Страница 2 из 4
Много нравственных уродов сиживало на потёртых диванчиках – как после них сюда не брезгуют сесть приличные люди? Многое, из белого превращённого в чёрное, из чёрного – в белое – перевидали стены этой студии. И как за удушение новорождённого родителям-убийцам сулили благоустроенную квартиру, и как обещали не лишать родительских прав алкашей – мать и отца сгоревших малышей. Как прямо в зале организовывали сбор денег для бедненьких трансвеститов на перемену пола. Как сюсюкали и кудахтали над здоровенным детиной, избившим учителя до сотрясения мозга: «Ах, бедненький ребёнок, ах его права!»
Пока же зрители наблюдали, как от передачи к передаче менялась Саша. На первой встрече – красотка, каких поискать. И на последней передаче – она же: уронив повинную голову, затравленная, похудевшая, совершенно павшая духом, с заострившимся носиком – что называется, сошла с лица, с огромными страдающими глазами. Вот примерно так расчётливо и холодно можно вырывать из груди чужое сердце и с тупым любопытством рассматривать, как оно, живое, бьётся.
Происхождение человека связывают с обезьяной, собакой, свиньёй. Да не слушайте вы никого: поведение человеческой толпы ближе всего – к куриному. Затешись в куриный коллектив непохожая или ослабшая особь – ко-ко-ко, деловито делая вид, что исключительно заняты мирным поиском зёрнышек – курицы, походя, заживо ощиплют и заклюют жертву до смерти.
Я не Галина Белозуб, которая и не в такой ситуации спокойно, объективно, профессионально разложит всё по полочкам и протянет палочку-выручалочку. И всё же попробую, как сумею, ободрить и дать Саше сумбурные, на эмоциях, советы: что бы я делала на её месте.
Приехала бы домой и крепко-прекрепко обняла счастье своё, чудо своё, дар судьбы – своих славных близнецов. Хотя нет – прежде бегом в ванную смыть, отодрать с себя столичную телевизионную въедливую, липкую шоу-грязь.
Во-вторых, как это ни трудно, уехала бы прочь из посёлка. Вам здесь не дадут жить и, пожалуй, в меру сил, по-соседски, по доброте сердечной, подгадят и вашим малышам. Бегите от «подруг», которые, хихикая, делают ставки на вас – на живого человека, на прелестную молодую женщину и примерную мать – как на лошадь, – оценивая в бутылку шампанского.
Вам и вашей двоюродной сестрёнке никогда не простят вашей красоты и изящества. Отставьте доброжелательниц в их террариуме – пускай себе варятся в собственном яде.
То-то и тянули к такой красоте со всех сторон мохнатые загребущие лапы местные мужики. Хотя какие мужики? Бегающие глазёнки, голоса, от перевозбуждения похабно дающие петуха. Гадко ухмыляются, аж засалились. Подражая бывалым уркам, сплёвывают, кидают вслед смачные словца…
Бр-р, и вот с этим вы не брезговали ложиться в одну постель, вот этим дарили своё точёное тело – единственный изумлённый упрёк вам, который я себе позволю?!
«Женщина, не имевшая в жизни любовника – не состоялась как женщина». Эти слова принадлежат классику современной литературы Виктории Токаревой. Боюсь – о, ужас! – она имела в виду и замужних женщин.
Токарева для вас не авторитет? Тогда вот вам ещё известное лукавое изречение. Не ручаюсь за точность: «Часто целомудрие, которыми кичатся женщины, напоминает шкатулку с сокровищами. Сокровища эти остались нетронутыми лишь потому, что не нашлось желающих ими овладеть».
Кто громче всех всегда кричал: «Позор»? Кто злорадно объявлял ведьмами и посылал на инквизиторские костры миниатюрных красоток, на которых заглядывались чужие мужья? Соседки с коренастыми фигурами 90х90х90. Вам ничего не напоминает жгучее желание современных местных дам перевязать красивым женщинам маточные трубы?
Героиня новеллы Кармен, с точки зрения «невостребованных шкатулок» – слабая на передок развратница, шлюха, каких свет не видал, проститутка, скачущая по постелям. Но вот темпераментной, страстной Кармен посвящены оперы и балет, её боготворят мужчины. Впрочем, Кармен – не Саша из провинции – не далась бы на съедение аудитории и быстро бы всех отбрила.
Я не защищаю порок. Я защищаю женскую красоту. Красавицам всегда труднее, чем дурнушкам (горе тем, через кого в мир входит соблазн).
