Страница 11 из 15
Обувь, стоившая немалых денег, могла не выдержать, ведь лёд – все равно, что лезвие бритвы; он кромсал подошвы, и сколько они могли ещё вынести испытаний, оставалось лишь гадать.
Поэтому он неистово махал руками перед всяким транспортом, который двигался в сторону Монастырища. Мимо проехал «Жигуль», в котором удобно разместились три человека. Они взирали на путников с видом умников, вдруг узревших перед собой трёх придурков. Спустя минут десять проехал «УАЗ», совершенно пустой, если не считать водителя. Дядька, наверняка тоже отец, взглянул на съёжившихся от холода детей тупыми свиными глазёнками, в которых отражалось полнейшее безразличие, и поехал дальше. Минут через пятнадцать мимо прокатил микроавтобус с двумя тётками «на борту». Они взирали на затерявшихся в ночи с тупыми улыбками, которые красноречиво говорили: «Гляди, какой дуралей – идёт на своих двоих да ещё с детьми!» Но тётки, каждая из которых, по всей вероятности, любит корчить из себя хорошую и заботливую мать, не велели водителю подобрать путников…
Эти тупые улыбающиеся гримасы не выходили у Алексея из головы: по мере продолжительности пути он уставал всё больше, в соответствии с чем всё более обижался и раздражался.
Сойти с дороги не представлялось возможным, поскольку она была ограничена с обеих сторон высокими стенами из оледеневшего снега, который нагребли грейдеры. На этом участке она представляла собой грунтовку, совершенно покрытую льдом. Возможно, дальше – километра через три, где начинается асфальт, – дорога станет чище за счёт того, что лучше продувалась ветром во время снегопада. А может, удастся перенести детей на поле, где идти будет значительно легче (если там толщина снежного покрова слабая и оно не вспахано)…
Возможно… Но вьюга из ледяной крупы обжигает глаза и лицо, а обувка на детских ногах довольно хлипкая…
И наступил момент, когда опасения отца начали сбываться. Примерно через полчаса мальчик, в очередной раз споткнувшись, заплакал:
– Папа, у меня топик…
«Топик» – этим словечком дети привыкли называть обувь. Присмотревшись, Алексей обнаружил, что левый башмачок Павлика «захотел кушать»: подошва отклеилась более, чем наполовину. Всё произошло не постепенно, а вдруг, и в самый неподходящий момент. Кого винить: делка, производящего брак в каком-нибудь Жмеринском погребе, или государственного чиновника, позволяющего этот брак реализовывать? Будь это нормальное государство, можно было бы обратиться в суд и основательно наказать производителя, но это – всего лишь Украина…
Увы, помощи или защиты от государства ожидать не приходится, – невольно ухмыльнулся Алексей. Оно слишком слабое, а для всех слабых характерна трусливость. Эти качества, сочетаемые вместе, непременно порождают жестокость к существам ещё более слабым. Государство не нашло ни копейки, чтобы спасти Настю, государство прогнало его самого, хорошего историка, из школы на стройку, государство не желает выплачивать помощь на детей. Те копейки, которые люди получают «якобы на детей», в действительности являются не чем иным, как своеобразным вознаграждением за нищету, до которой это самое государство и довело. Даже выборы Президента оно умудрилось провести не за собственный счёт, а за скудные средства наименее обеспеченных слоев населения. К примеру, кто участвовал в избирательных комиссиях – разве бизнесмены, политики, адвокаты, экономисты с пухлыми кошельками? Нет, конечно. Так было задумано, чтобы им попросту было невыгодно этим заниматься. Комиссии формировались из нищих учителей, которых в украинском мире испокон веков принято презирать, безработных, конюхов, а также тех полууголовных элементов, которые не прочь продать душу за тридцать сребреников кому угодно. (Между прочим, во времена Христа на тридцать тетрадрахм-сребреников среднеарифметическая бедняцкая семья могла неплохо прожить почти год.) Им пришлось пережить изрядную нервотрёпку за ничтожную зарплату. Взамен смехотворных выплат, получаемых из центров занятости, безработным пообещали хороший заработок, что