Случайное добро

Игнат скривился, но всё-таки ответил:

— Тот парень, что приходил ко мне в офис… он был немного не в себе, неадекватен. Такое ощущение, что под заклинанием послушания или под гипнозом. И у него на запястье я заметил небольшую татуировку, которая мне показалась смутно знакомой. Я порылся в книгах и обнаружил, что подобные «знаки отличия», если не сказать клеймо, ставили всем, кто якшался с «Детьми Солнца».

— Неадекватен, говоришь. И татуировка на запястье. Все, чтобы разжечь твое любопытство. А ты, как послушный баран, и заинтересовался. Какой дурак будет татуировку запрещенного культа на видном месте делать? Бред и только.

— Бред или как, но я должен выяснить все до конца. — Игнат был непреклонен.

— Должен, так должен, — пожала плечами Лера, вставая из-за стола. — А я тебе помогу. Итак, что у нас на повестке дня первым пунктом?

Матвей сбежал из дома, когда мать сообщила, что записала его на прием к психиатру. Конечно, сначала он покивал согласно, уверил, что пойдет с радостью и будет сотрудничать. Он все ждал вопроса по поводу самоката, стоящего на самом видном месте, но так и не дождался. Это Матвея удивило, но спросить у матери, почему она не заметила самокат, он не отважился.

Мать вышла из комнаты, а Матвей переоделся в уличную одежду, взял самокат и, обливаясь холодным потом, спустился по лестнице, каждую секунду ожидая услышать голос матери. Но Алевтина Григорьевна готовила ужин, и от сына подлянки не ожидала.

Матвей выскользнул из дома незамеченным и пошел в сторону городских окраин. Ему казалось, что там безопаснее. Крепко сжимая самокат, он шагал по улице. В глазах закипали слезы. Горькая обида душила, хватала за горло и не давала нормально дышать. Мать решила сдать его в психбольницу! Своего родного сына! Она не только не поверила в его миссию, она с ходу поставила диагноз!

Опять навалилось все и сразу, и чтобы не упасть под этим грузом, Матвей остановился передохнуть. Лениво повертев головой по сторонам, он неожиданно увидел в толпе знакомое лицо — Михаил! Недолго думая, Матвей направился к нему, но когда приблизился, Михаила и след простыл.

Ничуть не обескураженный — они это уже недавно проходили — Матвей двинулся дальше. Он был совершенно уверен, что Михаил последует за ним. Почему? Потому что. Сему загадочному персонажу явно от Матвея что-то нужно. Понять бы еще, что. И кто за всем этим сумасшествием стоит? Кто дергает за ниточки?

И самокат оставили. Интересно, какой максимальный вес он выдерживает? И что скажет мама, если Матвей покатается, совсем немножечко? Будет ругаться или посмотрит разочарованно?

— Не переживай, — посоветовал ему Михаил, появляясь справа от Матвея. — Она того не стоит. Она тебя не понимает. Она тормозит твое развитие, не дает нормально жить. Разве ты не видишь? Она — зло, зло!

Матвей дернул плечом, отказываясь идти на контакт. Хватит с него. Он более не будет поддаваться на провокации.

— Я знаю, куда ты идешь, — вдруг заявил Михаил, шагая с Матвеем в ногу. Волшебника это сильно раздражало, но возражать он не стал, ведь это автоматически привело бы к диалогу.

«Он знает, куда я иду, — подумал Матвей. — Очень кстати, потому я не знаю».

— Очень верное решение, полностью поддерживаю. Только там можно спрятаться. Я провожу тебя туда, не возражаешь?

«Конечно, возражаю! И где это — там?» — крикнул Матвей мысленно, но с шага не сбился и головы в сторону Михаила не повернул.

— Друг мой, ты самокат еще не опробовал? Жаль. Я не предупредил, но он твой вес точно выдержит. Так что если ты боишься его сломать — не стоит.

«Заткнись, заткнись!»

— Кстати, еще я забыл упомянуть одну маленькую деталь — этот самокат тебе подарил твой заклятый друг. Или враг, зависит от точки зрения.

«Боги, когда же это закончится? Просто оставь меня в покое! Уйди, сгинь!»

