Страница 34 из 156
Они оба очень нервничали, сдержанно поздоровались, словно встретились в этот день впервые. О его записке и ее отклике на нее не было произнесено ни слова. К ее приходу они отнеслись как к главному событию во всей цепи обстоятельств, которое не следует обсуждать. Софья не могла скрыть смущения, но это смущение только обостряло мучительное очарование ее красоты. На ней была твердая шляпка с приподнятой вуалью — последний крик весенней моды в Пяти Городах; ее лицо порозовело от свежего ветра, глаза сверкали под темной шляпкой, и даже резкие цвета ее викторианского платья — зеленый и малиновый — не могли испортить свежесть этих щечек. Потупившись и нахмурившись, она становилась еще прелестней. Чтобы встретить ее, он спустился по глинистому склону с недостроенного кирпичного моста; обменявшись приветствиями, они застыли на месте — он устремил взгляд на горизонт, а она — на желтую глину, окаймлявшую его башмаки. Встреча оказалась столь же далекой от возвышенных представлений Софьи, сколь далек Манчестер от Венеции.
— Значит, это и есть новая железная дорога! — сказала она.
— Да, — отозвался он. — Это ваша новая железная дорога. Ее лучше видно с моста.
— Но там ужасно грязно, — возразила она, надув губки.
— Немного подальше совсем сухо, — заверил он ее.
С моста им неожиданно открылось зрелище свежевырытого длинного рва, в нем суетливо копошились сотни людей, подобно мухам в широкой ране. Слышался нескончаемый стук кирок, напоминающий приглушенную дробь града, а на некотором расстоянии оттуда крошечный локомотив тащил за собой вереницу крошечных вагончиков.
— Вот они какие, эти землекопы! — пробормотала она.
Слухи об ужасающем поведении землекопов в Пяти Городах дошли даже до нее: они пьют и сквернословят по воскресеньям, их лачуги и домишки — это просто берлоги, пользующиеся самой дурной славой, они — бич богобоязненного и благопристойного округа! Они с Джеральдом Скейлзом смотрели вниз на этих опасных хищников в желтых плисовых штанах и рубашках с распахнутым воротом, обнажавшим волосатую грудь. Они оба, несомненно, думали, как неприятно, что железная дорога не может быть создана без помощи таких отталкивающих и грязных животных. Они наблюдали их с высоты своей изысканной благовоспитанности и сознавали, как сильна притягательность столь же изысканных манер. У землекопов манеры были таковы, что даже смотреть на них она не могла, а Джеральд Скейлз не мог разрешить ей смотреть на них без краски стыда. Зардевшись, они оба отвернулись и начали подниматься по пологому склону. Софья совсем уж не понимала, что с ней происходит. В течение нескольких минут она ощущала такую беспомощность, как будто находилась с ним в воздушном шаре.
— Я рано закончил работу, — сказал он и самодовольно добавил, — по правде говоря, день у меня прошел очень удачно.
Софья несколько успокоилась, узнав, что он не пренебрег своими обязанностями. Кокетничать со странствующим приказчиком, который хорошо справился со своей работой за день, казалось менее шокирующим, чем заигрывать с человеком нерадивым, при сравнении первое выглядело вполне благопристойно.
— Это, должно быть, очень интересно, — сдержанно сказала она.
— Что, мои дела?
— Да. Всегда бывать в новых местах и все такое.
— В известном смысле это так, — рассудительно признал он. — Но должен сказать, что гораздо приятнее побывать в Париже.
— О, вы бывали в Париже?
— Жил там почти два года, — небрежно ответил он, а потом, посмотрев на нее, добавил, — разве вы не заметили, что я никогда не приезжаю сюда надолго?
— Я не знала, что вы были в Париже, — уклонилась она от ответа.
— Я ездил туда, чтобы основать нечто вроде агентства для Биркиншо.
— Вы, наверное, отменно говорите по-французски?
— Конечно, нужно уметь говорить по-французски, — сказал он. — Гувернантка занималась со мной французским еще в детстве — дядя меня заставлял, но в школе я почти все забыл, а в университете вообще ничему не научишься, во всяком случае, очень немногому! И уж никак не французскому.
