Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 12 из 15



Сколько раз в течение жизни приходилось слышать выражение «щырый украинец» в смысле «искренний», «радушный». Однако на деле оказалось, что эти качества соотечественникам вовсе не присущи, а придуманы несколькими допотопными идеалистами-писателями вроде Нечуя-Левицкого или Сковороды. Их «щырость» касается исключительно личных интересов, в поиске выгоды и ущемлении слабых. А чему удивляться: этот народ всегда чувствовал себя ущемлённым, – причём, не столько со стороны иностранцев, сколько со стороны таких же украинцев. В ДНК намертво отпечаталось: «Ущемляй тех, кто послабее тебя – ради собственного выживания!» Сейчас любят доказывать, что, дескать, во времена голодомора 33 года западные украинцы «охотно и щыро» помогали бедствующим восточным украинцам. На самом деле всё обстояло далеко не так гладко. Тем «схиднякам», которым посчастливилось преодолеть границу, приходилось быть весьма осторожными, оказавшись в толпе «западняков», потому что, чувствуя беззащитность первых, вторые могли их ограбить или «сдать» полиции. Персидский ковёр обменивался на пригоршню муки, золотое кольцо – на ведро зерна. Вот она, истинная цена «щырости»… А поскольку типичный украинский крестьянин способен заботиться о свиньях больше, нежели о собственных детях, как можно от него требовать сочувствия к чужакам? Разве что попадётся некто хорошо воспитанный…

Такие мысли проносились в сознании Алексея в те моменты, когда воспалённые от снежной крупы глаза в очередной раз провожали чью-то «тачку» как средство спасения. Да, не достижения цели, а именно спасения. Этот тезис сформировался в сознании Алексея, когда он поймал себя на том, что перестал ощущать пальцы рук, а обмороженные веки не пожелали открываться.

«Дети… Что с ними будет?» – вздрогнул он. Эта страшная мысль привела его в чувство и помогла собрать остатки энергии. Поставив дочь на ноги, он бросился к обочине и наскреб задубевшими пальцами немного снега. Это был не тот пушистый снежок, на который приятно взирать из окна теплого и уютного помещения, это не был даже мелкий примерзший снег; это было замерзшее крошево, состоящее из оледеневшей крупы и снежной корки. С трудом преодолевая невыносимую боль, он принудил себя растереть лицо и руки.

– Па, что ты делаешь? – не без удивления поинтересовалась Маша.

«Дитя, наверное, думает, что я тронулся умом… – мысленно посмеялся над собой Алексей. – Ничего, поймёт… когда-нибудь…»

– Это, милая, самое верное средство от обморожения, – объяснил он вслух.

– Папа, мне холодно в ножки, – пролепетал Павлик.

– В ножки? – словно в полудрёме переспросил отец, с трудом наклоняясь над башмачками ребёнка.

Скотч, как и опасался Алексей, не выдержал и отстал от поверхности обувки. Теперь ножка оказалась залеплена снегом, что причиняло малышу немалые страдания. Что касается подошвы, та едва держалась у каблука. Не было смысла перевязывать её снова, но если скотч прослужит даже десять-пятнадцать минут, было бы уже хорошо. Потому, нисколько не сомневаясь в правоте своего решения, Алексей старательно отчистил снежно-ледяную массу от башмака и снова перевязал его скотчем, истратив почти весь моток.

Если бы дорога пролегала через лес, лучше хвойный, он мог бы наломать ельника, соорудить шалаш, разжечь костер и обогреть детей, но, к вящему сожалению, на несколько километров в окружности простиралось голое поле. Лишь изредка попадались хилые деревца, которые кто-то посадил вдоль шоссе. Но и слово «деревья» звучало бы для этих слабеньких побегов слишком громко. Из них костёр не развести… И вокруг – ни одного стога сена или соломы, как это бывало в старые времена. Да уж, нынешние хозяева-фермеры сеют лишь кукурузу или рапс вместо пшеницы или овса. Откуда же взяться соломе?..

