Страница 8 из 12
Увы, предательство знати в феврале 1917 года привело к распаду российского исторического пространства и длительной череде больших и малых революций, гражданских войн, переворотов, бунтов, элементарной бытовой поножовщины. Но когда российская государственность в полувоенном френче красной диктатуры расправилась с внутренними врагами и окрепла, с неизбежностью встал вопрос о возвращении исконно русских земель, потерянных в годы второй русской смуты.
Необходимость возвращения Прибалтики в русское политическое пространство диктовалось и военной необходимостью. Ещё в середине 1930-х годов во время военных манёвров на западных границах и сталинцы, и антисталинская оппозиция в военной среде пришли к пониманию невозможности победоносно воевать на западном направлении без учёта фактора Прибалтики. Вопрос был только в определении лучшего сценария:
1) оккупировать образовавшиеся там сепаратистские фашистские государственные образования не дожидаясь захвата их территорий III Рейхом или Польшей;
2) оккупировать их, наоборот, после захвата этих стран немцами или поляками в процессе боевых действий против агрессоров.
На использовании нами бельгийского сценария (когда ещё Вильгельмовская Германия в начале I Мировой войны нарушила нейтралитет Бельгии для нападения на Францию) настаивал, в частности М. Н. Тухачевский. Понятно, что И. В. Сталин, а значит и К. Е. Ворошилов не могли согласиться с подобного рода авантюрой, превращавшей СССР в страну агрессора. Некоторые исследователи, в частности такой глубокий и вдумчивый специалист, как С. Т. Минаков, полагают, что именно вопрос о Прибалтике стал спусковым механизмом, приведшим к жёсткому конфликту в руководстве РККА, следствием которого сделались массовые репрессии в армии.
Нападение Гитлера на Польшу упростило для СССР решение балтийской проблемы. Если раньше верхи всех трёх квазигосударственных образований в Прибалтике были настроены однозначно против России, то теперь к некоторым прибалтийским политикам стали возвращаться историческая память и здравый смысл. Происходит разворот в сторону России, в прибалтийских широтах появляются условно-прорусские партии. Если уж в элите наметились подобные тенденции, то тем более симпатии к СССР были сильны в народах Литвы, Латвии и Эстонии. Многие простые литовцы, латыши и эстонцы в годы революции поддерживали большевиков, участвовали на их стороне в гражданской войне. Только вмешательство интервентов привело к жестокому подавлению в Прибалтике советской власти. И теперь многие рабочие, крестьяне, представители интеллигенции трёх прибалтийских народов ждали реванша, ждали возвращения Красной Армии. Лавинообразно росло влияние местных коммунистов. Об этом сейчас не пишут прибалтийские горе-историки-националисты, не пишут порой, увы, и российские историки-демотолеранты, но эти факты на своих Скрижалях зафиксировала сама История.
Гитлер не хуже Сталина понимал геостратегическую значимость Русской Балтии. Именно отсюда ещё в годы Семилетней войны 1756–1763 годов пришли победоносные русские полки Елизаветы Петровны, сперва взявшие Кёнигсберг (древнюю крепость родственных славянам балтов-пруссов Твангсте), а затем и Берлин. Но связанный войной на Западе фюрер ничем не мог помочь своим лито-эсто-латышским клонам.
В тот же день, когда СССР и Германия подписали договор о дружбе и границах, 28 сентября 1939 года первыми из прибалтов эстонцы подписали с Москвой договор о взаимопомощи. По нему СССР получал права арендовать земли на островах Сааремаа и Хиумаа и создать там базы для Балтийского флота. Помимо этого, Советский Союз получил право аренды некоторых военных аэродромов, а также право разместить в Эстонии свои сухопутные войска. Следующий шаг сделала Латвия. С ней аналогичный договор был заключён 5 октября. Наконец, настала очередь Литвы. Она подписала договор с Москвой 10 октября. Литве сближение с СССР принесло «нечаянную радость»: Москва, щедрой рукой, передала своим новым союзникам древнюю столицу Русско-литовского княжества город Вильно, который у литовцев в 1920 году захватили поляки. Возвращение литовцам колыбели их древней, мало уступающей польской, государственности – поступок, безусловно, справедливый.