и послужило основной причиной их согласия на участие в работе комиссий на должностях председателей, заместителей и секретарей. Но им довелось по десять и более раз ездить в окружные комиссии, промерзать в очередях, ожидая выдачи бюллетеней или их принятия; ради этих поездок люди были вынуждены одалживать деньги у знакомых, но впоследствии оказалось, что проезды оплачиваться не будут. Для многих из них стало невозможным заключение договора с водителем, потому что предлагаемые сто восемьдесят гривен за пять выездов оказались слишком малой платой для того, чтобы более или менее здравомыслящий человек согласился на такую работу. В результате председатель комиссии получил на руки восемьсот гривен, и никому не было дела до того, что четыреста, а то и пятьсот из них уже истрачены на пресловутые поездки «ради государства». Вот, что такое «украинское государство» и вот какого «добра» приходится от него ожидать…
Алексей был вынужден сделать краткий привал. Отбросив сумку с вещами, он в течение минуты туповато взирал на испорченный башмак, не находя никакого выхода из положения. Мозг, насквозь провеянный свирепым Бореем, отказывался служить. Наконец, некая мысль осенила его, следствием чего послужило неуклюжее движение окоченевших рук к сумке. Порывшись среди её содержимого, он извлёк из её недр моток скотча. Он купил его почти случайно на винницком автовокзале, когда дочь настояла на этом ради своих детских фантазий. Он долго не мог надорвать конец мотка, потому что окоченевшие руки не слушались, но осознание того, что дети молча мерзнут в ожидании, пробудило в нём злость. Он рванул моток зубами и тот, словно испугавшись, послушно издал неприятный звук, означающий, что процесс пошёл. Долго ли скотч сможет удерживать подошву? Клейкая поверхность не терпит влаги; тепло, которое выделяется от ноги, будет прогревать снег, в изобилии набивающийся в щель, что вскоре приведёт к потере липкости и скотч попросту отвалится.
Завершив операцию, Алексей занялся лицом и руками, которые переставал ощущать. Усиленно растирая их, он едва не завыл от боли, но вскоре всё прошло.
Нехорошо в такую погоду ходить без перчаток, а он забыл их в автобусе.
А в этот момент шоферюга сидит в теплой хате в компании с кумой и бутылкой самогона…
Вынужденная остановка привела к окончательному выветриванию драгоценного тепла из-под одёжек детей, которые теперь дрожали от холода. Следовало ускорить шаг, чтобы предохранить малышей не столько от возможной простуды, но и от элементарного обмораживания конечностей.
Пройдя около трёхсот шагов, он обратил внимание на то, что Машенька дрожит, приняв «морозоустойчивую» позу.
«Нет, не могу я на это смотреть!» – мысленно воскликнул Алексей.
Сняв с себя куртку, он набросил её на дочь.
– Папа, ты же замёрзнешь! – попыталась возмутиться она, но отец уже продолжил путь, исключив таким образом возможность пререканий.
– На мне тёплый свитер с подкладкой, – самоуверенным тоном заявил он.
Толку от свитера при таком ветре было немного, в чём совсем скоро ему пришлось убедиться. Но дети волновали его больше. Чтобы как-то отвлечься от собственных страданий, он попытался заговаривать ребятишек, неумело напевая им песенки из мультфильмов и рассказывая смешные истории. По реакции детей он понимал, что всё это мало их занимает, потому что в экстремальных условиях каждое живое существо склонно сосредотачиваться на проблемах собственной плоти. Впрочем, вскоре силы его иссякли и он замолчал. Каждое слово давалось с трудом, каждое усилие над своим голосом стоило расхода лишней энергии. Мозг, всецело зависимый от тела, ибо сам был частью его, отказывался думать над чем – то иным, кроме потребностей этого тела. Дети пока ведут себя весьма достойно, но только бы осознание усталости не вонзилось в их мысли слишком рано! Ибо всему существует известный предел, а тем более, детской выносливости.
При очередном мелькании пучков света сзади он уже не оборачивался в надежде, что некто сердобольный может остановиться. Надежда куда-то улетучилась.