Страница 23 из 33
— Встречного ждут, — догадался Михась.
Вовка обратил внимание на маленькую будку стрелочника, которая стояла за поворотом. Из нее вышел человек с фонарем, поставил его на землю и передвинул стрелку. И вдруг у Вовки родилась дерзкая мысль: «А что, если стрелку поставить на старое место? Тогда встречный поезд врежется в состав!»
Когда ребята подобрались к будке, было уже почти темно.
— Я пойду, — вызвался Михась. — Думаете, не смогу передвинуть рычаг?
— Подожди, — остановил его Вовка. — А если стрелочник увидит, тогда что?
— Давайте запрем его в будке, — предложил Санька.
— У него телефон есть. Позвонит, позовет на помощь.
— А мы провода оборвем.
— Ха! Попробуй! — усмехнулся Михась. — Тут сразу услышат.
Вовка приказал Михасю подобраться к будке и заглянуть в окошко, разведать, что там делается.
Михась ящерицей пополз по картофельному полю. Вовка и Санька сняли автоматы. На разъезде было спокойно, монотонно попыхивал паровоз. Два огненных глаза освещали путь.
— Там один дед, — доложил шепотом Михась, возвратившийся из разведки. — Он сидит на койке и из котелка щи хлебает. Рядом на столике телефон и такая кожаная штука, в которой флажки.
Выслушав донесения разведчика, Вовка тут же принял решение: надо напасть на будку, взять деда в плен, а когда покажется встречный поезд, передвинуть стрелку.
— А если дед не сдастся, как тогда? — спросил Санька.
— Что ты, мы же с автоматами, сдастся, — ответил Вовка тоном, не терпящим возражений, и поднял автомат. — Передвинем стрелку — и ходу.
Пожилой усатый железнодорожник сидел на койке в расстегнутой поношенной форменной тужурке. В руках он держал большую кость и с наслаждением обсасывал ее. Рядом на табуретке, на куске газеты стоял котелок с ложкой и лежал недоеденный кусок хлеба.
Увидев незнакомых мальчишек, стрелочник нахмурился.
— А ну, марш отсюда, шалопаи!.. — Он хотел еще что-то сказать, но осекся, глаза его округлились, кость выпала.
— Ни с места! — как можно солиднее и строже приказал Вовка, поднимая автомат. — Руки вверх!
— Вы… вы што, ребятки? Решили напугать меня, да? — стрелочник заискивающе улыбнулся.
— Ни с места! — сказал Вовка, видя, что он опускает руки. — Убьем.
— Пуль у нас много, — добавил Санька, щелкая затвором. — Мы партизаны.
У старика дрогнули усы, он отшатнулся, торопливо поднимая костлявые длинные руки.
— Партизаны… — прошептал он. — Не трогайте, я русский… Насильно заставили работать… Не хотел, ей–ей, не хотел. Пришли с винтовками… Говорят: или иди работать или становись к стенке… Вот как оно было… Подневольный я… Разве сам пошел бы?
— Когда встречный поезд прибудет? — спросил Вовка.
— Через семь минут, — поспешно ответил стрелочник и добавил: — Эшелон воинский, пройдет без остановки. Ему «зеленая улица» открыта до самого фронта.
— Никак не получается, — сказал Михась, входя в будку. — Стрелка тяжелая, не подыму один.
У железнодорожника затряслись руки.
— Вы… что делаете?.. Я отвечаю…
— А ну выходи, — приказал Вовка. — Передвигай стрелку.
— Попробуй только пискни, — пригрозил Санька.
Железнодорожник вышел. Дрожащими пальцами он сунул ключ, открыл замок, потом, ухватившись двумя руками, передвинул рычаг с квадратным чугунным грузом.
— Теперь что надо, — сказал Михась.
— Запри на ключ, — приказал Вовка стрелочнику.
Тот, косясь на автоматы, щелкнул замком.
— Давай сюда ключ. — Вовка протянул руку.
Железнодорожник отдал ключи и упал на колени.
— Помилуйте! Меня же они… И семью… Не губите… пожалейте старика, — умолял он дрожащим голосом. — Никто же не поверит… Скажут, сам все… Хоть свяжите меня… Свяжите для оправдания.
Санька нахмурился, стараясь скрыть жалость. Михась вздохнул. Вовка, пряча ключ в карман, произнес сочувственно:
— Мы бы связали, но у нас веревки нет.
— Есть веревка, — поспешно сказал стрелочник, — под койкой лежит.