Напрасно, Саша, вы поехали на это шоу. Но вы не пошли бы на тестирование, искренно, стопроцентно не будучи уверенной в результате… Боюсь, если организовать во всём мире тотальную проверку мужей на отцовство – последует такой страшный переполох, такой поднимется неслыханный бум семейных драм и трагедий, разоблачений, инфарктов, разводов, а то и смертоубийств, такая начнётся путаница и неразбериха в мировом масштабе – не приведи Господи. Давайте уж не открывать этот ящик Пандоры.
На этом я отпускаю кнопку «пауза» и возвращаюсь к прерванной истории.
…Итак, моя Алёнка на самый-самый случай явно не тянула. Деревенская девчонка, закончила педучилище. Отбарабанила в какой-то дыре три года по распределению. Родители поднатужились и купили дочке халупу на окраине города. Первым делом она пошла в гороно насчёт работы. Работы не было: все школы плотно укомплектованы. Заглянула в милицию – нужно было забрать паспорт с отметкой о прописке.
И тут ей неслыханно повезло. Начальник отдела задержал взгляд на Алёнке: «Учительница? О, значит грамотная. Пойдёшь работать в нашу систему?» Подмигнул: «Соглашайся. Замуж выскочишь. А так глухо: у нас здесь второе Иваново – город одиноких учительниц».
Однажды сотрудник подвёл к её столу парня.
– Алёна Батьковна, замуж хочешь? Хороший человек! Понравилась ты ему: познакомь да познакомь.
Потом она подтрунит над своим возлюбленным: «А что, слабо было одному подойти? Друга для поддержки штанов с собой прихватил?» – «Считай, это был мой сват, – ответил он. – Ты поняла, насколько для меня это всё серьёзно?»
Первые поцелуи, первые объятия в закоулках вечерних пустынных милицейских коридоров. Алёнка пугливо отскакивала, при звуках чужих шагов… Кто-нибудь из инспекторов насмешливо оглядывал их: «Воркуете, голубки?» Он ждал её со службы, провожал до дома. А однажды остался до утра… Алёнка по телефону намекнула маме, что у неё появился парень: скоро быть свадьбе.
А потом… Потом она подслушала, как в соседнем кабинете её возлюбленный, окружённый людьми в погонах, рассказывает со смаком, в подробностях, как Ленка ему отдаётся в постели. С какими восклицаниями, в каких позах: и так, и эдак – ах, чертовка! Люди в погонах одобрительно ржали.
Алёнка почувствовала, что умерла. С помертвелым лицом она прихватила пузырёк с химическими чернилами, вошла в ржущий кружок и вылила «жениху» на голову полный пузырёк. Потом вернулась и мёртвой рукой написала заявление об увольнении.
Прошёл год. Пришла новая весна, и Алёнка робко ожила. Она к тому времени устроилась делопроизводительницей в автопарке. Некий водитель Лёша через кумушек-друзей из милиции узнал, как «чертовка Ленка» хороша в постели, и не стал давать ей прохода. Как запищало его ущёмлённое мужское самолюбие, когда Алёнка в резкой форме дала ему от ворот поворот!
– Ну, погоди, шлюшка, попомнишь у меня, – злобно пообещал Лёша. – Менту давала, а я, значит, рылом не вышел?
Алёнка не придала значения его словам. До тех пор пока молодые водители, один за другим, не зачастили к ней с непристойными предложениями. «Ты чо, как не родная? Лёха говорит, ты из таких. За гаражами, говорит, с тобой перепихоном вовсю занимается».
Как рыдала за своим столом Алёнка! Вошла пожилая бухгалтерша. Выслушала икающую, бьющуюся в рыданиях, кричащую, что не хочет жить, девушку. Умыла её зарёванную мордаху, напоила чаем, расчесала и переплела растрепавшиеся косёнки. Алёнка по-детски уткнулась в мягкие тёплые колени бухгалтерши, и она баюкала её как маленькую.
– Я им у директора устрою разбор полётов, с записью в трудовую книжку. Они у меня лбищами-то перепихнутся. Про «не хочу жить» чтобы больше не заикалась. Всё у тебя будет в жизни хорошо и чисто, вот увидишь. И дом будет, и детки, и муж настоящий. А это ж не мужики, это… – она добавила грубое, обидное слово. – Пока одни мужики об этом болтают, другие это делают.