Она была потрясена. Он оказался гораздо более важной персоной, чем она предполагала. Ей никогда не приходило в голову, что странствующие приказчики должны посещать университет, чтобы завершить свое мудреное образование. Ну, а уж Париж! Париж был для нее не чем иным, как хрупкой, невероятной, недостижимой мечтой. А он там побывал! Он был окутан облаком славы. Он был героем, сверкающим ослепительным блеском. Он явился к ней из другого мира. Он был ниспосланным ей чудом. Чудо было слишком дивным, чтобы в него можно было поверить.
Она — с ее однообразной жизнью в лавке! И он — элегантный, блестящий, то и дело приезжающий из дальних городов! И вот они бок о бок шагают по дороге к холмам Болотного кустарника! Ничего подобного в рассказах мисс Сьюел не найдешь.
— Ваш дядя… — неуверенно начала она.
— Да, мистер Болдеро. Он компаньон в фирме Биркиншо.
— Ах, вот как!
— Вы не слыхали о нем? Он знаменитый уэслианец.
— Да, да, — сказала она. — Когда у нас здесь собирался съезд уэслианцев, он…
— Он всегда очень деятелен на съездах, — заметил Джеральд Скейлз.
— Я не знала, что он связан с фирмой Биркиншо.
— Он, конечно, не работающий компаньон, — объяснил мистер Скейлз, — но он хочет, чтобы я занялся этим делом. Я должен досконально его изучить. Теперь вам будет понятно, почему я служу разъездным агентом.
— Ясно, — сказала она, потрясенная до самой глубины.
— Я сирота, — продолжал Джеральд. — Дядя Болдеро взял меня к себе, когда мне было три года.
— Ясно, — повторила она.
Ее удивляло, что мистер Скейлз уэслианец, как и она. Ей почему-то казалось, что он должен принадлежать англиканской церкви. Но ее представления об уэслианстве, как, впрочем, и о многих других материях, были весьма ограниченными.
— Теперь расскажите о себе, — предложил мистер Скейлз.
— Но мне о себе нечего рассказать! — воскликнула она.
Восклицание было совершенно искренним. Откровения мистера Скейлза не только взволновали, но и обескуражили ее.
— Во всяком случае, вы самая прелестная девушка из всех, кого мне довелось встречать, — сказал мистер Скейлз с подчеркнутой любезностью и воткнул трость в рыхлую землю.
Она покраснела и промолчала.
Они безмолвно продолжали путь, и каждый из них задавал себе вопрос, что может произойти дальше.
Вдруг мистер Скейлз остановился у полуразрушенного низкого кирпичного колодца.
— Думаю, это старая шахта, — сказал он.
— Да, я тоже так думаю.
Он поднял довольно большой камень и подошел к стене.
— Осторожно! — предостерегла она.
— А, ничего, — беспечно ответил он. — Давайте послушаем. Подойдите сюда и послушайте.
Она неохотно подчинилась, а он перебросил камень через грязную разрушенную стену, которая по высоте доходила примерно до его шляпы. Две-три секунды ничего не было слышно. Потом эхо донесло слабый рокот из глубины шахты. А в воображении Софьи возникли страшные призраки шахтеров, обреченных на вечные скитания по подземным переходам далеко, далеко внизу. Шум падающего камня открыл для нее тайные ужасы земли. Один вид стены вызывал у нее безотчетный страх.
— Как странно, — тоже с некоторым испугом в голосе сказал мистер Скейлз, — что шахту оставили в таком виде! Думаю, она очень глубокая.
— Некоторые бывают очень глубокие, — дрожа, произнесла она.
— Хочу заглянуть туда, — сказал он и ухватился рукой за верхний край стены.
— Отойдите! — крикнула она.
— Ничего! — повторил он успокаивающим тоном. — Стена тверда как скала. — Он слегка подпрыгнул и заглянул через край.
Она громко вскрикнула. Мысленным взором она увидела его на глубоком дне шахты искалеченным и тонущим. Казалось, земля разверзлась у нее под ногами. Ее охватила ужасная слабость. Она вновь вскрикнула. Никогда не представляла она себе, что жизнь может превратиться в такое страдание.
Он соскользнул со стены и повернулся к ней.