— Александр передавал огромный привет, — продолжал говорить Михаил, и голос его был бархатным, доброжелательным. На Матвея нахлынуло противоестественное ощущение спокойствия, захотелось выговориться. До дна выскрестись. Рассказать о наболевшем, тем самым облегчить душу, признаться в содеянных преступлениях, покаяться и принять наказание. Хоть кому-нибудь, кто пожелал бы выслушать. Единственный раз в жизни. Пусть даже тому, кого он знает пару дней, тому, кого считает преступником и злодеем. Так даже лучше. Не будет чувства неловкости. Когда-нибудь потом Матвей отругает себя за постыдный порыв откровенничать с Михаилом, но прямо сейчас нести это груз в одиночку было слишком тяжело.

— А хочешь, я открою тебе тайну? — не умолкал Михаил. — Ты ведь веришь в искупление, правда? Веришь в то, что добрые поступки перевесят злые? Сотрут с карты жизни все гадости, что ты сотворил? Перекроят нечестивые мысли?

Матвей неопределенно мотнул головой, а Михаил всё вещал:

— Мы сейчас найдем убежище, где тебя никто не побеспокоит. И тогда поговорим.

— Нам не о чем говорить, — не выдержал Матвей. — Меня из-за тебя… ээх, да что теперь! Я предлагаю тебе во всем честно признаться Елене Ивановне. Так будет правильно.

— Матвей, Матвей… какой ты наивный. Правильно-неправильно. Что есть правильно вообще? С точки зрения обывателя и с точки зрения власть имущего? С точки зрения бедняка и богача? Волшебника и человека? Правда, она разная бывает. И каждый приводит свои аргументы, отстаивает свою точку зрения.

— Не морочь мне голову, — отрезал Матвей. — Я не желаю иметь с тобой никаких дел. Убирайся. И скажи спасибо, что не волоку тебя за шкирку в участок.

— Я знаю, что тебя гложет, поверь. Я могу помочь. Я подскажу выход. Принцип равновесия. Решайся!

И с этими словами Михаил испарился. Матвей даже не удивился — на фоне последних событий спонтанные появления и исчезновения таинственного злодея было такой мелочью. Он просто шел всё дальше и дальше, пинал попадавшиеся по дороге камни, чего не позволял себе раньше, смотрел под ноги, шёл и шёл и пришел-таки. К заброшенному дому на окраине города. К убежищу. Интересно, про него ли говорил Михаил?

Не то чтобы Матвей по дороге занимался исследованиями городских окраин и трущоб, просто дом попался ему на глаза и сразу привлёк его внимание. Дряхлый деревянный домик с выбитыми стеклами, остатки входной двери косо свисают с единственной петли, внутри — грязь и запустение. Чистюля Матвей пришел в восторг.

Стараниями заботливых местных жителей забор был уложен на землю и частично растащен для своих нужд, так что проникнуть внутрь проблем не составило.

Воняло в доме жутко. Трухлявыми досками, гнилым тряпьём, плесенью, протухшей едой, отходами жизнедеятельности живых существ. Воняло так, что прежний Матвей выскочил бы наружу быстрее пули. Но это прежний. Вежливый, забитый, не готовый к испытаниям. Новый же Матвей просто поморщился, обошёл дыру в полу и уселся на шаткий скелет табурета. Самокат пристроил рядом. И стал ждать. Чего? Чего-нибудь. Если закон равновесия вселенной работает, то что-нибудь обязательно должно случиться уже в ближайшие пять минут. Тридцать лет болотного существования прямо-таки взывали к установлению баланса.

Матвей оказался прав. Почти сразу следом появился Михаил.

— Не ожидал, что здесь так мило, — оглядевшись, сказал он. — Может, чайку с баранками?

— Нет, спасибо. Вы о чем-то хотели поговорить? Кто вы?

— Матвей, ты утомительно однообразен. Кто я, что я — не важно. Важно, что я помогу тебе.

— Мне уже помогли один раз. Хватит, — сказал Матвей, вспомнив темноту в голове. Это воспоминание потянуло за собой разом ожившие призраки прошлого — убийство уборщицы, чувство вины и выгрызающую внутренности совесть. Матвея передернуло.

— Я хочу побыть один, — буркнул он.

— Лицемер, — улыбнулся Михаил. — Мы оба знаем, чего на самом деле ты хочешь. И я дам тебе прощение, успокоение. Это в моих силах.

Успокоение!.. Не было ничего в мире заманчивее. Не было ничего в мире желаннее. И ничего недостижимее.