Служители тайной веры

Пан Сурожский представил князя Семена придворным дамам и кавалерам, чьих трудных имен князь не запомнил. Дамы улыбались Семену, не отвечая на его приветствия, но принц торопился и не дал князю как следует познакомиться с остальными придворными.

Резким, капризным голосом его высочество потребовал поскорее ехать. Кортеж тронулся, и вскоре маленький двор замка Горваль переполнился до отказа.

Огромный обеденный стол был накрыт на пятьдесят персон. Почетная стража из десяти воинов Семена стояла с алебардами вдоль стен, остальные несли караул у покоев, занимаемых принцем и наиболее видными придворными. Этого требовал парадный церемониал.

Князь Семен обратил внимание, что дворяне и вельможи, сопровождающие принца, отличаются мрачными и угрюмыми лицами. Они почти не разговаривали между собой и, по-видимому, испытывали огромный трепет перед принцем, потому что ни на минуту не спускали с него глаз, следя за каждым его движением. Принц тоже говорил мало, лишь изредка обращаясь на своем языке к своему шуту — ярко разодетому карлику в шапке с бубенцами, и посмеивался, когда тот что-то шептал ему на ухо с ужимками и гримасами.

Князь Семен очень боялся, чтобы не случилось какого конфуза, и не был уверен в том, как следует себя вести. Впервые приходилось ему принимать у себя особу королевской крови, но он тешил себя мыслью, что теперь такие случаи будут представляться гораздо чаще, и видел хорошее предзнаменование в том, что визит его высочества принца богемского совпал с днем, когда князь остался единственным представителем мужской ветви рода Вельских. Не отходившие от князя ни на шаг Осташ и Степан чем-то вызвали насмешливую улыбку принца, — он негромко произнес несколько слов своему шуту, тот что-то шепнул ему в ответ, и принц расхохотался. Придворные тоже заулыбались. Пан Сурожский не пожелал перевести Семену, в чем дело, но князь Семен и так догадался. Он шепнул Осташу и Степану, чтобы те не ходили за ним по пятам как тени и встали где-нибудь в сторонке, пока он не призовет их жестом.

Наконец подали еду, и князь Семен облегченно вздохнул, рассчитывая, что вино разрядит натянутую обстановку.

Принц поморщился и что-то брезгливо сказал пану Сурожскому.

Тот немедленно перевел Семену:

— Его высочество жалуется, что тряска в карете совершенно лишила его аппетита. Поэтому, прежде чем приступать к обеду, его высочество хотел бы побеседовать с князем в надежде, что тем временем появится аппетит.

Князь Семен удивился богемским обычаям, но не подал виду и вежливо предложил:

— Пусть его высочество отведает глоток старого вина из горвальских погребов. Я ручаюсь, что оно понравится его высочеству.

Пан Сурожский перевел, но принц снова поморщился и раздраженно произнес целую тираду.

— Князь, — сказал Сурожский, выслушав принца, — у них в Богемии не пьют вина перед едой. Ох, до чего же он мне надоел, этот чертов принц с его богемскими замашками, — неожиданно заявил Сурожский, продолжая изысканно улыбаться князю.

Лицо Семена вытянулось.

— Не бойся, — благодушно заверил представитель Сейма. — Никто из них ни черта не понимает по-русски. Но я скажу тебе заранее, чего он хочет. В каждом замке, где мы останавливаемся, он хочет одного и того же. Он, видишь ли, привык развлекаться перед обедом турнирами. Сейчас он начнет спрашивать, нет ли у тебя опытных воинов, которые могли бы сразиться перед ним до первой крови. Вид крови вызывает у него аппетит... Но ты не соглашайся.

Семен не успел ответить, как принц обратился к нему с вопросом, сопровождавшимся любезной улыбкой.

Пан Сурожский выслушал и сказал:

— Ну вот! Что я тебе говорил?! Так и есть — он спрашивает о воинах.

— Скажи ему, что мои лучшие люди находятся в отъезде, а двое дворян, которых он здесь видит, должны завтра ехать ко двору с важным представительством и я не могу рисковать их жизнями. Бой же простых воинов не доставит ему удовольствия...

— Молодец! — обрадовался Сурожский. — Правильно! — И тут же вежливо, но не без нотки злорадства, перевел принцу ответ князя.

