, как Юди?

— ДНТ очень сильный наркотик, — пожал плечами Тинбейн.

Да кто его точно знает, может так, а может, и не так. Это, в общем-то, не имело значения, во всяком случае — для него.

— Снова неожиданное возрождение, — сообщил он жене. — И конечно, на каком-то там Форест-Ноллс. Они совсем не следят за мелкими кладбищами, знают, что нам придется все сделать — на городские средства.

Во всяком случае, Тилли М. Бентон благополучно доставлена в лос-анджелесскую больницу, Себ Гермес позаботился. Дней через пять она будет отрыгивать не хуже всех остальных.

— Кошмар, — сказала Бетель, так и стоявшая в дверном проеме.

— Да ты-то откуда знаешь. Ты же никогда этого не видела.

— Я про тебя и твою чертову работу, — пояснила Бетель. — Сам ее не терпишь и на меня все вываливаешь. Если это такой ужас — увольняйся. Или лови рыбу, или мотай удочки, как говорили древние римляне[8].

— С работой я как-никак справляюсь. Правду говоря, я уже подал заявление о переводе. — Трудности не с ней, трудности с тобой, подумал он. — Может, ты позволишь мне спокойно отрыгнуть? — спросил он со злостью. — Пойди почитай газету.

— А это на тебе не отразится? — спросила Бетель. — То, что к нам приезжает Рэй Робертс?

— Наверное, нет, — пожал плечами Тинбейн.

Да что тут может измениться, если за ним закреплен патрульный маршрут. Уж он-то всяко не изменится.

— А тебя не пошлют его защищать?

— Защищать? Да я бы его пристрелил.

— Фу ты ну ты, — насмешливо сказала Бетель, — какой у нас апломб. Пристрелить и этим войти в историю.

— Я и так уже попал в историю, — сказал Тинбейн.

— Каким образом? Что ты такого сделал? И что ты намерен делать в будущем? Так и будешь откапывать старушек на Форест-Ноллс? — Ее голос почти хлестал его. — Или ты думаешь войти в историю тем, что женился на мне?

— Да, — кивнул Тинбейн, — тем, что женился на тебе.

Тон Тинбейна был таким же издевательским; он научился этому у нее самой за долгие мертвые месяцы их так называемого брака.

Бетель повернулась и ушла в гостиную, дав ему наконец отрыгивать пищу в одиночестве. За это ей большое спасибо.

Как бы то ни было, миссис Тилли М. Бентон из Южной Пасадины ему, похоже, признательна.

Глава третья

Вечность есть своего рода мера, но свойство быть измеряемым не присуще Богу. Следовательно, Ему не присуще быть вечным.

Джо Тинбейн всегда затруднялся определить, какой в точности пост занимает Джордж Гор в лос-анджелесском полицейском департаменте; сегодня он был в обычном штатском пиджаке, щегольских итальянских полуботинках со вздернутыми носками и яркой модной рубашке, выглядевшей даже малость аляповато. Гор был высок и худощав, лет, по виду, за сорок. И он сразу перешел к делу.

— Так как вскоре приезжает Рэй Робертс, губернатор попросил нас обеспечить его личной охраной… что мы бы сделали и безо всяких просьб. Четыре или пять человек, тут мы с ним тоже согласились. Вы просили о переводе, а потому попали в это число. — Гор полистал какие-то бумаги; зрение позволило Тинбейну понять, что они относятся к нему. — О’кей?

— Да, если вы так решили, — сказал Тинбейн, ощущая гнетущую тоску и удивление. — Но ведь это не то, чтобы сдерживать толпу, это значит — все время, круглые сутки.

«И ни на шаг не отходить, — подумал он, — личная так уж личная».

— Вы будете, уж извините, есть в его обществе, спать в одной с ним комнате и так далее, — подтвердил Гор. — Вообще-то он ходит без охраны, но у нас тут есть уйма людей, имеющих зуб на юдитов. В СНМ такие тоже есть, — добавил он, — но это уж их проблема. Робертс ничего такого не просил, но мы не намерены с ним советоваться. Пока он находится на нашей территории, он все время будет под охраной.

8

Эта поговорка возникла в США, и к тому же довольно поздно.