Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 6

Геннадий Демарёв

Накануне страшного суда

«… Человек будущего, который избавит нас от прежнего идеала, точно также, как от того, что должно было вырасти из него, этот полуденный удар колокола, удар великого решения, который вновь освободит волю, который вернёт земле её цель, а человеку – его надежду, этот противник христианства, этот победитель бога и ничего, – он должен некогда явиться…»

Вместо предисловия

Говорят, будто всякая душа должна прожить во плоти определённый срок, а участь всякого существа строго предопределена высшей силой. Человек бессилен каким-либо образом изменять свою судьбу; он вынужден удовлетворяться скромной ролью её исполнителя. Однако, один лишь человек, в отличие от остальных существ, наделён волей и разумом, поэтому волен как следовать греховным соблазнам плоти, так и противиться им. На высших уровнях бытия ценится именно степень нашего сопротивления греху, а не мифические врожденные или приобретённые «добропорядочность» и «праведность». Ибо всякий рождённый от плоти есть часть вселенского греха, поэтому уже в силу одной этой причины не может обладать чистотой. А чистота – один из признаков высшей праведности. Итак, каждый из нас, пребывая на земле, несёт свой крест, сам о том не подозревая. Кое-кто падает под этой ношей, иные же изо всех сил норовят взвалить её на плечи других. Возможно ли подобное на мистических уровнях? – удивится читатель, и вполне закономерно, поскольку догматика наших земных религий отвечает на сей вопрос однозначно отрицательно.

Следуя порывам тщеславия, человек вторгается в область запретных знаний, причём бесцеремонно и самоуверенно; он не может видеть, сколь многие сферы нарушает, тем самым усугубляя, увеличивая, утяжеляя Грех. Крупицы от пирога вселенской мудрости, которое наше тщеславие наглым образом пытается отгрызть, не способны поместиться в человеческом, плотском сознании, из-за чего превращаются в грозное оружие, обращаемое разнообразными магами, волхвами и прочими против себя и ближних. Учитывая сие, древние не зря строго запрещали всякие занятия чародейством, ибо посредством его человек способен творить лишь зло, – если не в настоящем или будущем, то в прошлом. Оттуда оно бумерангом, брошенным неумелой рукой дилетанта, возвращается к нам, неся в себе заряд не только метателя, но и всех плоскостей, времён и сущностей, сквозь которые прошло.

Нам это известно. Но извечная жажда возвышения над себе подобными неизменно влечёт обывателей к гадателям, ведьмам, астрологам, которые живут по тем же хищническим законам, что и остальные. О, Зло! Вероятно, ты существуешь лишь благодаря человеку. Именно человек тебя порождает, именно в нём заключён тот Дьявол, которого он сам же страшится. Потому человеку следовало бы опасаться собственного отражения в зеркале Вечности…

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Как всё начиналось…

ГЛАВА 1





Родовое поместье графини Аллилуевой представляло собой громадное сооружение в виде буквы «П», до половины утопающее в буйных неухоженных зарослях яблонь, груш, слив, черёмухи и других деревьев. В летнее время, особенно в пору цветения, всё это издавало неописуемый аромат, вдохнув который, можно было невольно представить себя на месте Адама, прогуливающегося по Эдему. Море разнообразнейших цветов всевозможных окрасок просились бы в ваши руки, предлагая каждый по-своему особенности своего опьяняющего воздействия, выгодно подчёркиваемого пением птиц. Всё это мягко скрывало древность сооружения, о которой явственно свидетельствовала обсыпавшаяся штукатурка со стен и отсутствие черепицы на некоторых участках крыши. Редкие гости не обращали внимания на стены по той простой причине, что оных не было видно из-за диких зарослей бузины, пустившей корни у самого фундамента, оспаривая жизненное пространство у не менее буйно растущего винограда, плотная живая масса которого надёжной хваткой охватила стены до самой кровли, или, точнее сказать, до дымовых труб.

