Страница 18 из 35
— У тебя еще хватает нахальства говорить про уборку?! Можно подумать, что здесь был образцовый порядок, а я его нарушил.
— Во всяком случае, никто не просил тебя копаться на моем столе. Раньше там был мой беспорядок, по определенной системе, а теперь просто беспорядок, бессистемный, и я ничего не смогу там найти.
— А раньше мог?— задал Питер коварный вопрос.
— Разумеется,— ответил Нильс, не заметив подвоха.
— Почему же ты в таком случае не дал мне ручку, если тебе ничего не стоило найти ее?
— Гм... ручка... что такое ручка? — глубокомысленно произнес Нильс.— Мелочь, недостойная моего внимания. К тому же мне кажется, ее на столе вообще нет. Знаешь, посмотри в карманах серого пиджака.
— Если ее там тоже нет, тебе будет плохо,— пригрозил Питер, открывая шкаф.
— Нашел? — с некоторым беспокойством спросил Нильс, следя, как Питер обшаривает карманы; приятель был сильнее его, и оба они это прекрасно знали.
— Нашел, — ответил Питер, извлекая ручку.
— Значит, теперь ты точно должен прибрать на столе, — с вернувшейся самоуверенностью заявил Нильс,
— С какой стати?
— Ты же получил ручку.
— Ну и что?
— Как что? Раз получил ручку, значит, должен навести порядок.— Нильс следовал своей железной логике.
Питер задумчиво посмотрел на стол, потом на Нильса,
— Хорошо бы дать тебе по шее,— довел он до сведения приятеля итог своих размышлений. — Раза два или даже три,— мечтательно добавил он.
— Пит, мне за тебя стыдно! Сыну дипломата не пристало употреблять такие выражения, как «дать по шее», — На всякий случай Нильс съехал на самый кончик кресла, чтобы быть готовым вскочить в любую минуту, — Ты же хотел заняться кроссвордом, не отвлекайся по пустякам.
Питер хмыкнул, затем махнул рукой, вооружился ручкой, уселся на стул и взял журнал с кроссвордом.
— С чего там начинается?— спросил Нильс.
— Бог огня у древних греков.
— Гефест. Подходит?
Питер начал писать и расхохотался.
— Эта ручка тоже не пишет! Стоило тратить на нее столько усилий!
— Покажи-ка! — Разглядев ручку, Нильс залился смехом.— Откуда ты ее выкопал? Я о другой говорил, о синей, а эта уже давно не пишет.
— А синяя где?
— Где-где... На столе, должно быть,— ответил Нильс.— Или где-то в карманах.
Посмотрев друг на друга, оба снова дружно рассмеялись и решили ложиться спать.
Глава VIII
Утром Стентон пошел провожать Линду домой. Вернулся он явно не в духе, что было весьма странно: вряд ли Бэнвиллы могли плохо принять человека, накануне спасшего их дочь. Вероятно, плохое настроение было у него с самого утра. Утром Нильс ни его, ни Линду не видел, они ушли очень рано, до завтрака, перехватив что нашлось из еды на кухне. Линда беспокоилась о своих родителях, которые наверняка волновались за нее, несмотря на успокоительные заверения братьев Диллонов. Нильс попытался с помощью окольных вопросов выяснить у кухарки — единственного человека, видевшего Стентона и Линду перед уходом, в каком они были настроении, но как ни старался, добился лишь детального описания того, что они съели. Наконец, махнув рукой на конспирацию, Нильс прямо спросил ее, какое у них было настроение, на что получил следующий ответ: аппетит у обоих был неважный. Отчаявшись услышать что-либо более вразумительное, Нильс оставил кухарку в покое.
Следующие два дня прошли без происшествий. Нильс с Питером съездили в город и обзавелись биноклем. Опробовав его со своего наблюдательного поста на башне, Нильс заявил, что дом Деккера виден как на ладони и что теперь тому не скрыться; правда, он затруднялся вразумительно объяснить, в чем именно он собирается уличить Деккера при помощи бинокля. Питер не видел в подобном наблюдении особого смысла, но Нильс разом пресек его возражения вопросом: что он предлагает взамен?
