Конкистадор

Геннадий Демарёв

Конкистадор

Вместо предисловия

Как историку мне иногда приходится иметь дело с весьма и весьма любопытными документами. Это могут быть письма какого-нибудь деятеля прошлого, статистические данные или мемуары, проливающие свет на политические события былых времён, и многое другое. Недавно мне пришлось покопаться в архиве, обнаруженном на месте бывшего иезуитского монастыря, и среди разного хлама я увидел толстую старую, почерневшую от времени тетрадь, относящуюся к 16 столетию. Чего стоило привести её в надлежащий вид и перевести с испанского! Но эти труды не были напрасными, поскольку то, что в ней содержалось, оказалось весьма интересным. Конечно, автор тетради не сообщает нам ничего нового о покорении испанцами Перу, но уже то, что он был непосредственным участником этих событий, способно вознести сей документ в ранг наиболее интересных. К тому же, в этом повествовании проливается свет на некоторые обстоятельства, по поводу которых историки до сих пор не могут найти вразумительных объяснений. К примеру, о том, как закончил свои дни первооткрыватель реки Амазонки Франциско Орельяна.

Вначале я рассчитывал переделать это сочинение в приключенческую повесть, но впоследствии передумал. Видите ли, автор, некий Хуан де Веласкес, и сам обладал довольно незаурядными писательскими способностями. И я подумал: зачем сыпать соль в море, если оно и без того достаточно солёное? Пусть остаются неизменными сюжет, композиция и стиль, пусть читатели сами оценят это сочинение. Вот почему я предлагаю его вашему вниманию почти без изменений.

Предисловие автора

Когда бабочке надоедает один цветок, она расправляет крылья и перелетает на другой. Точно так же поступает и человек: почувствовав дискомфорт или скуку, он оставляет насиженное место, бросая друзей и родителей, отказываясь от того минимума, который обеспечивал ему относительный покой и стабильность, проявляя при этом максимум эгоизма, не заботясь об интересах всех, кто в него верил. Новое место или новое окружение – это как чистая страница, которую можно заполнить, как того сам пожелаешь, а всё, что было до того, с лёгкостью предаётся забвению, словно его и не было. Что ж, такова защитная реакция человека – существа эгоистичного, горделивого и непоседливого. Но, совершая поступок, он и в мыслях не может предполагать, что всё, что с ним когда-либо происходило, неминуемо сохраняется в той великой кладовой, которую мы называем памятью, и однажды наступит момент, когда кое-что спрятанное в ней, как ему казалось, надёжно, начинает напоминать о себе. Плохой продукт, как его ни прячь, обязательно напомнит о себе зловонием; и гниёт он день ото дня сильнее, – так, что от него начинает портиться всё окружающее. Если когда-то ты совершил отвратительный поступок или проявил излишнюю жестокость по отношению к кому-то, полагая, что в будущем сие деяние перекроется благими поступками и забудется, ты тем самым обрекаешь себя на ожидание возмездия. Потому что мы – не боги, и вследствие этого не в состоянии точно взвесить чью-то вину и, соответственно, определить точную меру наказания за неё. И вообще, для того, чтобы быть богом, надо, как минимум, уметь управлять случаем… Как правило, наш приговор оказывается жёстче и суровее вины ближнего. Конечно, собственную неправоту или угрызения совести мы можем спрятать за непроницаемым занавесом глаз, улыбки, за мишурой рассуждений о чести и долге. О, я мог бы многое рассказать о том, на какие подлости способен человек ради чести и долга, но для этого я слишком ценю время. Во всяком случае, теперь мне точно известно, что всё, что мы совершаем в молодости, вылезает боком в преклонном возрасте, и чем более мы бываем самоуверенны в правильности своего поступка, тем большее раскаяние испытываем впоследствии. Это касается тех случаев, когда наказанный человек был действительно виновен перед нами. А если спустя многие годы вдруг обнаруживается, что мы ошибались на его счёт? В таком случае угрызений совести могут не испытывать лишь три категории людей – идиоты, судейские (у которых, как известно, совести вовсе нет) и священники, которые лицемерно заявляют, что на всё – воля Божия. Вот так… Бог для них – эдакий рубаха-парень, за спиной которого можно спрятаться самому от глаз людских и за дланью которого удобно прятать собственное ничтожество. Однако, не осмеливаясь причислять себя ни к одному из вышеупомянутых типов, я решил описать свою жизнь на бумаге, уповая на то, что это в какой-то степени облегчит тяжёлый груз, давящий на мою совесть. Полагаю, что это повыше исповеди, поскольку я не имею возможности заранее приобрести индульгенцию и не уверен, что буду понят и прощён.