Провожая тоскливым взглядом очередную машину, он поймал себя на том, что плачет. Горячие слёзы текли из воспалённых глазниц то ли под влиянием ветра, то ли осознания собственного бессилия и обиды. На что? На людей, которых с раннего детства школа и религия учат помогать ближнему, а они поступают наоборот? Или же на безымянного автора притчи «О добром самаритянине», который, по всей вероятности, просто придумал её? Состояние Алексея мог бы в полной мере понять лишь тот, кто однажды побывал в подобной ситуации. «Почему никто не останавливается? – навязчиво и беспокойно билась в его сознании одна и та же мысль. – Если бы я шёл один или находился рядом с какими-то кустами, это было бы неудивительно: в последние годы слишком часто встречаются разбойники и жульё. Но здесь – голое поле, всякий водитель издали видит двух детей и раздетого мужика, которые едва плетутся и у которых от холода зуб на зуб не попадает… Увы, из-за стёкол кабин смотрят только тупые, безразличные лица с самодовольными минами…»

Сколько времени они уже находятся в этой глуши – час, два или три? Кто знает… Алексей утратил возможность отсчёта времени, а извлечь из кармана куртки мобильник с часами уже не мог. На сколько времени и шагов хватит сил у детей?..



– Ай!.. – вдруг вскрикнул он, падая.

На какой-то момент его сознание помутилось – настолько невыносимой оказалась резкая боль в рёбрах и затылке. Кое-как оклемавшись, он попытался встать на ноги, но левая конечность отказалась слушаться. Ощупав её, Алексей понял, что та сломалась в лодыжке. Превозмогая жестокую боль, он лихорадочно размышлял над вопросом: «Что делать?» Обыкновенно люди с подобными переломами могут самостоятельно передвигаться даже в течение суток; почему же не может он?

– Тебе очень больно? – склонились над ним дети.

Усилием воли он сконцентрировал всю волю.

– Почти не больно, милые. Только нога не хочет слушаться.

Встретившись взглядом с глазами малышей, он вдруг почувствовал в себе желание жить.

– Мы должны идти, детки. Вперёд, вперёд! – почти выкрикнул он. – Останавливаться ни в коем случае нельзя.

Этот порыв на какое-то время помог ему превозмочь боль. Когда очередная машина намеревалась пронестись мимо, он бросился на середину дороги, преграждая путь. Хозяин вроде притормозил, но в следующий момент резко свернул вправо и пронёсся мимо, едва не задавив детей.

– А чтоб ты не доехал! – в сердцах крикнул Алексей ему вслед.

Чем может быть вызвано такое поведение владельцев автомобилей? Разве страхом перед бандитами? Вряд ли, ведь те не орудуют в такую погоду, да ещё используя в виде приманки детей. Бездушием? Опасением, что за услугу не заплатят? В кармане у Алексея находятся триста гривен, а этой суммы хватило бы даже на поездку в любом такси. «Это – его величество хамство!» – подсказал внутренний голос, с которым было трудно спорить. Хамство порождается тупостью. Значит, самым страшным грехом следует считать не поклонение идолам, как учит церковь, а тупость? И это истина, потому что Бог с какой-то целью даёт всем людям одинаковое количество разума и сообразительности. Почему же этот дар не все используют? Ведь если это не использовать, человек оказывается ограниченным, жадным, наглым. Пытаясь добиться высокого положения и денег, он способен не только проталкиваться с помощью локтей, но и запросто ступать по головам ближних и их трупам. Так появляются богачи и политики. И худшее состоит в том, что они плодятся!.. Страной управляет её величество Тупость. С нею невозможно бороться, поскольку она не способна ничего понимать и с лёгкостью попирает писанные и неписанные законы человечности, некогда придуманные для более или менее интеллектуальных и чувствительных особей. Тупость возможно только пережить. Именно пережить, ибо рано или поздно должен наступить тот час, когда она пожрёт себя самоё…

Прыгать на одной ноге вообще – то возможно, но всего несколько десятков, пусть даже сто-двести шагов, но уж никак не несколько километров. Алексей осмотрелся по сторонам в поисках какой-нибудь опоры. И действительно, он заметил шагах в пятидесяти чахлое деревце. Кое-как доковыляв до него, он согнул тонкий ствол, пытаясь сломать. К сожалению, это с виду хлипкое растение оказалось ясенем, потому сломать его было не так уж просто. Однако, промучившись минут десять, человек таки победил, и в руках его оказалась неплохая палка, которая могла в течение некоторого времени служить в качестве опоры. Дети наблюдали за его действиями молча. Им больше не хотелось разговаривать.