Из этих двух дней один Стентон провел в городе. Линза не появлялась — встревоженные родители удерживали её дома. Стентон тоже не ходил к ним. Это, по мнению Нильса, говорило о том, что ночью между ними что-то произошло. Возможно, Стентон вел себя не по-джентльменски — тем более теперь ему нечего сердиться. Линда пришла на третий день. Стентон держался с ней очень корректно и предупредительно, однако сама безупречность манер, свидетельствовала о некоторой холодности. Линда, напротив, была нежна с ним настолько, насколько это было возможно при посторонних. Из этой ситуации Нильс сделал вывод, что ночью она выставила его вон, а теперь чувствует себя виноватой и, может быть, даже раскаивается: было видно, что она влюблена в Стентона.
С пяти часов зарядил мелкий дождь. Линда снова осталась ночевать, сказав, что при такой погоде ее родители догадаются, почему она не вернулась домой, и не будут волноваться.
Слушая монотонный шум дождя, Нильс лениво думал о том, как приятно в плохую погоду лежать под теплым одеялом. Он уже задремал, когда Питер что-то громко сказал.
— Что?— спросил Нильс, открывая глаза.
— Я говорю, что наши купальные принадлежности остались на улице. Надо забрать их оттуда.
—- Если бы ты вспомнил о них сразу как только начался дождь, это имело бы смысл, а к чему вылезать теперь, когда они все равно уже насквозь мокрые?
— Если их отжать и повесить под навесом, к утру они высохнут.
— А что изменится в мироздании, если они не высохнут? — тоном разочарованного в жизни философа спросил Нильс.
- То, что я не желаю вытираться мокрым полотенцем и лежать на мокрой подстилке.
— Разве у тебя нет другого полотенца?
— Полотенце есть, а подстилки нет.
— Может, мы завтра вообще не пойдем купаться, а если и пойдем, то совсем необязательно лежать на подстилке.
— Предпочитаешь валяться на сырой земле?
— Если будет сыро, то незачем идти купаться,— сказал Нильс, натягивая одеяло до подбородка.
— Кончай валять дурака! Кидаю монету: кто проиграет, пойдет за вещами.— С кровати Нильса донесся протяжный вздох.— Орел или решка?
— Орел.
Питер подбросил монету. Нильс с неожиданной резвостью соскочил с кровати и кинулся смотреть на результат.
— Судьба всегда ко мне несправедлива,— мрачно казал он и начал одеваться.— Если до полуночи я не вернусь, прошу организовать спасательную экспедицию.
— Будь спокоен,— заверил его Питер,— все будет как надо. Похоронная церемония по высшему разряду, с оркестром и венками.
— Что-то я сомневаюсь, смогу ли унести два полотенца и две подстилки,— задумчиво сказал Нильс, натягивая дождевик.— Если будет тяжело, придется твое имущество оставить, не надрываться же.
— Тогда пойдешь второй раз,— безжалостно сказал Питер.
В саду было темно и мокро. Пока Нильс добрался до веревки, где они развесили свои вещи, он порядком вымок, несмотря на длинный дождевик. Сад был запущенный, бурно разросшиеся кусты свисали над дорожками, и, задевая за мокрые ветки, Нильс чувствовал, как струйки воды сбегают по спине. Он ежился и втягивал голову в плечи, но это плохо помогало, и он пожалел, что вышел с непокрытой головой. Кое-как сняв с веревки вещи, он перекинул их через руку и пошел к навесу. Шорох листвы и стук капель о навес приглушали другие звуки, и все же голоса он услышал раньше, чем увидел говоривших. Вернее, и слышал, и видел он одного человека — Стентона, стоявшего к нему спиной и закрывавшего собой второго.
— ...любым способом. Без тебя я отсюда не уеду. Уедем вместе, им придется смириться. Эти предрассудки... я люблю тебя, мы будем счастливы, а остальное не имеет значения.
Нильс, с ворохом мокрых вещей, отступил назад, стараясь не шуметь. Ему было очень неловко, что он оказался невольным свидетелем объяснения Стентона с Линдой. Поспешно ретировавшись, он вернулся в дом.
— Зачем ты притащил все это сюда?— спросил Питер.
— А куда это девать? Под навесом было занято, а в доме я не знаю, где можно повесить. Придется тут приспособить. Развесим на стульях.
— Там же много веревок, под навесом. Неужели все заняты?