Михась, не дожидаясь приказания, метнулся в будку и вынес моток веревки.
— Ложись, — приказал он железнодорожнику. — Руки за спину.
— Ребятки, — взмолился он. — Вы уж лучше в будке меня свяжите.
— Как хочешь. — Вовка пожал плечами. — Нам все одно.
Стрелочника повели к будке. Его связывали Михась и Санька, а Вовка стоял с автоматом. А чтоб старик не звал на помощь, сунули ему в рот фуражку.
— Глаза надо бы еще завязать, — предложил Михась.
Санька схватил сумку стрелочника, вытряхнул из нее все и натянул на голову.
— Поезд идет! — Михась первый услышал шум приближающегося эшелона. — Бежим!
— Погоди. — Вовка оторвал кусок картона со стены и написал углем: «Заминировано! Восыком». Картонку прикрепил на дверях будки.
Эшелон мчался на полной скорости, сверкая фарами, оповещая о своем приближении гудком.
Вовка, Санька и Михась, не оглядываясь, что есть духу помчались по картофельному полю.
До леса оставалось уже несколько шагов, когда раздался страшный грохот, треск, вспыхнуло огромное пламя, озарившее вершины сосен.
Спустя некоторое время на разъезде послышалась стрельба.
— Ха! — весело произнес Михась. — Попали пальцем в небо.
— Не останавливаться, — оборвал его Вовка, — не шуметь.
Санька тянул на веревке Стелку, но та не спешила. Ей, видимо, не очень хотелось брести по ночному лесу. Михась сорвал ветку и изредка хлестал корову, подгоняя ее.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
в которой появляется Тинка
Ночью пошел дождь. Сразу похолодало. Капли уныло, монотонно стучали по листьям.
— Всю ночь будет лить, — сказал Санька, оглядывая небо, — вишь, как затянуло тучами.
— Обложной дождь. — Михась натянул куртку на голову. — Хорошо бы в копну зарыться.
— А как ее найдешь в такой черноте? — Вовка застегнул мокрую рубаху на пуговицы. — На ощупь, что ли?
Легкая одежда ребят стала сырой и холодной. К тому же они потеряли дорогу, шли, натыкаясь на кусты, сквозь мокрые заросли, которые от легкого прикосновения обдавали потоками воды. Корова стала упираться, упрямо мотала головой и жалобно мычала.
Вовка нес автоматы и ведро. Рубаха и штаны прилипли к телу, в ботинках хлюпала вода. Хотелось есть, пить и спать. Все очень устали. Но надо было как можно дальше уйти от разъезда: не оставалось сомнений, что фашисты утром же начнут прочесывать лес.
Скоро мальчишки совсем выбились из сил. Как выяснилось, они забрели на какой–то полуостров: куда бы ни свернули, всюду натыкались на воду.
— Придется до утра тут мокнуть, — устало произнес Санька и сел, вытирая лицо мокрым рукавом. — Не идти же обратно. Да и сил нет.
Вовка, подумав, позвал Михася посмотреть, куда они попали. Михась пошел влево, а Вовка, оставив автоматы Саньке, направился в противоположную сторону. Но не успел он выбраться из кустов, как донесся радостный крик Михася:
— Копна! Нашел сено!
Вовка вернулся.
Мальчишки были рады и этой маленькой, тощей копешке. Они забились под сено, чуть ли не подняв его на своих плечах. Сухое прошлогоднее сено лезло в рот и нос. Прижавшись друг к другу, ребята старались согреться. Все так же монотонно шумел дождь. Где–то неподалеку в лесной чаще противно и страшно захохотал филин: «Хо–хо–хо!»
От его крика становилось жутко. Мальчишки вслушивались в шорохи, вздрагивая от непонятных звуков.
Вовка проснулся от духоты. Солнечные лучи пробивались сквозь тонкий слой сена. В них, как в мутной воде, плавали паутинки и пыль.
— Подъем! — Вовка растолкал Саньку и Михася.
Потягиваясь и позевывая, ребята вылезли вслед за Вовкой из–под копны и огляделись. Солнце уже стояло высоко. Вымытые дождем деревья и трава весело, празднично сверкали.
Небольшой луг, на который они набрели ночью, с двух сторон омывала небольшая речушка. Берега ее густо заросли кустарником. А шагах в двадцати от жалкой копны, в которой они провели ночь, дрожа от холода и сырости, возвышалась большая скирда сена. И как только ее не заметили ночью? Санька и Михась ловко взобрались на нее по тонкой жерди, что стояла рядом.