Принц нахмурился и капризно топнул под столом ногой. Потом осмотрел стены и опять что-то сказал.

Сурожский перевел:

— Он говорит, что твой замок напоминает его собственный в Богемии, только тот в три раза больше. Когда в этом замке у него пропадает аппетит и под рукой нет никого, кто бы мог сразиться, он велит привести из подземелья своих узников. Он говорит, что созерцание закованных в цепи голодных людей тоже иногда возвращает ему желание перекусить.

— О! — обрадовался Семен. — Такое удовольствие я могу доставить его высочеству. У меня как раз есть несколько разбойников, которые напали в лесу на моих людей, и я могу показать их.

Принц, выслушав Сурожского, заметно оживился. Придворные тоже зашевелились и стали перешептываться.

Семен сладко улыбнулся принцу и величественным жестом подозвал Осташа.

— Пусть приведут узников, — сказал он и многозначительно добавил: — Непременно в оковах!

— Татарина тоже вести? — взволнованным шепотом спросил Осташ.

— Давай и татарина! — махнул рукой Семен.

Когда Осташ вышел, Сурожский сказал:

— Два дня назад, когда мы приближались к этим местам, на нас напали какие-то лесные разбойники. К счастью, узнав, что принц — гость короля, они извинились и никого не тронули, но в первую минуту я бросился на защиту его высочества и получил рану, — Сурожский указал на свою перевязанную руку. — Принц спрашивает, не тех ли разбойников ты захватил?

— Вполне возможно! — решительно ответил Семен. — Даже наверняка!

Принц удовлетворенно закивал головой и снова задал вопрос.

— Что ты собираешься с ними делать? — перевел Сурожский.

Князь Семен улыбнулся.

— Спроси у принца, что он делает с разбойниками, которые попадают в его руки?

Услышав перевод, принц пришел в восторг, воскликнул «О-о!» и красноречиво сделал жест, недвусмысленно означавший петлю, затянутую на шее.

— Во-во! — закивал головой Семен.

Принц совсем развеселился, шут и придворные тоже, а князь Семен не мог надивиться странности богемских нравов, в особенности по части способов возбуждения аппетита.

За дверями послышался лязг цепей.

В большой зал вошел Осташ, за ним двое стражников и наконец четверо закованных узников.

Их вид привел принца в лихорадочное возбуждение. Он с громким радостным возгласом вскочил со своего места и бросился к ним, чтобы рассмотреть поближе.

Осташ шепнул что-то на ухо князю Семену.

— Ваше высочество, — обратился князь к принцу, — эти разбойники никуда не убегут, а пока позвольте показать вам уникальнейшую диковинку, которую сделали для моего развлечения талантливые мастера. Прошу ваше высочество взглянуть в окно!

Принц и его свита повернули головы.

— Видите ли вы, ваше высочество, флюгера в виде петушков на башенках? — любезно спросил Семен.

Сурожский перевел ответ:

— Принц говорит, что на башнях его замка — точно такие же, и он не находит в них ничего диковинного.

— О! — воскликнул князь Семен. — А у меня они особенные. Смотрите внимательно, вот сейчас, через несколько секунд... ровно в полдень...

Все застыли в молчании, глядя на мерно покачивающийся от ветра флюгер-петушок.

Вдруг этот петушок застыл неподвижно, его шея вытянулась вверх, клюв раскрылся, и все услышали громкое металлическое кукареканье, которому вторили три других с соседних, невидимых в окно шпилей.

Князь Семен Вельский поднял руку с указательным пальцем, направленным к небу.

— Вот! — восхищенно сказал он и констатировал: — Полдень!

— Вася, — завороженно прошептал Филипп, — вот она — железная птица, которая пропела над нашими головами!

— Полдень? — переспросил пан Сурожский и обратился к принцу и всей его свите с непонятными для князя Вельского словами: — Вы слышали? Уже полдень! Чего стоите? Пора начинать!

И тогда произошло нечто, совершенно поразившее князя.

Возникла суета, хаотическое, непонятное перемещение людей в зале, и никто не успел опомниться, как люди из свиты принца бросились на стоящих вдоль стен стражников, мгновенно обезоруживая их, так же как Степана, Осташа и двух сторожей, которые привели узников.