Однако в зимнее время имение представляло собою довольно невзрачное, или, выражаясь более точно, угнетающее зрелище: сквозь голые заиндевевшие стебли зияла бесстыдно оголённая каменная кладка, словно пытаясь подтвердить древнюю, как мир, мудрость о суетности творения рук человеческих. Птицы и ароматы теперь напрочь отсутствовали; вместо них самым наглым образом продирал ноздри холодно-умертвляющий запах зимы, а уши готовы были встать дыбом вместе с волосами от жуткого воя февральской вьюги.

Невзирая на это довольно нелестное для особняка описание, нельзя категорически отвергать наличие в нём признаков жизни, – хотя бы по той причине, что в любое время года здесь жила прислуга, состоящая из двух горничных, камердинерши, садовника и привратника. Горничные состояли в штате владелицы без малого лет двадцать; это были изрядно перезревшие девицы, возраст которых вошёл в лицемерную поговорку, из которой следует, что в сорок пять баба ягодка опять. Жители сёл, прилегающих к имению, знали их под именами Шарлотта и Катрин, что отнюдь не указывало на иностранное происхождение почтенных девиц. В действительности это были самые обыкновенные русские девки, которых графиня подобрала в одной из петербургских забегаловок, чем принесла им неожиданное спасение как раз в тот день, когда государственная машина правосудия готова была занести над ними свою карающую десницу из-за обвинения в колдовстве. Об этом вопиющем факте их биографий знали лишь сама графиня и виновницы, что способствовало их цветущему бытию в довольно тихой деревне, затерявшейся в самом сердце Подолии.

Камердинерша госпожи Аллилуевой выделялась, прежде всего крепостью сложения, несколько неестественной для женщины пяти десятков лет отроду. Представьте себе природное творение ростом в два метра с шириной плеч не менее восьмидесяти сантиметров, при этом ширина зада составляла ровно метр. Какой-нибудь художник мог бы без зазрения совести сравнить её фигуру с гитарой, бюст – с двумя церковными куполами, а походку, как ни странно, с плавным движением лебедя по водной глади. Опытный медик или естествоиспытатель, внимательно созерцая сие чудо природного гения, мог бы с уверенностью предположить наличие у данного объекта солидного аппетита и оказался бы прав, ибо мадемуазель Эжени во время обеда с лёгкостью поглощала две средние нормы, рассчитанные для людей физических профессий. И, тем не менее, Эжени, чей внешний облик удивительно сохранял всю прелесть невинности, сочетавшуюся с опытностью бывалой куртизанки, отличалась завидным здоровьем, изощрённым умом и поразительным голосом, который на языке оперных певцов называется колоратурным сопрано.

Что касается привратника Антипа – это был ничем особо не выдающийся старик, родовые корни которого уходили глубоко в древность и могли бы многое поведать о процессе эволюции типичных сельских пьяниц. Когда его упрекали в пристрастии к «зелёному змию», он возмущался, отвечая:

– А что в этом плохого? Мой отец пил, служа привратником в этом имении, а перед ним точно также жил мой дед, а перед дедом – прадед…

Как бы там ни было, свои нехитрые обязанности старик исполнял старательно, – во всяком случае, ровно настолько, чтобы никому не пришло в голову жаловаться.

Остаётся сказать несколько слов о садовнике Мюллере. Он представлял собой типичный образчик баварца – среднего роста, упитанного, молчаливого и скупого. Если у него возникала необходимость общения с представителями надоедливого и болтливого человеческого стада, он ограничивался фразой, состоящей из двух-трёх слов, звучащей, словно выстрел, на ужасном суррогате русского, немецкого и украинского языков.

В безлунные ночи, как сказывали местные жители, некоторым из них приходилось слышать загадочное завывание, напоминающее собачье, исходящее как будто из-под земли; конечно, буйная фантазия человеческая спешила увязать эти неестественные звуки с мрачной личностью садовника.