Страница 2 из 4
Именно ирония, этот утыкающийся в самую-самую повседневность громоотвод метафизических вспышек, спасительна для искусства-как-баланса; вообще ясно, что Горбунова не только самый серьезный и возвышенный современный поэт, не только самый панк, а (что очень важно) в этих стихах есть врожденное, как музыкальный слух, владение композицией, драматургией: не пере-изобретательство, а настоящая верность самым азам, внутреннее согласие с этими – природными, в конце концов, – законами.
В последнем стихотворении книги – «в нечеловеческом диком море // обломки смысла мерцают, // как доски от кораблей, // потерпевших крушение, // среди почкования звёзд» – смысловые обломки суть не только останки потерпевших крушение кораблей – «больших» смыслов и историй человечества, но и те разбросанные в доречевом хаосе протоединицы смысла, которые могут объединяться в новые констелляции – новые звезды и созвездия. Недаром там же, рядом с обломками, казалось бы, уже умерших смыслов происходит почкование новых звезд.
Эта книга – очень цельная, в ней собирается, сила к силе, все (отчасти разнонаправленное), что было в предыдущих трех: демиургия, чистое визионерство, блейковские небо и ад – и фактически «предметники», как у Соковнина: прекрасные циклы, построенные на перечислении простейших вещей и событий; язык подчеркнуто книжный – и вызывающе разговорный; чем дальше, тем сильнее в «историческое» вклинивается самая прямая современность, как бывало в стихах, например, Алексея Колчева, и привычные неприглядные штуки оказываются как на Страшном суде.
Масштаб поэта=высказывания особенно хорошо виден в «передышках» – это, кроме предметников (которые – передышка-успокоенность), песни, на которых читательский ум более или менее возвращается к собственной форме, встречая ритм, более простой по сравнению с – у Горбуновой напоминающими чуть ли не фехтование – ритмами свободного, то есть микро-полиметрического стиха.
И, как и во всех предыдущих книгах, «самое сердце» – авторская обретенность в родстве с собой – здесь в стихах о детстве и ранней юности: это очень, в том числе, достоверное свидетельство о неочевидном, отталкивающе и щемяще скудном, но – величии недавнего прошлого, да и настоящего наверняка.
I. Реликтовый свет
Nachtwachen
«может быть наше время тянулось как будто мы дети…»
«отец – форма сына, в теле отца живёт сын…»
Love is the Law.