Факты свидетельствуют, что первоначально Советский Союз не собирался экспортировать в Прибалтику ни революцию, ни советский режим. Прибалтика была бедным, неразвитым экономическим захолустьем. Ценность для СССР представляло только её важное в военном отношении положение. Если безопасность границ России можно было бы обеспечить без лишения внутренней независимости прибалтийских государств, то никто посягать на неё не стал бы. Даже рост просоветских настроений в Литве, Латвии и Эстонии не заставил бы Сталина идти на риск и возвращать отпавшие окраины в состав империи. Так он действовал, например, в отношении Тувы (которая перед самой революцией успела стать частью России под названием Урянхайского края) и Монголии (которая была включена в российское историческое пространство ещё белым бароном Унгерном). И Тува, и Монголия, фактически были двумя советскими республиками, даже монеты чеканили по советскому образцу, но политически сохраняли независимость.
Ситуация для нашей страны решительно меняется в конце 1939 года. В основе происходивших тогда перемен лежало два фактора. Первый был связан с позицией по отношению к СССР Финляндии, другой – с развитием боевых действий в Западной Европе. Поначалу своё негативное воздействие на положение СССР в Балтийском регионе начал оказывать финский фактор. Как известно, после февральской революции княжество Финляндское окончательно взяло курс на скорейшее создание независимой республики. Бессилие Временного правительства, распад имперского пространства играли на руку финским националистам.
Воспользовавшись слабостью большевиков, в начале 1918 года бело-белофинны потопили в крови финскую рабочую революцию и полностью отмежевались от России. С этого времени независимая Финляндия превращается в источник постоянной головной боли для нашей странны. Это обуславливалось великодержавными поползновениями финских националистов. Они мечтали не только откусить от СССР советскую Карелию, но и объединить под своим началом все земли с родственным финно-угорским населением. Руководство Финляндии экстремистов не поддерживало и ограничивало свои аппетиты разработкой военных планов… Лишь захватом Карелии…
Постоянные военные провокации на советско-финской границе в 20 и 30-е годы XX века, угроза Ленинграду во многом стали результатом «ошибок», допущенных царизмом ещё за сто лет до революции. Связано это с историей вхождения финнов в Российскую империю. Произошло это в период наполеоновских войн. В 1808 году Россия по просьбе Наполеона (с котором тогда у нас был очередной «брак по расчёту») объявила войну Швеции, дружившей с Англией и не желавшей присоединяться к Континентальной блокаде. Русская армия, во главе которой стоял замечательный генерал Барклай-де-Толли, заслуги которого перед нашей страной до сих пор не оценены по достоинству, разгромила силы шведов. В 1809 году Швеция признала своё поражение. Результатом очередной победы русского оружия стал Фридрихсгамский мир, по которому Россия получила от шведов Финляндию.
Страдавший либерализмом и европофильством Александр I решил даровать ей Конституцию и автономию. Таким образом финны, всегда жившие под властью своих соседний, вдруг, неожиданно для самих себя, обрели национальную государственность. Поглядывая на лишённую этих благ Россию, финская элита стала расценивать этот шаг самодержавия как признание исключительности лучшего народа империи. Эти настроения подогревались поощряемой Петербургом правовой дискриминацией русского населения в Финляндии.
Александр I этим не ограничился. По необъяснимым с точки зрения государственной логики причинам, в 1811 году он преподнёс финнам щедрый подарок. Он передал в состав Княжества Финляндского стратегически очень важный участок русской территории, обагрённой кровью наших солдат в петровскую эпоху – Выборгскую губернию, закреплённую за Россией по условиям Ништадтского мира.