Страница 6 из 16
"Ему было меньше двенадцати лет, когда…"
Ему было меньше двенадцати лет, когдапионерию наградили – какой-то там юбилей —орденом Ленина. Началась чехарда.Линейки. Поездка в Москву. Очередь в Мавзолей.Осик ждал, когда всем пионерам раздадут ордена.Не дождавшись, рыдал в углу неделю подряд.Его не волновали коммунизм, страна, целина,все, что он читал – каталог советских наград.Через год он знал, что орден Ленина – "дед"стоит рублей пятьсот. Драгметаллы, эмаль."Звездочка" в той же цене. Список подвигов и победизмерялся бумажками. Было немного жаль.Нет, не денег – иллюзий. Покупка, обмен, обман.Он терся среди барыг. И втерся в круг через год.Ему не мешали ни возраст, ни полупустой карман.И если он делал ход, то это был верный ход.В семидесятые годы, ощущая сродствототалитарных режимов, он собирал подряд"советы", "китай" и "наци". В собранье егобыло до пятисот разнообразных наград.В миру он был врач-кардиолог. В кабинете стоял манекенв кителе, сшитом из враждующих половин:слева – звезды, справа – кресты. Вдоль белых стенкрасовались стенды. Здесь он отдыхал один.Я там появился однажды по просьбе его отцачерез год после того, как сына хватил удар.Остаточные явления. Выраженье его лицаменя поразило. Казалось, он был безнадежно стар.Отец смотрелся моложе. Он стоял в стороне,следя за ходом осмотра. Зная все наперед.Три еврея. И ценный военный плакат на стене:"Радуйся, фюрер! С тобой немецкий народ!""Храм называется ступа. В храме, что в ступе пест…"
Храм называется ступа. В храме, что в ступе пест,огромный каменный Будда один, как перст.На площади несколько каменных черепахпирамидою друг на дружке. Чуть левее – скала.Под скалою звенит ручей – прозрачней стекла.До вечера здесь сидит достопочтенный Пак.Вечером Пак идет в горы, в пещеру, во мрак.В этой пещере живет золотой дракон.Найдешь чешуйку дракона – получишь жену. Тактут добывают жен. Закон суров, но – закон.Пак заходит в пещеру. Дракон, встречая его,превращается в деву с копною черных волос,наспех заколотых шпильками. На девушке – ничего,кроме халата в узорах из красных цветов и ос,вышитых серебром. Тогда ощущает Пак:все его существо, опустившись в пах,вздымается, выгибаясь, как головы черепах.Но это бывает вечером. А по утрамесли заглянешь в ступу (так называется храм),там двое – каменный Будда и достопочтенный Пак."Все о том же, о том же, как написала Линор…"
Все о том же, о том же, как написала ЛинорГоралик, а ты – напомнила, с этих пормысли ходят по кругу,как угрюмые зэки во дворике вечной тюрьмы.Время длится в молчании. Мывсе сказали другим, сами себе и друг другу.Все о том же, прибавлю – все то же, все так же. Вчератоже было не легче. Теперь ни чертав двух шагах не увидишь.Собирать образа, чемоданы, котомки, вязать узелки,слушать, как гробовые полкираспевают казацкий хорал или песню на идиш.Все о том же, все так же, все те же, за вычетом той,заокеанской, чужой оболочки пустой,цвета школьного мела.И душе остается, прикинувшись малышом,осторожно ползти нагишомпо упругим буграм бесконечного женского тела.Все о том же, все так же, все тот же прокуренный мир,заношенный, жалкий, затертый до дыр,часть пространства, в которомв проводах золотая пчела высоковольтно гудит.Из небес треугольник глядитнемигающим, пристальным, царственным взором."В день Благовещенья, не выходя из дома…"
В день Благовещенья, не выходя из дома,разве в лавку, в квартале, за запрещенной снедью,пачкой "Мальборо", смесью валерианы и брома,мимо фасада, прикрытого крупной сетьюв ожидании сноса или ремонта. Куполближайшего храма в этот день кажется вышена полголовы. Дождик с рассвета капал,но подустал и притих. Кот с выраженьем морды "не вашедело", вихляя задом, свернул за угол.Засиженный голубями бюст в полукруглой нишесмотрит пустыми глазами, которыми прежде плакал.Незримая мама дает указания Маше,моющей раму, поскольку Маша мыла раму в проеме,а мама любила Машу, как никто в этом мире и доме.Машу тоже звали Марией. Как ту, перед которойангел с цветущей ветвью стоял, возглашая:"Радуйся, благодатная! Бог с тобою! До скоройвстречи!" Сухая акация. Шумная стаяграет и метит асфальт известковым пометом.Ангел стучится к Деве. Она вопрошает: "Кто там?"Ей отвечает церковный хор и звон с колоколен,и смеется Младенец: "Разве ты меня не узнала?Ну и что, что я еще не родился, уж я-то воленродиться, когда захочу, Отцу сопрестолен.Се – стою и стучу, как карандашик внутри пенала!""Как одиноко город сидит…"
Как одиноко город сидит,сгорбившись, подобно вдове,с платком на старушечьей голове!Ее владенья разорены,юные дочери осквернены,был сын, но и он убит.За острой иглою – белая нить,саван – прочное полотно,пусть покроет родную землю оно,прислонилась к горячему камню щека,ни плакальщика, ни могильщика,землю некому похоронить.Иеремия, ты слышишь, яплачу с тобой вдвоем,так рыдают высохший водоеми проломленная городская стена,моя столица осталась однапо ту сторону бытия.А по эту сторону – два раба,яма, петля и страх,недвижный воздух, дорожный прах,на котором две цепочки следовда десяток идущих по следу врагов,а следом плетется арба.Бугристые, длинные спины волов,крик погонщика: "Шевелись!"И хочешь – кляни, а не хочешь – молись,все равно ни то, ни это не в счет,и равнодушно вечность течетповерх склоненных голов.