ГЛАВА 1

В Испании можно насчитать великое множество семейств, которые, пользуясь различными ухищрениями, изо всех сил скрывают от окружающих собственную убогость. К числу подобных относилась и моя семья, что, впрочем, для Наварры, где она проживала, вовсе не удивительно. В этом краю бедность издавна не считается пороком, и здесь до сих пор можно встретить виконтов, баронов и даже графов, чья одежда существенно не отличается от крестьянской. Однако до конца прошлого века мой род ещё кое-как выкручивался, благодаря чему знатный герб подкреплялся землями, неким числом зависимых крестьян и относительным благосостоянием.

В семидесятые годы прошлого века христианнейшие величества Фердинанд и Изабелла, как вы, вероятно, помните, сочетались браком и начали объединять страну. На это понадобилось много средств. Впрочем, деньги выкачивались из самых разных источников, поэтому процесс был доведён до логического завершения – в течение десятка лет Испания превратилась в единое централизованное государство. Но казна настолько истощилась, что их величества порою не имели возможности выплачивать долги своим кредиторам или награждать отличившихся идальго. Но об их нищете подозревали лишь наиболее избранные люди; для подавляющего большинства подданных царственная чета казалась наиболее блистательной в Европе. Это мнение всячески поддерживалось церковью и, в частности, Конгрегацией Индекса Запрещённых Книг (или, говоря попросту, «святой» инквизицией).

Наблюдая за развитием политических событий, мой дед, человек уважаемый и, казалось бы, неглупый, подозревал, что объединение страны и реформы, затеянные королём, должны привести к экономическому процветанию. Ему казалось, что на народ вот-вот посыплется манна небесная или, по крайней мере, золотой дождь. Стараясь не остаться от сего дождя где-то вдали, он отважился на отчаянный шаг, который должен был максимально сократить расстояние между его кошельком и этими иллюзорными перспективами. Следует заметить, что до тех пор, находясь на службе у Его Величества, мой дед, Франциско де Веласкес, был на хорошем счету: за некоторые заслуги король даже пожаловал его орденом, а при встрече всегда доброжелательно улыбался. Конечно, в глазах челяди такие знаки внимания значили очень много, но деду хотелось заработать кое-что посущественнее орденской ленты и улыбок. Поэтому во время одной из встреч, пользуясь благим настроением монарха, он пригласил его посетить Наварру и отобедать в нашем родовом гнезде. Подобное приглашение могло бы показаться странным для людей, знакомых с народными баснями (помните ту из них, в которой говорится о крестьянине, вздумавшем пригласить в гости само Солнце?), но дед в тот час даже не задумывался о возможных последствиях.

Следует заметить, что приглашение коронованной особы на трапезу – идея вовсе не новая и, в принципе, ничего особенно зазорного в ней нет. За два года до описываемых событий некий барон де Охара тоже пригласил Его Величество пообедать в свой замок, находящийся где-то в глубинке Андалузии, и остался в выигрыше. Для того, чтобы привести замок в порядок, потребовалось более полумиллиона дукатов, которые король немедленно распорядился выдать; а после мероприятия барон превратился в маркиза с чином полковника. Моего почтенного дедушку вдохновил к действиям именно сей пример. В разные времена при разных королях таким же образом поступали некоторые люди и им удавалось исправить своё положение к лучшему. Но… Как я выяснил, достигнув сознательного возраста, упомянутый барон возглавлял партию, которая противилась объединению страны. Подкупив его, Фердинанд привлёк на свою сторону целую партию, в придачу к которой получил Андалузию. То есть, обед имел символическое значение; в действительности решались важные политические вопросы. Приблизительно так же обстояли дела и в остальных случаях королевской щедрости.